Она не знала. Но его гнев предвещал грозу. Грозу, которая, кажется, нависла над Вороновой усадьбой со всех сторон. Герцог, тем временем, пришпорил коня, и тот, на сей раз беззвучно, исчез в темнеющем лесу. Ну, по крайней мере, в этот раз он ушёл, как нормальный человек, а не как фокусник со сцены. Хорошо, наверное, было бы иметь такого союзника, но, увы, ей золотистые глаза не предвещали ничего доброго.
В этот вечер Анна долго сидела у камина, глядя на огонь. В одной руке она сжимала серебряную запонку барона, в другой – пачку старых документов. За стенами дома в темноте прятались недоброжелатели и тайны, а в где-то за Дельборо, в своём роскошном особняке, скорее всего, праздновал первую победу алчный барон.
Она чувствовала себя мышью, зажатой в углу между кошкой и мышеловкой. Но мыши, чтобы выжить, приходилось быть очень умной, очень быстрой и очень безжалостной.
Она посмотрела на Лилию, которая чинила Мишелю штаны, на мальчика, тихо игравшего у камина со своим единственным солдатиком.
Теперь они были её единственными близкими. Ее обретённой семьёй, как бы пафосно это ни звучало. И она намерена защищать их. Знаниями из прошлого мира, деловой хваткой, помощью призраков прошлого, каторжным трудом, если придётся.
Враг сделал свой первый ход. Теперь настал ее черед.
Глава 8. Налаживание контакта
Тишина, воцарившаяся в Вороновой Усадьбе, была густой и тягостной. Даже привычные ночные шорохи дома казались приглушенными, будто сами призраки, напуганные дневным пожаром и гневом опального властителя из-за леса, затаились в ожидании новой беды.
Анна не находила себе места. Обнаруженные документы жгли ей руки, а в голове, изредка спотыкаясь о высокие скулы герцога, крутилась одна и та же мысль: что делать дальше? Одних бумаг, пусть и компрометирующих, казалось мало. Нужны были неоспоримые доказательства, живые свидетели, нужен был план. И нужны были союзники. Не только призрачные или выдуманные в мечтах.
На следующее утро за завтраком – снова скудная похлебка и грубый хлеб – она объявила:
– Сегодня я иду в деревню.
Лилия чуть не выронила ложку.
– Барышня, да вы с ума сошли! После вчерашнего? Да у барона ж там своих глаз да ушей полно! Уж всяко на него пол деревни работает. Как только вы объявитесь, он сразу узнает!
– Он и так знает, что мы здесь, – холодно парировала Анна. – И его люди уже побывали на нашем дворе. Сидеть сложа руки – значит дать ему время придумать следующую пакость. Нет, я должна действовать. Мне нужно узнать о бароне всё. И начать нужно с тех, кому он тоже перешел дорогу.
– Что-то думаю я, в деревне все его боятся пуще огня, – мрачно заметила Лилия. – Никто и слова против не скажет.
– Страх – не единственная эмоция, Лилия. Есть еще обида, жадность, месть. Нужно только найти правильную ниточку.
Она вспомнила визит возчика Мартина. Его жена, Берта, была обязана матери Анастасии. Это могла стать первым стежком вышивки. По крайней мере, она знала, к кому может обратиться.
Анна надела свое наименее поношенное платье, тщетно попытавшись придать ему достойный вид, и повязала на голову чистый платок. В карман она сунула несколько монет – последние крохи из кошелька Анастасии – и, на прощание обняв испуганного Мишеля, твердым шагом направилась к воротам.
Дорога в Дельборо заняла больше часа. День был пасмурным, и серое небо давило на плечи. Лес по обеим сторонам дороги казался безмолвным и враждебным. Анна невольно оглядывалась, ожидая в любой момент увидеть в его глубинах высокую темную фигуру. Но лес хранил молчание.
