Таможня дает добро (СИ) - Батыршин Борис

— Вот, Сергей Дмитрич, прошу любить и жаловать: Рамон, наш с тобой земляк. Вчера на борт «Квадранта» забрался — весь встрёпанный, не в себе, утверждает, что сбежал от самых натуральных работорговцев! Ты когда-нибудь слышал о таком — работорговцы в Зурбагане? Куда этот мир катится…

Мужчина, к которому обращался шкипер — коренастый, широкоплечий, среднего роста, с ёжиком русых волос — поднялся на шхуну с подвалившего судна. Двухмачтовое, с дощатым, выкрашенным шаровой краской корпусом и низкой рубкой, оно казалось совсем крошечным, меньше даже баркаса, на котором Роман сбежал из сирийской Латакии. Борт посудинки был на метр ниже борта «Квадранта», и новоприбывшему пришлось карабкаться по верёвочному трапу. Вслед за ним на шхуну запрыгнула большая собака — «Врунгель» потрепал её по лохматой башке, как старую знакомую. Псина в ответ облизала шкиперу ладони.

— От работорговцев, говоришь? — новоприбывший критически оглядел Романа. Молодой человек стоял за спиной шкипера — босой, голый по пояс, с изгвазданной зелёными пятнами суконкой в руках. — Он что же, вплавь от них сбежал, в одних штанах?

— Не… — Врунгель помотал головой. — Штаны мы ему тут выдали. А на шхуну его Кнай доставил, мальчишка-фитильщик — помните, он месяц назад гостил вместе с Тирреем на нашем острове? Так вот, Кнай говорит, что подобрал его на внешнем рейде, возле большого парохода.

— А почему к тебе привёз?

— Услышал, как он матюкается, и подумал, что наш.

— Ясно… — гость кивнул. — И ты, Бонифатьич, сразу его зашанхаил? Был ещё в позапрошлом веке такой способ пополнять команду. — пояснил он уже Роману, — Матроса напаивали в припортовом кабаке до изумления, доставляли в таком состоянии на судно, и пока тот не проспался — выходили в море. И приходилось бедняге служить уже там, пока не ухитрялся сбежать в каком-нибудь порту…

— Ну почему — зашанхаил? — обиделся шкипер. — Он, вроде, не против…

— Не против. — подтвердил Роман. — Мне даже нравится, только непонятно тут всё, странно. Например — как мы сюда попали?

— Придёт время — всё поймёте. — пообещал гость. — Документ какой-нибудь имеется?

Он внимательно изучил корочки с красным крестом.

— Роман Меркадер… это же надо такое придумать! Ладно, пусть пока будет так. Не против, юноша?

Роман пожал плечами — пусть будет. Немного царапнуло обращение — на глаз гость был ненамного старше чем он, лет тридцати, может, немного больше — а туда же, «юноша»…

Вот и договорились. — гость кивнул и протянул документ владельцу. — Значит, бумаги в порядке, да и кому они тут, в сущности, нужны?.. Ты уж извини, Бонифатьич, я у тебя твоего рекрута заберу.

— Да я разве ж против? — шкипер развёл рукам. — Ты начальство, тебе виднее. Забирай, конечно, мы и так в город собирались — прикупить ему кой-какое барахлишко, в «Белом дельфине» посидеть…'

— Вот со мной и посидит. И закупить всё, что нужно помогу, и город ему покажу, ну и на вопросы отвечу — у него их, надо полагать, море? Заодно, кстати, и сам расспрошу, каким ветром его к нам занесло? Всё же не каждый день наши соотечественники объявляются в Зурбагане, надо разобраться. Нравится такой план, парень? — спросил он у романа. Тот торопливо закивал в ответ. — Иди тогда, собирайся, у тебя полчаса. А мы пока с Михаилом Христофорычем надо десятком слов перекинуться. И вот ещё что… — он критически оглядел романов наряд, состоящий из парусиновых штанов. — У тебя земная одежда сохранилась?

— Да, джинсы, футболка и кроссовки.

— Вот их и надень. В Зурбагане и не к такому привыкли, удивляться не станут. А матросские шмотки оставь на шхуне, ещё пригодятся…

VII

— Что это за хреновина?

Роман недоумённо вертел в пальцах кожаный браслет из толстой кожи с кольцом для большого пальца и вставкой в виде медного, испещрённого мелкими углублениями диска. Рассмотрел и так, и эдак, надел на руку, продев в кольцо большой палец — вставка при этом оказалась у его мясистого основания, с внутренней стороны ладони.

