Ментальная кухня 3 (СИ) - Злобин Максим

Зато в эти самые дни смуты один героический гвардеец, — тот самый Ржевский, — времени зря не терял. Именем нового правителя он реквизировал государственный пароход, — что уже интересно, — быстренько оборудовал ту самую бронированную комнату, — что ещё интересней, — а затем каким-то совершенно непонятным образом погрузил на него золотой запас Империи и отчалил в сторону Твери.

И так рьяно рвался на свободу, что случайно прорвал блокаду Юсуповых.

Почему «случайно»? Ну потому что Ржевский при этом раздолбал «Вандала» так, что тогда-ещё-пароход начал тонуть и пришлось ему срочно причаливать к берегу. А там, на берегу, по какому-то удивительному стечению обстоятельств как раз шли войска Романовых. Хэппи, мать его за ногу, энд.

— … уже тогда говорили, что «Вандал» восстановлению не подлежит, — вещал Еремей Львович. — А после того, как он тучу лет простоял у берега, его вообще решили с молотка пустить в качестве металлолома. Мол, лишь бы кто эту железяку уже поскорей распилил и убрал с глаз долой, чтоб не мешалась. Вот тогда-то Коростовский и подсуетился, — тут капитан вздохнул с доброй улыбкой на устах и добавил: — Хороший мужик был. Настоящий дворянин…

Барон оказался не просто патриотом. У него был фетиш на историю Империи и одновременно с тем на флот. К-к-к-комбо, как говорится. Так что вместо того, чтобы избавиться от «Вандала», он на свои собственные средства восстановил судно, модернизировал его, переименовал во «Ржевского» и устроил на борту музей. Тут важная деталь — ЧАСТНЫЙ музей.

— Получается, что я первым капитаном «Ржевского» оказался, — гордо заявил Буревой, но тут же поник. — И последним… Эх… А ведь целых четырнадцать лет по городам ходили! И в каждом собирали толпу! Вот только невыгодно оно было всё равно. Барон вкладывал в нас куда больше, чем мы приносили.

— А что потом?

— Как «что»? — удивился Еремей. — Помер. А сынок его, — капитан махнул рукой и разлил по второй стопке. — Урод, ну вот честное слово…

За «урода» не чокались.

Буревой выпил и продолжил свой рассказ. Технически, с этого момента я мог бы сэкономить время и достать всю информацию из его головы менталом. Да только Еремей Львович расслабился в нашем присутствии и теперь по ходу дела столь искусно матерился, что слушать его было одно удовольствие. Не грязно и через слово, а прямо вот точечно. Образно. Метафорично. Хлёстко.

— Батя хоть куда мужик был! Как топор в мясо — *** и дело с концом! А этот, ***, тык-мык, тык-мык! Не человек, а мокрая вата в кулаке: сжал вроде, а только **** поймёшь есть он там или нету его. И не выкинешь ведь, и на **** не пошлёшь! Наследник же, **** мать! А в кого, ***⁈ Старший-то Коростовский из палки стрелял и медведя валил, а этот ***, ****, ****, той же самой палкой в жопу себе тычет и причитает, мол, ***, ох как неудобно!

Ну просто феерия какая-то!

— Лучше б он его на стенку сбрызнул, чем такую гниду…

— Дедуль, — иногда Катя одёргивала деда, когда он совсем уж уходил от сути.

— Да ничего-ничего, — тут же вмешивался Агафоныч. — Продолжайте, нам интересно…

Во-о-от… А суть, минуя похабщину, вот в чем: яблочко упало с яблони уже насквозь гнилым. И мало того, что младший Коростовский по сравнению с батей оказался сволочью, он ведь до кучи ещё и тупой сволочью оказался. Подумал, погадал, и пошёл качать свои права в Министерство Культуры. Мол, какого хрена достояние Империи содержится за счёт одной семьи? Непорядок, мол.

И случилось с юным бароном горе от ума. Московское Министерство пообещало финансовую поддержку, оформило «Ржевского» как государственный музей и постановило ему отныне быть в Москве, ибо нехрен.

— Вот только поддержки той было с гулькин хер, — подытожил капитан. — Команду пришлось уволить. Один я остался, и то… кое-как выживаю на то, что платят. Но всё равно корабль не брошу! Вот можете меня дураком считать! Можете думать, что я слабак какой-то! Пригрелся тут, дескать, и ничего не делаю! А я ведь на самом деле…

Вжух!

