Агния Сказка
Тайна вдовьей таверны
Глава 1.
– Она вообще помирать-то будет или нет? Вот же тварь живучая! – слышу ворчание около себя. В голосе, пропитанном злобой и нетерпением, сквозит какая-то болезненная одержимость. Голос мне не знаком, но, судя по его молодости и надменности, принадлежит молодой девушке или женщине.
Пытаюсь открыть глаза, но веки словно приклеены друг к другу. С каждой новой попыткой к ним возвращается непослушная воля, и я с трудом разлепляю их. На миллиметр, но этого хватает, чтобы понять, что я в каком-то погребе или подвале. Холод пробирает до костей, вокруг грязь, вонь гнилой земли и плесени, и я лежу на жесткой, прогнившей лавке. Тело ноет от боли, а в голове – пустота, словно кто-то вычистил все воспоминания до единого.
– Вопросов не возникнет, что молодая вдовушка так быстро померла? – слышу тот же женский голос, от которого по коже бегут мурашки. В нем нет ни капли сочувствия, лишь холодный расчет.
– Не возникнет. Померла и померла. Сейчас все мрут, – мне не видно обладательницу старческого скрипучего голоса, но представляю себе сморщенное злобное лицо, и сердце уходит в пятки.
– И когда это произойдет? Я думала, она уже того, на тот свет отправилась, – нетерпение так и сквозит в тоне молодой женщины. Ее слова обжигают, как плевок ядом.
– Всему свое время, моя дорогая, всему свое время, – старуха была спокойна, словно говорит о погоде, а не о моей смерти, в отличие от своей собеседницы. Ее хладнокровие пугает еще больше.
– Ненавижу ее! Сперва жениха увела, потом в могилу его свела, а самой хоть бы хны! – бросает в сердцах девушка, и я снова отключаюсь. Слова вонзаются в сознание, как осколки стекла, вызывая вспышки боли и смутные образы.
Прихожу в себя уже в одиночестве. Холод пронизывает насквозь, но внутри разгорается огонь ярости и жажды выжить. С трудом поднимаюсь на локтях, словно после тяжелой болезни. Осматриваю помещение. В полумраке различаю лестницу и ползу к ней. Все на автомате, на одних инстинктах и силе воле. Каждая мышца кричит от боли, но я заставляю себя двигаться вперед. Кое-как удается взобраться по этой лестнице и толкнуть крышку люка. Она с трудом поддается, словно не хочет выпускать меня на свободу, и я выглядываю из-под него. Комната словно в деревенском доме. В очень бедном деревенском доме.
Но одно радует – в комнате никого, и надо этим поскорее воспользоваться. Выползаю из погреба и ползу к двери, как раненый зверь. На мне какое-то странное платье, грубое и чужое. Я вообще вся какая-то странная. Словно тело не мое. Но времени рассматривать, узнавать, что да как, вообще нет. Вот выберусь, а там уже буду рассматривать себя и разбираться, куда я попала и зачем. Выбираюсь на улицу и перевожу дух, глотая морозный воздух. Деревенский двор, как у бабки моей был. Вот даже такой же глухой и слепой Тузик на цепи, лениво помахивающий хвостом. На улице ранняя весна, и пахнет сырой землей и талым снегом. Холодно. На мне лишь тонкая рубашка и юбка. Но возвращаться в этот странный дом, где меня держали то ли в подвале, то ли в погребе, я не буду. Ни за что! Сумерки сгущаются, и я, переведя дух пять минут, обхожу покосившийся домик и вижу тропинку к огороду, а за ним лес. Голоса, что раздались со стороны калитки, и лай собаки, которая радостно приветствует хозяйку, прибавляют мне прыти, и я бегу к лесу, как от огня. Не дай бог, эта хозяюшка, что пыталась меня уморить, первым делом пойдет проверять свою “гостью” в подполе.
Сил хватает, чтобы ноги меня донесли до леса, а потом все. Сдулась. Снега в лесу много, значительно больше, чем во дворе у этой дамочки, и потому от него веет ощутимо холодом. Если остановлюсь где-нибудь, то окоченею. А значит, надо идти.
