Блудные братья - Филенко Евгений Иванович

Если бы какими-то неимоверными уговорами, посулами и потоками сидра удалось понудить Отца Тука распрямиться во весь рост, напялить на него грубую хламиду, фартук и высокие, уделанные грязью сапоги, да выстричь неровными участками грязно-белую шерсть на рыле, не меняя присущего ему выражения мрачной угрозы, сходство показалось бы невероятным.

Старый эхайн распахнул клыкастую пасть. Казалось, вот-вот он присядет и ударит себя волосатыми лапами в выпяченную грудь…

– Шьесс! – загрохотал он. – Юхлабш андозг 'хэйд буэвуд юшэум-мене! Шхамихс!

– Что он говорит? – прошептала Озма.

– Не понимаю ни единого слова, – стыдливо признался Кратов.

– Шхамихс, – повторил старик, обращаясь к коленопреклоненному эхайну. – Ууброцх… драд-дхэйам!

– Он выругался, – вполголоса прокомментировал Кратов.

Первый эхайн выжидательно обратил чумазое лицо к Озме, словно прося разрешения удалиться. Поразительно, но женщина его поняла.

– Да, конечно же, идите! – словно очнувшись, произнесла она.

Чумазый неловко поднялся и задом попятился к выходу. Старый эхайн перевел взгляд на незваных гостей. Выглядел он устрашающе. Но эмо-фон его говорил совсем иное.

– Что вам здесь нужно, пречистые яннарр и янтайрн? – прорычал эхайн.

– Мы лишь искали пристанища на ночь, – с достоинством, но не без гонора, произнес Кратов. – Наш транспорт по пути в Гверн был уничтожен мятежниками.

– Вы двигались в Гверн? – подняв желтую лохматую бровь, неопределенно переспросил старик.

– Да, на аудиенцию к гекхайану, – теряясь в догадках, не следовало бы утаить правду, сказал Кратов. Эхайн не то закряхтел, не закашлялся.

– Загон для скота не лучшее место для ночлега, – проговорил он наконец. – Но, полагаю, у вас не было выбора. И если вас не испугали мои к'биозапгумы и этот грязный дурень Шьесс, который вдобавок еще и ни бельмеса не понимает на эххэге… – Он вперил тускло-желтые глазки в Озму. – Отчего молчит ваша спутница?

– Она не знает вашего языка, – объяснил Кратов. – Мы оба прибыли издалека. – Помолчав, он добавил: – Мы этлауки.

Старый эхайн, насупившись, пожевал сморщенными губами, словно пробовал это слово на вкус.

– Этлауки, – повторил он раздумчиво. – Демон его знает, где это… Простите мою необразованность, пречистый яннарр, но я не сведущ в географии. Должно быть, это на другом конце белого света.

– Это даже не на Юкзаане, – чистосердечно признал Кратов.

– Но вы не с Гхакнэшка? – спросил старик. – Или не с этого… не с Маккиутьефе?

– Безусловно, нет!

Никогда Кратову не было так легко и приятно говорить святую правду…

– Конечно, это дела не меняет, – проворчал эхайн. – Будь вы хоть откуда, я свой долг гостеприимства завсегда исполню. Но, не во гнев будь сказано, кабы вы оказались Желтый, или, не приведите небеса, Лиловый… с несравнимо меньшей охотой.

– Что он теперь говорит? – прошипела Озма с плохо скрываемым раздражением.

– Он приглашает нас в гости, – сказал Кратов.

– И вы примете приглашение?

– Еще и как приму!

6

Старика эхайна звали Лэрдзорид, и он был «гекхайэдд» – что-то вроде поселкового старосты. Сам поселок Амулваэлх находился на изрядном удалении от Гверна, так что Кратову пришлось распроститься с мыслью достичь цели своего путешествия к исходу дня.

– Повозку я вам дать не могу, – виновато проурчал Лэрдзорид. – Время нынче сами видите какое… не ровен час, жахнут по дороге чем-нибудь с воздуха, и поминай как звали. А то еще откуда ни возьмись бронемехи наползут, что те, что другие. Разбираться они, понятное дело, не станут, а чтобы им поменьше хлопот, долбанут ракетой – и вся недолга…

– Что он говорит? – упавшим голосом, без надежды получить ответ, встряла в разговор Озма.

– Он говорит, что нам придется идти пешком, – отмахнулся Кратов.

– Хорренде… – пробормотала женщина. – Опять пешком… где взять столько ног, чтобы столько пройти пешком?!

– Что говорит пречистая янтайрн? – почтительно осведомился Лэрдзорид.

– Янтайрн Озма в ужасе. Перспектива пройти ногами огромное расстояние по обстреливаемой, открытой всем опасностям местности ее не радует.

– Это я понимаю, – кивнул эхайн. – Что ж тут веселого… Но есть две надежды помочь вашей скорби. Гекхайан ли прихлопнет т'гарда, т'гард ли скинет гекхайана – а тому, кто окажется сверху, всяко придется наводить порядок. Или, на самый худой конец, раз в десять дней через Амулваэлх проходит фельдъегерский транспорт. Война войной, а не было еще случая, чтобы фельдъегеря вдруг изменили своему обычаю. Годков этак сорок назад, когда с одного боку садили по нас танки старого Нишортунна, а с другой – лучевые пушки т'шегра Бойсвэбтуэбра, чтоб ему лихо было в Воинских Чертогах Небес… все равно в назначенный день и час подкатил транспорт, забрал налоговые отчеты, вывалил ведомости высочайших указов, чин по чину…

– И когда же ожидается прибытие транспорта? – терпеливо спросил Кратов.

