Хозяйка поместья с призраками (СИ) - Ривер Алекс

– Барышня, – забормотал он, даже не поздоровавшись, когда подошел поближе. – Не след вам сюда приходить, да меня спрашивать. Вам-то, может, хуже не будет, а у меня семья.

– Мартин, простите. Мне нужна помощь. И я знаю, что вы не сторонник барона.

– Никого я не сторонник! – чуть не взвизгнул он. – Я просто жить хочу! Ежели он узнает, что я с вами говорил, тут сгоревшим сеном не обойтись...

Он осекся, поняв, что сболтнул лишнего.

– Я… э-э-э…

Анна улыбнулась. Вот теперь можно и поговорить. Она сделала вид, что великодушно пропустила мимо ушей его оговорку, и, как могла, мягко произнесла:

– Не волнуйтесь, он не узнает. Ваша жена, Берта... вы сказали, что она обязана моей матери. Чем?

Мартин нервно огляделся.

– Барышня, не место здесь, чтоб былое вспоминать...

– Мартин, пожалуйста. Мне не к кому больше обратиться.

В нем явно боролись страх и некоторая совестливость. Наконец Мартин сдался, тяжело вздохнул:

– Ладно. Только быстро. Барона сегодня нет, он в городе по делам, но глаза у него повсюду.

Торопливо и сбивчиво он принялся рассказывать. Берта, его жена, несколько лет назад тяжело заболела. Местный знахарь уже отказался от нее, сказав, что не жилица она. Мать Анастасии, проезжая через деревню, узнала о том, что одна из работниц усадьбы, которая всегда нанималась туда на работу, тяжело больна. По счастью, в аптечке, собранной ещё в городе, которую возила с собой богатая госпожа, нашлось дорогое и недоступное в Дельборо лекарство. Та отдала его Берте, не взяв ни гроша, и в итоге, женщина пошла на поправку.

– Мы никогда не забывали этой доброты, – пробормотал Мартин. – Потому и рискнули вам помочь. Но больше не могу, барышня. Кригер... он не просто здесь заправляет. Того, кто ему перечит, ждет участь похуже нищеты. Пропадают люди. Случайно в болоте топнут. Иль в лесу заблудятся, хоть каждую тропку тут знают. Понимаете?

Анна понимала. Понимала слишком хорошо. Страх здесь был не абстрактным, а вполне осязаемым.

– Спасибо, Мартин, – тихо сказала она. – Последний вопрос. Вы не знаете человека, чья фамилия может начинаться на букву «З.»? Может, есть кто-то в округе с таким инициалом?

Лицо возчика стало абсолютно белым.

– Откуда вы...? Ничего я не знаю! Ничего! – Он резко отступил. – И вы забудьте! Забудьте, если жизнь дорога! И не надо больше меня разыскивать!

Мартин развернулся и размашисто зашагал прочь, оставив Анну одну на пустынной дороге. Но она получила то, что хотела. Страх Мартина был ответом сам по себе. Инициал «З.» что-то значил. И значил нечто очень опасное.

Усталая и не слишком обнадеженная, но с крупицей новой информации, Анна побрела обратно к Усадьбе. Теперь дорога показалась ещё длиннее. На душе было муторно, хотя день разгулялся, и солнце приветливо просвечивало яркими лучами листву, уютно пятная утоптанную грунтовку.

Когда она уже подходила к знакомым скрипучим воротам, ее взгляд привлекло что-то яркое на камне у кромки леса. Там никого не было, но на большом плоском камне лежал аккуратно сложенный платок. Такой же, как тот, в который Берта заворачивала для них хлеб и яйца, когда передавала с мужем.

Анна подошла и развернула его. Ручная вышивка почти не оставила сомнений в том, что платок этот действительно принадлежит Берте. Вряд ли в этом мире уже повсеместно продают одинаковые станочные изделия. Внутри лежало несколько стеблей сушеного чабреца, домашнее печенье и маленькая, грубо вырезанная из дерева фигурка зайца. Рядом с ней обнаружился смятый клочок оберточной бумаги. На нем немного корявым почерком было выведено: «Он боится старой мельницы. Там его тайна».

Сердце Анны заколотилось. Это было послание от Берты. Прислуживая в поместье, она вполне могла научиться читать и писать. Тем более, что фон Хольты предпочитали грамотных слуг, считая их более рачительными и понятливыми. Жена Мартина не смогла поговорить с молодой хозяйкой Вороновой усадьбы сама, но нашла способ передать важную информацию. Итак, барон боится старой мельницы. Интересно, почему?

