– Видишь? – сказала она. – Приказ о всемерном содействии за подписью командующего всей Антильской миссией. Не хочешь ли ты, чтобы я что-нибудь сделала для тебя? Ладно, так и быть. Я не стану докладывать генералу Араки о том, что фармацевт вспомогательного судна приторговывает препаратами, принадлежащими Министерству, в обмен на сексуальные услуги. Как тебе это?
– Ладно, ладно, – сказал фармацевт, и Накада неохотно убрала ногу.
Он потер затылок.
– Что такого, я просто спросил.
– Восемьдесят гран, – сказала Накада.
Он отпер ящик с опиумными препаратами, и она добавила:
– Я подумала: лучше сто.
Днем вид у вспомогательного судна был заброшенный и печальный: мебель перевернута, постеры на стенах перекошены, в опустевших коридорах валялись смятые сигаретные пачки, использованные презервативы, пустые банки из-под рисовой водки и антильского маисового пива. Накада сидела на корме, разглядывала гребное колесо, исключительно декоративное, и курила сладковатую ароматизированную малайскую сигарку из пачки, которую она ночью выиграла в маджонг у эпидемиолога с Окинавы.
Речной берег здесь порос густой зеленью – не темной, глубокой до черноты зеленью калимантанских джунглей, не ясной, воздушной, однообразной, как в бамбуковых зарослях, а пестрой, шести-семи разных оттенков, пятнистой от теней зеленью здешних лесов. Всего лишь за одну выкуренную сигарку Накада успела заметить несколько птиц трех разных пород, каких она раньше не видела, и услышать множество незнакомых птичьих голосов.
Хаяши спала на палубе, на жестком ворсе синтетического покрытия, в белой нижней футболке, подложив под голову свернутую форменную куртку и сунув под щеку ладони.
Накада проследила взглядом, как на голую руку опустился комар – чуть выше пятна, оставшегося после прививки. Накада дохнула на него струйкой пряного дыма, и комар улетел.
На лесенке появился Шираока.
– Нам бы лучше двигаться, доктор, – сказал он.
Медсестра шевельнулась во сне и плотнее свернулась клубком. Накада снова выдохнула дым.
– Что за спешка, – сказала она и кивнула в сторону медсестры. – Пусть дети отдохнут.
Шираока посмотрел на нее, и лицо у него при этом стало бесстрастное и непроницаемое.
– У нас задание, – сказал он.
Он повернулся к Хаяши, наклонился над ней и потряс за колено.
– Хая-сан, – позвал он.
Она не отозвалась, и тогда он выпрямился и гаркнул:
– Медсестра третьего класса Майко Хаяши! Равнение на середину!
В то же мгновение девушка вскочила и стала по стойке смирно.
– Есть! – рявкнула она в ответ и только тут, как показалось Накаде, окончательно проснулась.
– Медсестра Хаяши, почему не в надлежащем виде?! – продолжал Шираока. – Чтобы через пять минут были на палубе по полной форме! Ясно?
– Есть! – Хаяши наклонилась, подняла куртку и спустилась по трапу.
Шираока бросил взгляд на Накаду и спустился следом. Накада со вздохом поднялась, загасила окурок о борт. Посмотрела, как его уносит вода, и поплелась за Хаяши и Шираокой.
– Доктор, можно? – долетело до Накады сквозь золотистую дымку.
Солнечный свет пробивался сюда и через желтый пластик катера. Накада лежала в трюме, в операционной, на чистом, хоть и в старых пятнах, столе, который она застелила простыней, собравшись немного поспать после чашки спирта с разведенными в нем тремя гранами чистого опиума, отобранного у паршивца-фармацевта. Этот момент она помнила ясно, но чтобы вспомнить все остальное, в том числе кто она и где, потребовалось сделать усилие.
– Ну да, – сказала она.
– Вы, наверное, захотите посмотреть на это сами, – сказала Хаяши.
Накада открыла глаза. Села, потянулась за стерильной салфеткой, разорвала зубами пакет и протерла лицо и руки. От выходившего сквозь поры алкоголя ей вдруг стало зябко.
Чувствовала она себя отлично.
