Багряная радуга (СИ) - Гришин Алексей

Но вот грызет червячок сомнения. Мелкий такой, но противный. А ты один и посоветоваться здесь не с кем. Посол? Ну-ну, он-то точно пальцем у виска покрутит.

Его секретарь, который, кажется, по факту резидент? Та же песня, к тому же к нему обращаться запрещено еще в Париже. Демон знает, по каким соображениям.

Ладно, что-нибудь потом придумается, благо перстень-амулет не колется. Значит лезть в переписку и подслушивать разговоры новые слуги не собираются, дальше — жизнь покажет. А пока:

— Что же, сегодня нам всем повезло, и повезло крупно. Возблагодарим Всевышнего и пойдем ужинать. Надеюсь, готовят новые слуги не хуже старых.

Глава 5

Венеция. Город в море, рожденный морем и живущий морем. Богатый и могущественный, он распространил свою власть на всю Адриатику и, наверняка в насмешку, захватил острова, лежащие под самым носом Османской империи. Да что там, в самом Крыму, любимой вотчине султана, владеет портами, отбирающими немалую прибыль у Владыки суши, Императора морей и Имама века.

Богата и сильна эта страна, не знающая ни королей, ни царей, ни герцогов. Управляемая советом богатейших своих граждан. Республика, шайтан ее подери, вот же непотребство какое, мерзкое и неистребимое, как чирей в срамном месте.

А с недавних пор ставшая еще сильней. Это когда договорились ее правители с магрибскими пиратами, прежде всего — с тунисскими. Сразу после того, как некий никому до того не известный морской разбойник сверг законного тунисского пашу, вырезал его семью и сам уселся на освободившийся трон. С благословения прежнего султана, дядюшки, чтоб ему сто раз шербетом подавиться.

Султан Ахмед, официально зовущийся третьим, зло сплюнул, благо увидеть сей неподобающий жест мог лишь стоящий в дверях могучий бостанджи с широким мечом на поясе. Один из десяти особо доверенных, неграмотных и лишенных языка. На всякий случай, такой, как этот например. А зачем им языки, если взамен все блага мира к их услугам.

Да…

Но каков дядюшка! Не иначе уже тогда, шесть лет назад у него разум в дальний путь отправился. Так что в конце концов пришлось его от дел отстранить. Разумеется, спятившему властителю глотку никто не резал, нечего подданных к султанской крови приучать. Живет себе во дворце, построенном на другом конце Стамбула, пользует гарем напропалую, да издает указы, один другого похабней. Да и ладно, их все равно никто исполнять не собирается.

Одна беда, гарем продолжает рожать, а лишние наследники никому не нужны, приходится их того, топить, как щенят или котят дворовых. Говорят, мамочки в процессе голосят, как ужаленные, ну так что ж теперь делать, судьба их такая.

Опять же, не правителя это проблема, у него своих хватает. И первая — как Венеции хвост прищемить. Тот самый, что сами же недавно и помогли распушить.

Пирата на тунисский трон посадили, изрядный бакшиш от него регулярно поступает, но не поняли в Стамбуле, не предвидели, что новый паша договорится с Венецией. С тех пор корабли этого проклятого города плавают безбоязненно, их капитанам незачем тратиться на охрану. В результате конкурент богатеет, жиреет, нагло насмехаясь над жалкими попытками великой империи вытеснить его с торговых путей.

Надо менять, ломать ситуацию, но как? Послать паше шелковый шнурок, чтобы удавился тихонечко, не доводя султана до греха?

Запросто. Только паша бакшиш не только в казну засылает, но и визирям, тем самым, что и подбили дядюшку поддержать тот переворот. Да какой там, сами в нем поучаствовали, ибо без помощи Стамбула ни джина лысого у самозванца бы не вышло.

А власть султана она такая, абсолютная, конечно, но и ограниченная. Удавкой. Войдут визири, сунут вот этому самому бостанджи кинжал под ребро да придушат своего повелителя. Потом скажут, что персиком подавился. Мол, молод, всего-то девятнадцать годков от роду покойнику было. Слишком широко рот раскрыл, слишком много проглотить хотел, забыл или не знал, что делиться надо.

