Старый грубый крест (сборник) - Биссон Терри

Парамедик проигнорировал его и опустил маску.

— В противном случае, — сказал капеллан, положив руку на пухлое плечо Бада, — ты мог бы висеть там несколько дней.

— Не пора ли приступить к делу, ребята, — мрачно сказала мать Бада. Она была единственной, кто шёл один. Репортёр из «Tattler» сказалась больной и уехала.

— Повернись, Бад, — сказал охранник.

Бад обернулся. Охранник отступил в сторону.

Доктор распылил пену на спину и плечи Бада. В первую долю секунды ему не было больно. Затем бумага промокла насквозь и начала дымиться.

Затем Бад закричал.

— Это законно? — спросил продюсер начальника тюрьмы.

— Что-что? — Крики Бада затрудняли восприятие.

Продюсер повторил свой вопрос. Начальник тюрьмы пожал плечами и кивнул в сторону профессора. — Спросите его. Он отвечает с этого момента до фактического МОД, или Момента окончания действия, — сказал он.

— Это законно? — спросил продюсер.

— Что-что?

Продюсер повторил свой вопрос.

— Посмотрите в своей Библии, — сказал профессор с загадочным видом.

— Существует пороговое требование религиозной подлинности, — сказала адвокат. — Иначе ничего этого не было бы.

— Означает ли это, что клиент был крещён? — спросил продюсер. Бад перестал кричать, он катался по полу, что трудно сделать в наручниках, пытаясь восстановить дыхание.

— Конечно, — сказал капеллан, который переместился в конец очереди.

— Конечно, — сказала мать Бада.

— Вы не можете делать это здесь, — сказал начальник тюрьмы из первого ряда.

— Что делать? — в один голос спросили капеллан и мать Бада.

— Вы двое. Это.

Они держались за руки.

— У нас пропал звук, — сказал дядя маленькой девочки, наблюдавший за происходящим из Зала защиты прав жертв по телевидению. Именно он нашёл её, отыскав её маленькую куклу на илистом берегу Камберлэнда.

Бад Уайт перестал кричать. Он катался по полу коридора, пытаясь восстановить дыхание.

— Это неправильно, — сказала бабушка маленькой девочки. Её звали Гекуба. Маленькую девочку назвали в честь её бабушки, которой это имя не нравилось, её бабушка всегда думала, что она, в конце концов, смирится, как часто бывает с детьми с необычными или библейскими именами. Но, увы, этому не суждено было сбыться.

— У нас пропал звук, — сказал дядя маленькой девочки. — Где охранник?

— Такого во сне не было, — простонал Бад. Он бился, как рыба, на холодном бетонном полу.

Доктор и надзиратель помогли ему встать на колени. Затем они передали его четырём добровольцам-заключенным в резиновых перчатках, протащившим его через дверь на тюремный двор.

Остальная часть группы последовала за ним.

— А где крест? — спросила мать Бада.

Одинокая стальная колонна стояла на вершине небольшого холма из щебня.

Плотник показал ей крестовину, которая лежала на земле у подножия холма:

— Мы соберём его по ходу дела, — сказал он

— Уже почти десять, — сказал надзиратель. — Пора приступать.

Капеллан не хотел забивать гвозди.

— Я — духовное лицо, — сказал он, — а разве государство не должно кого-то прислать?

— Они пришлют, — сказал начальник тюрьмы, но её не будет здесь до одиннадцати, обычно она просто ставит капельницу.

— Если повезёт, мы могли бы закончить к этому времени, — сказал плотник.

— Будем надеяться, что нет, — пробормотал себе под нос профессор.

— Бад готов, — сказала мать Бада. — Зачем тянуть? Мой мальчик жаждет попасть на Небеса, не так ли, Бад?

Бад качал головой и стонал. Добровольцы-заключенные помогали ему снять то, что осталось от комбинезона.

— А это что такое? — поинтересовался продюсер.

— Набедренная повязка, — ответил профессор.

— Она тоже бумажная, — сказал начальник тюрьмы.

— По-моему, это больше похоже на подгузник, — сказала мать Бада.

