Вагон был как будто специально выбран воплотить в себе закат индустриальной революции. Выглядел он так, словно за свою жизнь проехал не меньше миллиона миль, пережил несколько крушений и наконец достиг пункта назначения. Все в нем было погнуто и покорежено — ни одной прямой линии. Выцветшие, облезлые надписи на стенах почти неразличимы из-за ржавчины. Вагон был до самого верха наполнен углем, и вокруг валялись куски угля.
Подойдя ближе, под благословенную сень навеса, Саския обнаружила на столе ряд стеклянных колпаков вроде того, что демонстрировал им Т. Р. вчера за ужином. Каждый стоял на деревянной подставке. Из-под каждого сиял золотой кубик, который Саския могла бы принять за полпачки масла, если бы за последние два дня не видела столько серы — и не слышала столько разговоров о ней.
— Прошу, ваше величество; хотите забрать подарок? Я прикажу упаковать его для поездки и доставить в ваши апартаменты.
— Вы очень добры, — ответила Саския.
Подойдя вплотную, она прочла надпись, выгравированную на латунной табличке, привинченной к деревянной подставке:
ТЕХАССКОЕ ЗОЛОТО
ЭТОТ ОБЪЕМ ЧИСТОЙ СЕРЫ
нейтрализует действие глобального потепления, вызванного
ОДНИМ ВАГОНОМ ЧИСТОГО УГЛЯ.
Каждый снаряд, запущенный в Пина2бо, содержит в 20 тысяч раз больше серы.
— Какова пропаганда! — послышалось рядом.
Обернувшись, Саския увидела у себя за спиной Корнелию. В тоне ее слышалось нечто среднее между презрением и восхищением. Корнелия признала себя побежденной и отказалась от любых попыток выглядеть элегантно в пользу геокостюма. Однако благодаря этому лицо ее смотрелось куда лучше, чем, должно быть, у самой Саскии. (Сейчас Саския использовала Лицо Номер Ноль, с каким обычно купалась или работала в саду.)
— У него талант к броским фразам, — заметила Саския. — Представляю себе, как он это декламирует на «Ютубе»! «Техасское золото»!
— Появится с этим на «Ютубе» — мигом сменит ковбойский костюм на оранжевую робу.
— Хм… понятия не имею, как все это оформлено юридически. А вы?
— Я тоже.
— Но вряд ли есть специальный закон против тех, кто запускает снаряды в небеса, а потом дает им упасть на собственную территорию.
— В Техасе? Нет, здесь таких законов быть не может, — усмехнулась Корнелия. — Хотя федералы и попытаются его привлечь за нарушение правил эксплуатации воздушного пространства — или что-нибудь такое.
— Нарушение — это когда делаешь что-то запрещенное. А он сегодня получил разрешение.
— Значит, ему перестанут выдавать разрешения.
— Тогда он обратится через их головы в Конгресс. К президенту. И… выложит всю историю на «Ютуб».
— А как насчет вас, ваше величество? — спросила Корнелия. — Как вы собираетесь решать вопрос с законом? Или это и есть… как там выразился лорд-мэр… слон посреди комнаты?
— Сейчас я вижу в комнате одного-единственного слона: невыносимую жару, — вздохнула Саския. — Пойду лучше к себе.
> Т. Р. сказал кое-что, напомнившее мне о вас.
>???
> Подъемная сила превышает сопротивление. Простите. Шутка, понятная только мне. Может быть, и несмешная.
Текст, высветившийся в телефоне Руфуса, был с неизвестного номера с кодом страны, какого он никогда не видывал. Сообщение пришло, когда он устроился за столом в фудкорте посреди модульного дома, что здешний народ называл Центральным, и принялся разворачивать буррито.
> Кто это?
> Извините. Саския. Улетаю завтра утром. Хотела поговорить с вами перед отъездом.
> Через полчаса, ладно? Схожу в душ.
> Конечно, а я пока приму ванну!