Муж и сын считают меня никудышной матерью. Пока я жила дома, я думала, что моя беда в том, что я привыкла быть необходимой. В Министерстве это называют «синдромом сукуидаорё», что означает «саморазрушение под предлогом помощи другим». Саморазрушением можно сделать все – еду, питье, карты. Существуют программы помощи. По-моему, я сама все понимаю. И, как большинство таких же, как я, не вижу в этом проблемы. Говоря по правде, программы там, не программы, сукуидаорё или нет, но и Министерство не хочет это лечить. До тех пор пока ты полезен, им наплевать. Моя проблема оказалась в другом.
Из записной книжки лейтенанта медицинского корпуса Чие Накады
– Мне это не нравится, – сказала Хаяши, поднявшись на палубу.
Река в этом месте была очень широкой, берега терялись в зарослях тростника, тянувшихся, казалось, до горизонта. Утром катер миновал ряд каменных свай – остатки какого-то древнего моста, похожие на руины доисламской Европы. Теперь впереди появился еще один, новее, из бетона и стали, почти не разрушенный. Но Хаяши смотрела не на него, а на тела – черные, свисавшие с ограждений тела. Их были десятки, и даже издалека заметно, что это люди всех возрастов, младенцы, взрослые, старики, одни – повешенные за шею, другие – за ногу. Вперемежку с людьми висели животные: собаки, свиньи и один то ли кот, то ли кролик. Вокруг вились птицы, и между ними виднелись то кости, то разодранная одежда, то ярко-голубое небо.
Когда катер входил под мост, Накада, вывернув шею, разглядывала останки, висевшие над ними меньше чем в десяти метрах.
– Давно висят, – сказала она.
– А те? – спросил Ишино.
Ишино смотрел не вверх, а вперед, туда, где стоял железнодорожный мост и где взвилась в воздух туча птиц, потревоженных шумом мотора.
– А те недавно, – сказала Накада.
Когда они приблизились, вверх смотрела одна Накада. Остальные старались не дышать.
– Там дым? – спросила Хаяши.
За железнодорожным мостом появился остров, низкий, широкий, с песчаными берегами и густым сосняком. Над ним висел серый дым.
Шираока направил катер вдоль острова, и глазам открылся желто-бурый полукруг береговой полосы, несколько старых, посеревших от времени деревянных одноэтажных зданий и тускло-зеленые металлические бока лодки, похожей на черепаший панцирь, высотой немногим меньше этих домов и в три раза длиннее. Столб черного дыма поднимался откуда-то из-за деревни, из глубины острова.
– Десантный катер, – сказал Шираока. – Андалусцы.
– Их здесь быть не должно, – сказала Хаяши. – Здесь еще зона.
– Сам знаю, – мрачно сказал Шираока.
Он повернул руль, и катер направился к берегу.
– Что ты делаешь? – спросила Накада.
– Иду к берегу, – сказал Шираока.
– Нет, – сказала Накада.
– Тут зона, доктор, – сказал Шираока. – Мы несем ответственность за все, что здесь происходит.
– Доложи по рации, – сказала Накада. – Флот будет здесь через два часа.
– Эти тела на мостах – как думаете, доктор, сколько времени ушло на то, чтобы всех их там вздернуть?
– Мы должны идти дальше.
– Мы должны спасать людей, – сказал Шираока.
– Вы же сами сказали, сержант, у нас задание, – напомнила Накада. – Приказываю вернуться на курс. Моя миссия важнее.
– Это мой катер, лейтенант, – сказал Шираока. – До тех пор, пока мы не добрались до места, вы здесь пассажир.
Шираока оглянулся на свою команду.
– Хаяши, средства первой помощи! – скомандовал он. – Ишино, носилки!
Потом снова перевел взгляд на приборную доску и включил двигатели на полную мощность.
Они вытащили катер на берег метрах в двадцати или тридцати от железного бока десантника. Там на верхней турели сидел андалусский солдат, свесив в люк ногу. Он поприветствовал их, когда Шираока вырубил двигатели, но сержант в ответ лишь рявкнул что-то на иберийском арабском и больше не обращал на солдата внимания.
Отвернувшись от Накады так же демонстративно, как от солдата, он подхватил индивидуальную аптечку и спрыгнул на песок. Его команда полезла через борт: Ишино – нервно косясь на солдата, Хаяши – тревожно оглядываясь на Накаду.