Деревня Дельборо предстала перед ней такой же унылой и бедной, как и в прошлый их визит. Хотя, что там должно было измениться за эти пару недель? Несколько дюжин покосившихся домиков под соломенными крышами, грязная улица, по которой бродили тощие куры. Унылый вид скрашивали только плодовые деревья, уже вовсю зеленевшие молодой листвой и живые изгороди. У колодца сидели несколько местных кумушек, но при виде незнакомой, хоть и бедно одетой барышни, они замолчали и проводили ее настороженными взглядами.
Анна почувствовала себя чужой, белой вороной. Былая городская уверенность таяла с каждой минутой, пока она подходила к лавке, той самой, где они с Лилией пытались продать серебро. Толстый лавочник, увидев ее, нахмурился.
– Вам чего опять? – буркнул он, не предлагая зайти внутрь. – В долг не даю. Да и серебро ваше непонятное брать больше не стану – гляди, обворовали кого, а мне потом отвечать, да убытки терпеть.
– Я не собираюсь вам ничего продавать, – холодно ответила Анна. Она хотела быть дружелюбной, но не смогла себя заставить даже улыбнуться после слов лавочника. – Я только хотела спросить... не знаете ли вы, где живет возчик Мартин?
Лицо лавочника стало еще более неприветливым.
– Мартина? А вам он на кой?
– Его супруга когда-то была знакома с моей матерью. Я хотела расспросить Берту о… маме. Увы, у нас не было достаточно времени, чтобы почаще быть друг с другом рядом.
Лавочник фыркнул:
– Расспросить? Да у Мартина своих дел по горло. Недосуг ему с опальными фон Хольтами знаться. Ступайте своей дорогой, барышня. Нечего людей смущать.
Он развернулся и ушел вглубь лавки, громко хлопнув дверью. Анна осталась стоять на улице, остро чувствуя унижение. Пришлось глубоко вдохнуть, чтобы расслабиться и уговорить себя, что дело не в ней, а в этих неприятных неотёсанных селянах. Что ж, придется поискать помощи в другом месте. Она обернулась к женщинам у колодца, но кумушки, словно почуяв, что сейчас пришлая девица начнёт донимать их расспросами, живо заторопились по домам.
Отчаяние сдавило горло. Она была здесь чужачкой, дочерью разорённого, опального рода, да к тому же, врагом местного благодетеля. Стена недоверия и страха казалась непреодолимой.
Вдруг она услышала тихий свист. Анна обернулась. Из-за угла ближайшего дома на нее смотрел мальчишка лет десяти, довольно чумазый и одетый в ещё более дырявую и потрёпанную одежду, чем та, что носили обитатели Вороновой усадьбы. Он поманил ее пальцем.
Сердце екнуло. Это могла быть ловушка. Но не отступать же теперь, когда она уже заявила о своих намерениях тем, что пришла в деревню не за покупками. Анна медленно подошла к ребёнку.
– Тебе Мартина нужно? – косноязычно прогнусавил мальчишка, озираясь по сторонам.
– Да. А ты знаешь, где он?
– Ну, знаю. А ты мне что? – в глазах мальчишки читались любопытство и желание заработать.
Анна достала из кармана самую мелкую монету.
– Веди.
– Э-э, не… Эдак не уговаривались. В провожатых я дороже буду.
Анна с трудом подавила желание отвесить наглому малолетке подзатыльник.
– Ладно. Передай, что барышня из Усадьбы хотела поблагодарить его супругу за гостинцы. И спросить о… в общем, кое-что узнать.
Мальчишка схватил монету, мгновенно спрятал ее в своих обносках и кивнул:
– Жди по за околицей. У старой ивы, этой, которая на перепутье.
И он тут же юркнул в узкий переулок между домами, словно его и не было.
Ожидание показалось вечностью, хотя Анна вряд ли прождала хотя бы двадцать минут. Она сидела на вывороченных из земли корнях старой раскидистой ивы, росшей у перекрёстка за деревней, вслушиваясь в каждый шорох и ожидая, что вот-вот из-за поворота появится не Мартин, а кто-то из людей барона. Но наконец из-за поворота действительно появился Мартин. Он был один и выглядел еще более испуганным, чем в прошлый раз.