Руфус проглотил буррито несколько быстрее, чем изначально планировал, затем нашел в Центральном мужскую раздевалку с душевой. Все здесь напоминало ему армию. И не случайно: сами модульные дома и вся их обстановка — армейские, их не удосужились даже перекрасить. В таких сборных домах селятся военные на дальних рубежах, где-нибудь в Афганистане. Хотя, сказать по совести, даже эта страна по большей части куда гостеприимнее Западного Техаса. Никаких финтифлюшек, ничего лишнего, но все нормально — по крайней мере, по стандартам новобранцев, у себя дома ничего не евших слаще морковки. Руфус оттрубил свои двадцать лет, вышел в отставку и по армии не скучал. Но в этой «центральной» полуказарме посреди долины с чудным названием Пина2бо сразу почувствовал себя как дома. Он выудил из автомата зубную щетку и миниатюрный тюбик пасты, нашел себе душевую стойку, вымылся, намылившись жидким мылом из диспенсера на стене, — все по армейским стандартам. Потом надел чистую футболку с эмблемой ранчо — S с крылышками. Смены нижнего белья у него не было, так что армейские штаны со множеством карманов натянул на голое тело. Сунул ноги в шлепанцы, грязные трусы скатал в комок и пошел к поезду — медленно, стараясь не ускорять шаг, внимательно глядя под ноги в поисках змей или колючих растений. Заглянул в выделенное ему купе в вагоне «амтрак», оставил там грязное белье и направился в шикарный старинный вагон, где обычно тусовались королева и ее свита. Однако на этот раз нидерландцев было совсем не видно — не считая Амелии в дальнем конце вагона. По позе было понятно, что она на дежурстве, и Руфус не стал ее отвлекать.
> Куда мне идти?
> Прямо ко мне в купе.
Автоматически, по привычке Руфус спросил себя, каковы шансы, что при выполнении этого указания его пристрелят. Кто здесь может начать стрелять? Скорее всего, Амелия. Но за последние несколько дней они с Руфусом неплохо узнали друг друга: ездили в одних машинах, обедали и ужинали вместе, пока большие шишки занимались своими делами. Пожалуй, он бы ею заинтересовался, не годись он ей в отцы. Нет, вряд ли она выхватит свой «зигзауэр» и уложит его на месте. И все же указание было странное, и Руфус опасался, что Амелию это поставит в неловкое положение. Так что он двинулся по проходу к ней. Она бесстрастно смотрела на него сквозь темные очки, скорее всего, со встроенным ДР-дисплеем [566]. Широкоплечая, широкостная, нос ломала наверняка не раз. И все же выглядит на пять с плюсом.
— Ее величество меня пригласила…
— Знаю, Рэд.
— Понял. — Он повернулся и пошел назад.
— Спасибо, что предупредил.
— Да без проблем, Амелия.
— Тебе идет футболка.
— Считаешь, цвет подходящий?
— Ну, это не совсем наш нидерландский оранжевый…
— Знаю. Этот оранжевый чуть подзагорел на техасском солнце.
Бросив взгляд через плечо, Руфус заметил, что Амелия едва заметно улыбается.
Он постучал в дверь купе.
— Входите! — послышался голос Саскии.
Она действительно только что вышла из ванны. Ясно по влажному, жаркому, душистому воздуху, с которым ничего не может поделать современная система кондиционирования, невесть как втиснутая в этот древний вагон. Саския в терракотовом халате обмахивалась полотенцем, стараясь разогнать этот жаркий туман.
— Я оставлю дверь открытой.
— Не надо, — ответила она.
— Пусть проветрится.
— Не стоит, сойдет и так.
На самом деле Руфус не хотел закрывать дверь по иной причине — чтобы у людей не создалось ложное впечатление. Но она, похоже, о такой возможности и не задумывалась. Разумеется: о таких вещах заботится этот Виллем, ее помощник. Но сейчас Виллема нет поблизости, так что Руфусу придется взять его работу на себя…
Тут Саския прервала его раздумья: прошла мимо него, слегка задев в тесноте купе, и сама закрыла дверь. А потом заперла.
— Нет покоя от людей, желающих посмотреть на королеву, — объяснила она. — Видно, нечасто здесь появляются царственные особы!
— А сколько здесь еще этих, как вы говорите, царственных особ?
— Нисколько. Я одна. Но понимаю, почему вы решили, что нас много.
Здесь, в Техасе, со своим беглым английским она походила на обычную американку, состоятельную городскую даму. Таких легко встретить в каком-нибудь фешенебельном торговом центре, где они с подругами завтракают после занятий пилатесом. Однако, в отличие от многих таких дам, она не задается. Он помнил, как она резала сельдерей.