Прислушиваюсь: нет ли погони. Но вроде позади тишина. Иду по довольно хорошо утоптанной тропинке. То тут, то там закричит птица, а я шарахаюсь от каждого шороха. Страх сковывает движения, но я гоню его прочь, заставляя себя идти дальше. Тропа примкнула к дороге. Довольно широкий тракт, но видно, что пользуются им нечасто. Я уже совсем околела и обнимаю себя озябшими руками. Зубы стучат от холода, а я думаю, что сбегать в неизвестность, когда в голове какая-то каша из образов и воспоминаний, была не лучшая идея. Хотя – если б я осталась, меня б, наверно, и в живых-то не было. Так что, как ни крути, а уносить ноги от столь “гостеприимной” хозяйки нужно было.
Пока думала и анализировала те крохи информации, что у меня были, уже совсем стемнело и стало не только нереально холодно, но и невероятно боязно. Я ускоряла шаг, почти бежала, подгоняемая страхом. Сама не понимала, куда бегу. Но вот лес закончился, и я оказалась на развилке трех дорог. По одной шла я. Другая, видимо, шла вдоль опушки леса. А третья уходила вдаль. Куда именно она вела, я понятия не имела, так как всюду была непроглядная тьма. И куда мне идти? Та, что шла вдоль леса, использовалась чаще, там была явная колея от проезжающего транспорта. Я так бы и стояла на развилке, не понимая, куда мне идти и что делать, если бы луна не озарила одиноко стоящий двухэтажный дом. Света в окнах не было видно, но я пошла к нему. У меня выбор невелик. Или окоченеть где-нибудь на обочине одной из трех дорог, или попроситься на ночлег к обитателям этого дома. По сравнению с тем домом, из которого я сбежала, это был практически особняк по своим габаритам. Чем ближе я к нему подходила, тем четче понимала, что в этом доме живут ну очень бедные люди или он просто заброшен. Окна заколочены – это первое, что бросилось мне в глаза. Ступеньки, что ведут к крыльцу, не мешало бы отремонтировать, а в лучшем случае заменить. Я хотела постучать в дверь, но она с мерзким скрипом открылась, и на меня пахнуло затхлостью и запустением.
Страшно, но я вошла внутрь. Ничего толком не разобрать. Тьма хоть глаз выколи, но у меня глаза уже привыкли, и потому я даже ничего себе не отбила, пока пробиралась дальше по первому этажу. Если я правильно поняла, то это какой-то заброшенный общепит. Круглые столы, табуреты. Мебель в большинстве своем полуразвалившаяся, и о ее первоначальном виде можно лишь догадываться. Осторожно осмотрелась и уже было собралась покинуть столь “гостеприимную” обитель, как снаружи раздались голоса.
– А я говорю: я видела, как она пошла к вдовей таверне, – это молодой голос показался мне знаком. Уж не та ли эта девонька, что переживала относительно моей живучести. В животе все сжалось от страха.
– Да неужто она дура совсем? – раздался старческий голос. Точно, эти две прохиндейки недоделанные по мою душеньку. А я еще думала, что за мной погони нет. Ага, как бы не так. – Я туда не пойду! – заупрямилась старуха.
– Ой, да что там такого страшного? Придумали сами себе страшилок, а потом и забыли, что сами же и придумывали их, чтобы дети в лес не убегали! – хорохорится молодая, но по голосу слышно, что не решается зайти.
Что мне делать? Бежать? Прятаться? Сердце бешено колотится в груди, а в голове – хаос.
Вдруг у меня возникает план, он до гениальности прост. Оглядываюсь и вижу остатки старой скатерти на полу, а у двери то ли швабру, то ли щетку. Дай бог, эти две дамочки уже достаточно сами себя напугали, чтобы я всего лишь подлила маслица в огонь, иначе они быстро со мной справятся.
Набрасываю ткань на швабру и замираю, затаив дыхание. Мои преследовательницы как раз в это время тянут дверь на себя, а тут я со шваброй. Наступаю ногой в ведро, и к моему замогильному вою добавляется аккомпанемент из лязганья ведра, так как споткнулась еще обо что-то. В общем, звук получился что надо. Вой, мат, лязганье и еще какие-то странные звуки, и две мои неудавшиеся убийцы убежали, только пятки и сверкали. Я, довольная собой, прикрыла входную дверь и развернулась, чтобы посмотреть, что там еще гремело у меня за спиной, когда прямо на меня налетело непонятное нечто, издающее те самые холодящие кровь звуки. Так вот, оказывается, чего испугались эти бабенки. Это было последнее, что я успела подумать перед тем, как хлопнуться в обморок. Видимо, моя нервная система не выдержала испытаний сегодняшнего дня и решила отдохнуть, а заодно и мне дать время оклематься.