— Гартаман или, как его ещё называют, платан. — ответил Сергей. — Гартаманом пользуются при починке парусов, чтобы проталкивать иглы сквозь сложенную в несколько раз ткань. Видишь этот кругляш — в него как раз и упирают тупой кончик иглы, как в обыкновенный напёрсток. Незаменимая вещь для матроса парусного судна. Если собираешься остаться на «Квадранте» — тебе тоже такой понадобится, если, конечно, не хочешь ходить с исколотыми ладонями.

И со значением покосился на собеседника. Роман спрятал вздох — это была третья за последние полтора часа попытка завести разговор о планах на будущее, но он всякий раз увиливал, отделываясь фразами вроде «там видно будет» — или, как вот сейчас, неопределённым пожатием плеч.

— Ну, хозяин барин, хочет живёт, хочет — удавится… — не стал настаивать Сергей. — А гартаман всё же купить надо, как и прочий матросский приклад — набор парусных игл, пару мотков суровых ниток для починки парусов, складной нож со свайкой, кусочек пчелиного воска. Ну и нож конечно, раскладной, со свайкой и шилом — какой ты будешь матрос без ножа?

С покупками покончили быстро — в лавчонке, куда они заглянули, едва сойдя на пирс с борта «Штральзунда» — так называлась посудина, на которой Сергей прибыл в Зурбаган, — было всё, необходимое в матросском быту. Вдобавок к перечисленным аксессуарам, он убедил романа приобрести клеёнчатый шлюпочный плащ, просмоленную шляпу-зюйдвестку, в точности как те, что носили матросы с парохода, и две пары рукавиц из толстого спилка — пригодится работать с канатами, пояснил Сергей, без них руки до костей обдерёшь…

Роман хотел заплатить за купленное из своего аванса — Врунгель не обманул и перед отбытием на берег выдал ему двадцать пять увесистых золотых кругляшей с корабликом на реверсе. На аверсе имелась надпись кириллице и римская единица. Сергей эту попытку решительно пресёк — «найдёшь ещё, на что потратить, заявил он, а у меня в этой лавчонке неограниченный кредит…» Роман сложил покупки в специально для этого приобретённый парусиновый мешок с плечевыми лямками и просмоленным репшнуром, затягивающим горловину — и вслед за своим провожатым покинул заведение.

Следующие часа полтора они бродили по городу. Глаза у Романа разбегались — решительно, Зурбаган не походил ни на один из городов, которые ему приходилось когда-нибудь видеть. Он весь был словно составлен из кусочков разных мозаичных картин: на смену припортовым кварталам с домами, выстроившимся вдоль причалов, словно на полотнах Душана Крадлеца сменялись рядами пакгаузов, в проездах между которыми громоздились штабеля бочек и досок. Вместо них возникали широкие торговые улицы, щеголяющие многочисленными витринами, одесскими (или, может, парижскими?) каштанами, чугунными столбами газовых, погашенных по дневному времени фонарей. Ещё несколько шагов — и вы попадали в лабиринт узких, порой взбирающихся ступеньками в гору, переулков, заставленных домишками с узкими, на два-три окна, фасадами и миниатюрными, утопающими в зелени палисадниками за коваными оградами. Круглые, обкатанные морем булыжники под ногами сменялись тёсаными гранитными брусками, гравием, кое-где даже дощатыми тротуарами. По улицам, улочкам, переулкам катились экипажи, взглянув на которые Роман припомнил слово «фиакр», открытые ландо, телеги, гружёные разнообразным барахлом. Раза два опались даже лондонские кэбы с парой высоченных колёс и кучером на высоком сиденье за спиной седока. И пешеходы — одетые по-разному, парочки, группки, одиночки, разнообразно одетые, спешащие, неторопливо прогуливающиеся, глазеющие на витрины магазинов и лавочек…

У одной из таких витрин — на центральной улице, которую Сергей назвал 'улица Полнолуния, — они задержались остановились… В витрине за зеркальными стёклами, на бархатных подушках и подставках из благородного полированного дерева красовалось оружие, самое разнообразное — револьверы, охотничьи двустволки, карабины, шпаги, сабли, кинжалы, охотничьи ножи… Спутник Романа сделал приглашающий жест рукой, предлагая посетить заведение, но молодой человек отрицательно мотнул головой.