Не пробить эту стену. Султан один по городу не ходит, к нему никто из посторонних просто так поболтать не заглянет, не говоря уж о каком приватном разговоре. Все знают люди, великим визирем поставленные. Они ко всему готовы, их ничем не удивить.

Так что приходится терпеть ту республику, даже посольство позволил разместить вплотную к стенам собственного дворца.

Что, впрочем, оказалось даже удобно. Год назад, например, султан посетил их праздник. Договорился с венецианским послом, оделся европейцем, да и отдохнул на ихнем балу, благо матушка когда-то танцевать научила. Ох и здорово тогда отдохнул, ох и весело!

Сегодня опять бал.

Султан поглядел на висящий перед ним европейский костюм, ухмыльнулся. Да, в прошлый раз было весело. В этот будет не до веселья.

Сегодня будет сделан первый шаг к власти. Подлинной, без оглядки на визирей, шейхов и прочих пашей. Сегодня на балу будет законная принцесса Туниса. Если они станут союзниками, можно будет начинать серьезную игру. Конечно, договариваться с женщиной как-то странно, но есть же ее муж. Да, галлиец, но галлиец, живущий по заветам Всевышнего, и это меняет все!

Султан Ахмед III Сари, что значит «светловолосый», вздохнул и начал одеваться в неудобный европейский костюм. Сам, поскольку незачем слугам знать, как именно их господин развлекается. Даже самым близким: кто знает, кого они на самом деле считают своим господином.

Бал был в разгаре! Изысканные вина, удивительные закуски и чарующая музыка. Галантные кавалеры и очаровательные дамы. Заливистый смех, томные взгляды и кокетливые улыбки. Веселье и легкость, столь непривычные в этой стране, живущей по строгим правилам Первого Пророка.

И только наметанный глаз искушенного дипломата безошибочно отмечал, что если не все, то многие в этом залитом светом сотен свечей зале заняты делом. Мужчины между делом, с неизменными улыбками обсуждают сложнейшие вопросы европейской политики. Заключают или готовят к заключению союзы. Интригуют, покупают и продают информацию, людей и целые народы.

Женщины болтают тоже не просто так, готовя своим мужьям, любовникам и просто друзьям почву для будущих деловых встреч с мужьями, любовниками и просто друзьями своих собеседниц.

Но это на взгляд опытного человека. А виконт и виконтесса д,Оффуа таковыми не являлись абсолютно. Потому просто с любопытством разглядывали хозяев и гостей. К ним подходили, говорили, как правило, что-то веселое, они отшучивались в ответ. Звучала музыка — они шли танцевать. Оркестр уходил отдыхать — они выходили в парк, где ночную черноту разгоняла полная луна и редкие факелы, установленные у нескольких беседок. Идеальное место для встреч влюбленных. Даже стало обидно, что до свадьбы им не пришлось вот так погулять ночью в таком же тихом парке.

Вдруг сзади раздался мужской голос.

— Господа, вы позволите нарушить вашу беседу? — сказано было на хорошем галльском языке, но с сильным османским акцентом.

Ночного света и факелов достаточно, чтобы рассмотреть собеседника. Одет по последней парижской моде, молод, лет не более двадцати, скорее даже меньше. Рост ниже среднего, прямой нос, густые брови, короткая, на местный манер постриженная борода. Цвет волос не разобрать, но на виске отчетливо виден характерный шрам, последствия детской травмы, который его величество почему-то категорически отказывается сводить. В Париже полагают — боится, что врач взамен шрама наведет какое-нибудь заклятье на мозг.

Твою ж сестру!

— Мне надо представляться?

— Ваше величество! — Виконт попытался снять шляпу, виконтесса присесть в реверансе, но оба были остановлены легким взмахом руки.

— Я хочу поговорить с вами. Тут есть одна дверь, не откажетесь проследовать за мной?

Отказать султану?

— Ведите, ваше величество.

Они прошли через одну из беседок, подошли прямо к увитой плющом высокой стене. Султан что-то прошептал себе под нос, перед ним появилось бледно-желтое магическое свечение. Плющ раздвинулся в стороны, открыв самую простую неширокую дверь. Еще одно заклятье, дверь распахнулась, пропустив владыку и его спутников, и тут же закрылась с негромким щелчком.