Анна спрятала платок и фигурку в карман, чувствуя прилив сил. Всё же она была не так одинока, как ей казалось. Пусть жители деревни и боялись барона, но в их молчании зрело семя сопротивления.

Переступив порог дома, Анна почувствовала знакомое изменение в атмосфере. После враждебной тишины деревни воздух Вороновой усадьбы показался ей почти... живым. Он был наполнен едва уловимыми запахами воска, старых книг и сухих трав, а тишина не казалась пустой, а словно полнилась легким, незримым движением.

Решив не откладывать, Анна отправилась не на кухню, чтобы порадовать Лилию подарками Берты, а в библиотеку. Нужно было свериться с найденными бумагами, но кроме того, ей предстояло подумать, и лучше всего это выходило в тишине и уединении среди мудрых, но безмолвных книг.

Она присела в кресло у камина (пустого и холодного, но все еще бывшего сердцем комнаты) и разложила на низком столике драгоценные доказательства. В этот момент ее взгляд упал на книгу, лежавшую рядом на столе. Не ту, что о звездах, и не сборник сказок. Это был толстый, в потертом кожаном переплете том без названия на корешке. И вчера его там совершенно точно не было. Новое послание от призрачных друзей?

С любопытством Анна открыла книгу. Страницы оказались тонкими, пожелтевшими, испещренными текстом, написанным разным почерком. Это был дневник. Или, скорее, домашняя хроника. Листая ее, она поняла, что вела ее не одна рука – почерки менялись от строгого и вычурного до небрежного и округлого. Это была летопись поместья, которую поколения фон Хольтов вели для себя.

И вот ее взгляд зацепился за одну из записей, помеченную датой почти столетней давности. Автор, представившийся как «Готфрид фон Хольт», с юмором и нежностью описывал свою супругу, графиню Ингрид – ту самую гордую старуху с портрета в холле. Оказывается, в зрелом возрасте она слыла светской львицей и снобом, но в молодости была отчаянной головой: в одиночку объезжала норовистых жеребцов, тайком читала запрещенные философские трактаты и однажды, переодевшись юношей, сбежала на неделю в столицу, чтобы посмотреть на приезжий театр. Ее муж ловил ее, ругался, но в этих записях сквозили такие горячие любовь и гордость женой, что у Анны потеплело на душе. Она узнала в этой истории ту своенравную женщину, которая являлась ей в зеркалах. Ее «снобизм» был не высокомерием, а наследием той яркой, свободной жизни, которую она прожила и которую так яростно защищала – даже после смерти.

Перелистывая страницы, Анна погружалась в жизнь и будни целой череды фон Хольтов и их домочадцев. На одной из страниц, написанных бисерным летящим почерком, развернулась целая трагедия. И хотя она не относилась к самой семье, неизвестный автор решил, что нужно её запечатлеть. Описывали страшный пожар на кухне, случившийся из-за опрокинутой свечи. В том пожаре по неосторожности погиб мальчик-поваренок, лет десяти. Звали его Томас. Он был сиротой, привезенным в усадьбу из деревни, и очень боялся темноты. В ту ночь он тайком пробрался на кухню, чтобы затеплить свечу, которую, наверное, хотел поставить у кровати. «Славный, добрый мальчик, – описывал его неизвестный автор. – Подкармливал бездомных щенков и птиц, часто улыбался. А теперь его некому даже оплакать. Я распорядилась о похоронах. Да будут благосклонны к нему боги!» Анна представила того самого застенчивого мальчика, который теперь мог проходить сквозь стены и порой играл с солдатиком Мишеля. Его смерть была нелепой случайностью, а не злым умыслом, и, видимо, поэтому его душа осталась такой же чистой и доброй. Похоже, симпатичная галька и лесные ягоды были делом его призрачных рук.

Спустя несколько страниц Анна нашла то, что искала. Небольшой, вложенный между страниц листок, исписанный изящным почерком. Это было письмо. Письмо от Ингрид фон Хольт к ее сестре, так и не отправленное. Видимо, кто-то из предыдущих фон Хольтов нашёл его на первых страницах, и, не придав значения, использовал в виде закладки. В нем первая владелица Вороньего поместья с ледяной яростью описывала некоего «выскочку-советника К.», который с помощью подлых интриг и подложных долговых расписок пытался отобрать у их семьи часть земель. «Он думает, что может безнаказанно воровать, как крыса, таская по зернышку наше доброе имя и наше состояние, – писала графиня. – Но он не знает, что фон Хольты никогда не сдаются. Я буду бороться за этот дом до последнего вздоха. И даже после».