– Если календарь не врет, да часы у меня не отстают… – промычал Лэрдзорид, – то завтра к вечеру уместно будет их ждать.

Озма молча повела бровками: о чем, мол, речь?

– Завтра, пречистая янтайрн, – сказал Кратов. – Если, конечно, все сложится удачно…

Пыльной, узенькой улочкой, что змеилась между поросших лиловым мхом высоких каменных стен, они прошли к дому гекхайэдда. Скорее это можно было назвать крепостью в миниатюре, чем жилым помещением. Его грубая архитектура являла собой полный контраст с воздушными, нарочито хрупкими интерьерами загородной резиденции на берегу океана. Стены сложены были из целых каменных глыб, между которыми кое-где, вне какого-либо порядка, виднелись узкие просветы. Озма дотронулась ладошкой до глубокой застарелой выбоины, следа прямого артиллерийского попадания, и тихонько вздохнула. Вход загораживала броневая плита в полтора эхайнских роста, в прежней жизни, верно, принадлежавшая боевой машине одного из буйствовавших в этих местах патрициев. Лэрдзорид, ворча что-то под нос, пнул плиту сапогом – та с душераздирающим скрежетом отползла.

– Не откажитесь сесть за мой стол, пречистые яннарр и янтайрн, – сказал старик. – Яства немудрящие, и пиво чересчур крепкое для непривычного пуза, но, боюсь, ничего лучшего вы здесь не найдете.

– А вот не окажется ли, почтенный Лэрдзорид, у вас чистой воды ополоснуть лицо и руки? – спросил Кратов.

– Это еще зачем?! – удивился тот.

Вода, однако же, нашлась. Продолжая удивленно качать лохматой башкой, эхайн указал дорогу к вделанным прямо в стену водоразборным кранам, принес большую кованую миску и полотенце из грубой, явно натуральной ткани. Пока Кратов и Озма умывались, он стоял неподалеку и шумно вздыхал. Не то дивился чужим обычаям, не то жалел чего-то.

– Никогда бы не подумала, что где-то в Галактике люди живут в такой дикости, – сказала Озма. – То есть, я не капризничаю, мой Сиринкс тоже трудно назвать образцом цивилизации… Но это же просто средневековье!

Кратов промолчал. Он уже устал твердить, что никакие это не люди. И бесполезно было объяснять этой потусторонней дамочке, что в Галактике до сих пор непринужденно сосуществуют самые различные уклады и даже исторические эпохи.

К их возвращению стол был уже готов. В самом его центре стояла открытая емкость с пивом. В обшарпанных, а когда-то весьма искусно изготовленных из тонкого красноватого металла блюдах дымилось и расточало аппетитные ароматы белое мясо (вполне возможно, принадлежавшее одной из к'биозапгум), густо присыпанное тугими сизо-голубыми листочками какого-то местного салата. И ни слабейшего намека на столовые приборы. Озма, присев на краешек деревянной скамьи, бросила беспомощный взгляд на Кратова. «Ну вот, – читалось в ее глазах. – Только что отмыли руки от грязи…» Кратов, усмехаясь, наполнил пивом свою кружку и единым духом опорожнил. Старик одобрительно пошевелил бровями. Действительно, слабая бражка из припасов «Айбмишогвирка» с этим напитком не шла ни в какое сравнение. Но человеку, вкусившему во время оно крови древесного моллюска с перцем и солью в застолье у блистательного виконта Лойцхи, с тех пор любое пойло было нипочем. Озма, мысленно приняв какое-то важное решение, тоже пригубила из своей кружки, поперхнулась, вытаращила глаза, но допила до конца. Утратив дар речи и лишь хлопая губами на манер магиотской бродячей рыбы, она ухватила кусок белого мяса обеими руками сразу. С ней все было в порядке. Старик, хищно урча, глодал толстенную кость. Двое молодых эхайнов, прислуживавших застолью, статуями торчали в отдалении, с любопытством разглядывая гостей. Ни тени надменной заносчивости, что в земной ксенологии считалась одним из отличительных признаков эхайнской расы, в них не наблюдалось. Кратов, пораженный этим внезапным открытием, даже прекратил жевать, когда в ответ на свой случайный взгляд в их сторону натолкнулся на смущенную улыбку. «Мы все делали не так, подумал он. – Мы все делали неправильно. Кэкбур и его команда подловили нас на свою дезинформацию, как детей, и вояки вроде Эрика Носова и рады были. Нет в эхайнах никакой ксенофобии. И хваленый страховидный Эхлидх по большей части нами же и выдуман. Столько сил впустую… Одно утешает: эхайны точно так же понапрасну тратили свои силы и средства на то, чтобы нас обмануть, во имя самой пустой, самой бессмысленной цели».