Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
Наверное, мне все-таки везло в жизни – меня никогда явным образом не лишали свободы. Меня не бросали в темницу (до встречи с Хруфром), не ссылали на Соловки, не приковывали цепями к столбу, не пеленали в смирительную рубашку. А если и связывали, то разве что в детстве, во время наших упоительных каждодневных игр в войну, как пленного партизана или советского разведчика, или, напротив, как фрица-завоевателя или американского шпиона. Да, пожалуй, было и еще кое-что – в один из черных периодов моего существования, а, скорее, не-существования, в те еще времена, когда я, заблуждаясь, думал, что можно скрасить реальность с помощью алкоголя. Бродил по пыльным улицам, по каким-то кривым нехоженым переулкам, где даже трава не росла и серый асфальт напоминал такыры в пустыне, и меня заносило в чебуречные, кафе, закусочные, рюмочные, распивочные и прочие места забвения – эти островки мрачного искусственного веселья в море безнадежности. И я действительно забылся, я выпал из пространства и времени у какого-то очередного столика, увидев очередное солнце, выплывающее из-под содержимого очередного стакана – солнце на донышке с зеркальными символами «ц 7 к». Очнулся я в вытрезвителе, но вскоре был отпущен после составления соответствующего протокола.
Это – о несвободе физической. Другая несвобода меня тоже особенно не тяготила, потому что мысли мои принадлежали только мне, и я распоряжался ими по своему усмотрению, лепя из них миры на свой вкус, а потом складывая вылепленное в ящики письменного стола в твердой уверенности, что все, созданное мной, воплощается где-то, пусть даже вне нашей привычной системы координат. Была еще несвобода собственная, вколоченная в меня воспитанием и обучением, вросшая цепкими корнями в мое существо и опутавшая паутиной мою душу, – но с годами я находил в себе силы медленно, но целенаправленно рвать эту паутину и сжигать ее; она поддавалась с трудом, с кровью выкорчевывал я ее из души, она была вездесуща, но все-таки рвалась и, извиваясь, сгорала в огне.
Совсем недавно (или бесконечно давно?) я был прикован к стене в мире, где властвовал Хруфр, но тогда у меня было замечательное оружие, был врученный мне чудесный пистолет.
И вот теперь я был связан, беспомощен и не имел никакой возможности что-либо изменить. простая частица, которая не в состоянии повлиять на окружающее. Судьба прежних лазутчиков, пытавшихся проникнуть в Тола-Уо, была мне неизвестна, но вряд ли имелся повод для мажорных мыслей. Хотя оставалась надежда – ведь мы видели Олдана, живого и на вид невредимого Олдана, сумевшего выжить… Вот только какой ценой?
Сопровождаемые конвоем, мы с Донге прошли через зал храма Уо – конечной цели нашего путешествия (неужели он окажется и последним пунктом?) – и человек, идущий впереди, открыл дверь, спрятанную в стене между статуями. За дверью оказался коридор, потолок его был выложен светящимися камнями, и я смог разглядеть тех, кто взял нас в плен.
Их было шестеро, все они были высокими, на голову выше Донге и на полголовы выше меня, широкоплечими и, по-моему, довольно молодыми, хотя аккуратно подстриженные короткие бородки делали их старше. В их одежде не было ничего экзотического: обыкновенные темные свитера под горло, на манер тех, что во времена моей молодости почему-то называли «водолазками», узкие брюки, заправленные в невысокие сапоги. Длинные волосы и бородки придавали конвоирам вид группы рок-музыкантов. Я невесело подумал о том, что встреча с этими «рок-музыкантами» действительно может оказаться роковой для меня и Донге. Впрочем, их лица не выражали никакой угрозы или кровожадности, лица были самыми обыкновенными, но я понимал, что решать нашу судьбу будут не эти простые исполнители, а люди, находящиеся на вершине городского управления. Какой-нибудь совет или комитет. Или триумвират. Только бы не «тройка»… Совет хранителей – так, кажется, это называлось в рассказе беджа.
Коридор сделал несколько поворотов, уходя все дальше в глубины храма. Оглянувшись, я увидел Донге – она шла между двух сопровождающих, держа руки за спиной, тоже, наверняка, связанная, и на лице ее не было страха, хотя особой радости я тоже не заметил. Бородач, замыкающий наше шествие, нес ее суму и подобранный у входной двери плащ. Донге ободряюще кивнула мне и сказала:
– Все в порядке, Легис. Наши уже закладывают заряды.
Ничего, кроме усмешек, это заявление у конвоиров не вызвало. Они были уверены в неуязвимости Тола-Уо. И все-таки я подыграл девушке, слабо надеясь на что-то – вероятно, способность не терять надежду в самых безнадежных ситуациях заложена в природе человеческой.
– Планы не меняются, – внушительно сказал я. – Если и суждено взлететь, так вместе с городом.
– Люблю весельчаков, – бесцветным голосом произнес человек, идущий первым, и, не оборачиваясь, вполне миролюбиво добавил: – Потерпите немного, сейчас придем – и наговоритесь досыта.
В его голосе тоже не было никакой угрозы; он знал, что мы влипли всерьез, никуда не денемся и поэтому можно и не угрожать.
Интересно, чем же заслужил прощение Олдан? Стал работать на оборону города? Выклянчил помилование? А смогу ли я умолять о помиловании? Донге не сможет, это ясно. А я?.. Жаль, что мне ничего не известно о способах казни лазутчиков, проникающих в Тола-Уо. Вешают ли их или варят в кипятке? Сжигают на костре или отрубают голову? Морят голодом или сбрасывают в пропасть… Лично меня не устраивала перспектива быть сваренным в кипятке. Впрочем, никакой другой вид казни меня тоже не устраивал.
Невеселые мои размышления прервались у двери, которой кончался коридор. Возглавляющий нашу колонну бородач распахнул ее и сделал приглашающий жест. Мы с Донге вошли, и вслед за нами вошли сопровождающие, и расположились за нашими спинами. Каков-то он, здешний следователь?
Помещение, в котором мы оказались, было просторным и светлым. Напротив нас, в дальней стене, находились два распахнутых настежь окна, выходящих на поросшую цветами площадь. Уже наступил рассвет, и дома, окружающие площадь, были хорошо видны; они казались сказочными со своими облицованными светлым мрамором стенами и красными крышами. На каменном полу лежал роскошный ковер. Стены комнаты, вернее, не комнаты даже, а круглого зала, тоже украшали ковры. Вдоль стен стояли низкие удобные диваны, а перед ними – черные мраморные столики с цветочными вазами. Справа от меня располагался большой камин, окруженный креслами, а чуть сбоку от камина растопырил массивные лапы заваленный бумагами и книгами стол размером с бильярдный. В кресле за столом сидел седеющий человек с бледным морщинистым лицом, одетый в свободный искристый желто-зеленый халат. Человек внимательно смотрел на нас, и я понял, что это и есть следователь. По особо важным делам.