— Вот, — сказал плотник, протягивая доктору строительный пистолет. — Просто нажмите на курок. Но подойдите поближе, вы же не хотите, чтобы гвоздь вылетел и попал в кого-нибудь. В смысле, в кого-нибудь ещё.

— Свою лепту я уже внёс, — сказал доктор, передавая гвоздодёр профессору. — Я здесь, чтобы наблюдать.

— Я тоже, — сказал профессор, передавая его капеллану.

— Возможно, это должен сделать самый близкий человек, — предложил капеллан. Он передал строительный пистолет матери Бада.

— Ни за что, — сказала мать Бада. — Он и так достаточно зол на меня.

Бад дрожал, хотя октябрь в Теннесси редко бывает очень холодным.

— Я ни на кого не держу зла, — сказал он.

Тем не менее, мать Бада передала строительный пистолет начальнику тюрьмы, который вернул его плотнику.

— Я буду у тебя в долгу, Билли Джо, — сказал он.

Бад начал всхлипывать, когда охранник и доктор уложили его на спину поверх металлической перекладины.

— Сделайте погромче, — попросил дядя маленькой девочки, который наблюдал за происходящим из Зала защиты прав жертв.

— Не надо, — сказала бабушка маленькой девочки.

Охранник всё равно усилил звук. Он был единственным, кому разрешалось прикасаться к 44-дюймовому Самсунгу — это была государственная собственность

— Он плачет, потому что металл холодный, а спина у него в ссадинах, — сказал доктор. — От бичевания.

— Звук, словно растворяется стиральный порошок, — сказал дядя. — Выглядит как подгузник.

— Всё это как-то неправильно, — сказала бабушка.

— Не в ладони, — сказал профессор. — Это распространённое заблуждение. В запястья. Целься в маленькое отверстие.

— В какое маленькое отверстие?

— Вон в ту маленькую впадинку.

Бад отвёл взгляд. Он попытался посмотреть в потолок, затем увидел звёзды и понял, что находится снаружи, увидев звёзды впервые за шесть лет. Они выглядели такими же холодными, как и всегда. — Я не помню, чтобы во сне было такое, — сказал он.

— Вот поэтому я здесь, — сказал профессор. — Убедиться, что всё будет аутентично.

— Будет больно, но и должно быть больно, — сказал капеллан. — Попробуй смириться с этим, Бад; постарайся не…

БАМ!

Капеллан не успел договорить, как тело Бада почти комично изогнулось, когда он попытался дотянуться до запястья, которое только что прибили гвоздями к левой разделочной доске. Но четверо добровольцев удержали его правую руку на месте.

— Отвернись, — сказал плотник, обращаясь к Баду.

БАМ!

— Пора поднять его, — сказал профессор начальнику тюрьмы, который кивнул в сторону четырёх заключенных-добровольцев.

Мэтью и Марк подняли поперечину над головой и вставили в прорезь в стойке, с которой свисал Бад Уайт, а Джон и Джоб подтащили ноги Бада, всё ещё скованные вместе, к кипарисовому блоку у основания стойки.

Бад снова закричал. — Я бы не назвал его крикуном, — сказал начальник тюрьмы. — Такое было в Библии? Я имею в виду, крики?

— Откуда мне знать, — ответил профессор, он устал от начальника тюрьмы и его высокомерного отношения.

— Положите одну на другую, — сказал плотник, когда ноги Бада прижали к нижнему блоку.

БАМ!

Прибитый в трёх местах, Бад приподнялся, сделал вдох и снова закричал.

— Почему он улыбается? — спросила мать Бада.

— Вероятно, это просто рефлекс, — ответил капеллан, кладя руку ей на плечо.

— Я не имею в виду Бада, — сказала мать Бада, — я имею в виду профессора.

— Жаль, что они не сделали звук ещё громче, — сказал дядя маленькой девочки.

— Может уже хватит, — проговорила её бабушка.

Она схватила своего младшего сына за руку и вытащила его из Зала защиты прав жертв, протиснувшись мимо продюсера, как раз открывавшего дверь.

— Что с ними? — спросил продюсер охранника. В руках он держал тарелку с бутербродами с сыром пименто. Он надеялся сделать несколько снимков семьи.