Еремей Львович в одно лицо ковыряется где-то внизу, в машинном отсеке. И чистота вокруг, и порядочек, и даже полы надраены до блеска. Подмышкой у капитана журнал. Что-то типа чек-листа с датами: что когда проверял, что когда чинил, и что когда следует проверить снова…

Вжух!

Злой как чёрт, Еремей Львович ругается с младшим Коростовским, — к слову, реально мерзкий персонаж. Капитан объясняет, что ему для поддержания теплохода нужно то-то, то-то и то-то, слышит отказ, злится ещё сильнее, а потом идёт в магазин и за свои деньги покупает смазки, масла и прочий инструмент…

Вжух!

Сжимая в руке заветный багор, Еремей Львович без страха несётся на толпу подростков, которые решили устроить сейшн на первой палубе…

Вжух!

Катя приносит деду пакет с ништяками, среди которых традиционная «раз-в-недельная» водчелла, мятные пряники и блок папирос без фильтра. Они пьют чай, хохочут, а потом Еремей Львович остаётся один. Стоит у штурвала, прихлёбывая прямо из горла, и с завистью смотрит на проплывающие мимо теплоходы…

Вжух!

И так изо дня в день.

Вжух!

И так из года в год.

Вжух!

Я вынырнул из головы Буревого с чётким осознанием того, что капитан на «Ржевском» не поменяется никогда. Во-первых, тому нет ни единой причины, а во-вторых… Уверен, что старик даже после смерти будет где-то здесь обретаться.

Так и вижу картину. Вылезает Еремей Львович весь в ракушках и тине прямо из стены и давай: «Часть корабля, ***, часть команды, ну да как же, ***! Команда у нас как кроты в ведре! Все, ***, суетятся, все стараются, а только никуда мы при этом, ***, не движемся! А этот, ***⁈ Его, ***, грести поставили, а он как дурачок на солнышко жмурится и ручки тянет!»

Вот только на один вопрос в его сознании я так и не нашёл ответа. Видимо, воспоминание было столь незначительным, что поблекло или даже окончательно стёрлось. Однако мне было всё равно интересно:

— Слушайте, Еремей Львович, а что за той дверью? Ну… той, на которой куча замков?

— Так там музей, — капитан похлопал глазами. — Всё, что не пропало и всё, что не успели растащить я туда в кучу и снёс.

— То есть вся экспозиция занимает одну каюту?

— Ну да…

— Так это же отлично! — улыбнулся я и протянул Буревому руку. — Не волнуйся, Еремей Львович. Был Коростовский, да вышел весь. А мы-то тут порядок теперь наведём.

— Правда, что ли?

— Правда-правда. Сперва до Пирогово доплывём, у нас там свой пирс имеется. Встанем, восстановимся как надо и махнём в круиз Питер-Астрахань. Или ещё куда.

— Ты погоди, — Еремей попытался встать с дивана, но тут же плюхнулся обратно; у старика от таких новостей в прямом смысле слова закружилась голова. — Ты это серьёзно сейчас?

— Абсолютно.

— А когда?

— Так вот как можно скорее.

Буревой выслушал. Буревой переварил. А потом расплакался по-стариковски, — трогательно и слегка сопливо, — и уткнулся внучке в плечо. А Катя в свою очередь начала гладить деда по голове и одарила нас с Агафонычем взглядом.

Взгляд читался безо всякой менталки. Мол, обманете деда — убью.

— Так, — я хлопнул в ладоши. — Ну а на самом-то деле, чего ждать? «Ржевский» под патронажем минкульта, правильно я понимаю?

— Ага, — всхлипнул капитан.

— Ну так вот туда мы сейчас и направимся, — я мельком глянул на часы и удостоверился, что время ещё рабочее. — Чего тянуть? Владимир Агафонович, вы допили?

— Да-да, — Ярышкин махнул финальную стопку и тоже поднялся на ноги. — Едем!

Ехать до самого министерства было недолго. Гораздо дольше оказалось ждать Солнцева, потому что общаться с канцелярскими крысюками без него на наш взгляд было контрпродуктивно. А Яков Саныч уже можно сказать что «штатный», вот пусть и разгребает.

— Прошу вас, проходите, — сказала молоденькая, однако уже такая усталая секретарь.