О бедном мажоре замолвите слово 3 (СИ) - Останин Виталий Сергеевич

А потом я вспомнил, где уже слышал это название. Бар байкеров на окраине города, умирающий поляк и его слова, когда я спросил про того, кто заказал курьера.

«Когда ты спросил в первый раз, я решил, что ты из 'Ковчега».

Точно! Так все и было! Я, помнится, тогда еще отмахнулся — какой, нахрен, «Ковчег». А наемник закашлялся кровью и выдал что-то про то, что сам себя перехитрил. После чего вручил мне кулон-флешку и умер.

То есть… Получается, что «Ковчег» этот самый за флешкой и охотился? Если учесть предположения Турова и то, что я правильно понимаю, какой смысл кроется в названии организации, то… Получается, именно она послала наемника, чтобы тот убил курьера и не дал попасть флешке в плохие руки. Вероятнее всего, поляк получил приказ носитель уничтожить, но в какой-то момент решил сыграть в свою игру. Оставить приз себе, чтобы потом попытаться продать.

Поэтому он так тогда и напрягся, когда я спросил про курьера! Он думал, что за ним пришел человек «Ковчега», чтобы закончить дело с флешкой. Сам себя перехитрил — вот уж точно!

Но и я, получается, не лучше, ведь передо мной сейчас стоит человек, который и повинен в похищении Турова. Если прав в своих выводах, то он, возможно, и отдал приказ убить курьера и предотвратить утечку из секретного КБ. С его подачи носитель информации попал ко мне в руки. Туров его вскрыл, активировав маячок, после чего на него открыла охоту третья сила — те, кто хотели получить чертежи «Святогора». Я прибег к помощи Платова, чтобы спасти Сашку…

И вот сейчас он говорит, что из «Ковчега». Браво, польский огневик! Идеальная фраза просто!

— Ковчег? — давя все лезущие наружу эмоции переспросил я. — Это что-то же из библейского, да?

Нужно время, чтобы прийти в себя после такого удара. Буду тупить. Уж что-что, а этот навык я отточил до совершенства!

— В какой-то степени, — ухмыльнулся генерал. — Только мы не животный мир спасаем, а Отечество.

С языка прямо снял! Едва удержался, чтобы не скривиться.

Тут я прошу понять меня правильно — себя я всегда считал патриотом. Даже в какой-то степени, махровым монархистом — и еще до того, как пробудился в чужом теле в другом мире, где царь есть. Считаю это нормальным — человек государев, волкодав, ищейка или сторожевой пес и не должны мыслить иначе.

Но вот что меня всегда заводило, это когда «Отечеством», «Родиной» или, к примеру, «Русским Миром» — обязательно оба слова с большой буквы! — начинали щеголять большие погоны. Нет, я вполне допускал мысль, что высокопоставленные вельможи в любом из миров могут любить свою страну и заботится о ее процветании. Просто… Скажем, встречались мне такие экземпляры до крайности редко.

А еще я помнил фразочку одного своего однокурсника-бизнесмена. Как-то гуляли на пятнадцатилетии выпуска, он, понятное дело, деньгами сорил — если коньяк, то самый дорогой. Ну и с пьяных глаз высказался как-то, что с точки зрения своего положения руководителя предприятия, он вообще не видит разницы между своим карманом и бюджетом.

Оно, может, и так все — я никогда предприятиями не рулил, сказать не могу. И даже не буду выступать за «хорошо» это или «плохо». Вот только уверен я, что патриоты во власти примерно так же мыслят. Не видя разницы между своими интересами, и интересами государства. А вот это уже однозначно не лучший вариант.

— Ну ежели Отечество, — слегка дурашливо, переключаясь на старорусский стиль, — Тадыть оно канешно!

— Михаил, — поморщился Платов. — Если без этой твоей язвительности можно обойтись, то я был бы очень благодарен.

— Можно, ваше высокопревосходительство, как не можно, ежели можно, — прогудел я, но закончил уже вполне серьезно. — Я вас внимательно слушаю, Григорий Антонович. Вы из организации, которая негласно занимается вопросами сохранения государственности, верно? И меня туда же хотите завербовать? Тоже не ошибся?

— Ты ведь уже подозревал, что я не просто «кат»? — генерал покачался с носков на пятки.

— Было такое. Больно интересы у вас специфические, — признал я. — «Кату», уже простите, Зубов тот до одного места. Граф он или не граф.

— Верно, — признал он. — А для чего, как ты считаешь, мы его брали?

— Кто-то крышевал наглеца, вот этот тип вам и понадобился, — пожал я плечами. — Чтобы через Зубова сковырнуть того, кто выше сидит и тронуть его без достаточных оснований никак не получается.

— Умеешь в анализ, молодец, — похвалил он. — Все правильно, граф лишь приманка. И скоро мы возьмем того, кто возле самого трона окопался. Настоящего врага империи.

Не знаю, может это такая специальная ментовская антимагия, но как только я слышу «враг государства», как сразу легкая тошнота появляется? Не слишком сильная, не до рвоты, но достаточная, чтобы понять — спагеттины, которые сейчас по ушам развешивают, не первой свежести.

— И вы меня в это дело вписать хотите? — удивился я. — Зря. Тут даже вопрос не в происхождении, а в том, что влияния у меня собственного нет. У отца имеется, а я могу лишь его пользоваться. Такая себе фигура для сковыривания высокопоставленного царедворца.

— Нет, тут уж я и без тебя справлюсь, — отмахнулся генерал. — Точнее даже, и без меня справятся. Есть кому. Я же все это тебе говорю для того, чтобы ты понимал, чем я занят. И на что зову тебя. Давай уж откровенно, Михаил — долго ты в полиции еще проторчишь? На низовой оперской должности? Заскучаешь ведь, не тот у тебя масштаб личности.

— Пока было не скучно…

— А когда чередой пойдут кражи соленьев, да рейды по артефактным лавкам, долго продержишься?

Тут он, как бы неприятно такое признавать, был полностью прав. Я отлично знал, что оперская рутина — не то, о чем сериалы снимают. Острых моментов и по настоящему интересных дел в ней немного. В основном, как он правильно сказал, кражи варенья и килограмма печенья. И убийца в основном не садовник, а сосед или грузчик из магазина.

— Другие как-то держаться же.

И я как-то всю свою прошлую жизнь. Но новую… Чет я сомневаюсь! И так ведь из одной авантюры в другую скачу. Расскажи кому из бывших коллег, что я тут на расследовании вытворяю, поседели бы.

Это Платов четко срисовать смог. Сказал, подтверждая.

— Так то они, а то ты. Заскучаешь, поверь моему опыту. И, либо начнешь глупости делать, создавая подвиги на ровном месте, либо бросишь опостылевшую службу, и вернешься в круг семьи. Я же предлагаю тебе то, что ни отец твой, ни полиция, дать не способны.

— Это что же, к примеру, Григорий Антонович?

— Смысл. Гордость от сделанной работы. Наказание истинных виновников, а не стрелочников.

И вот насколько моя душа уже обросла броней из цинизма, а все равно его слова сумели немного ее пробить. Потому что — важно это. Для опера, для любого человека, который выбрал не работу, а службу. Да и для мужчины тоже. Смысл. И гордость, да.

Вот только, напомнил я себе тогда, при рубке лесной просеки, произвольно летящими щепками довольно часто убивает и бортников, и травников, и случайно загулявших туристов. И это не говоря уже о зайчиках с лисичками и прочими ежиками. Мышей-полевок, тьфу ты! — курьеров! — вообще никто не считает.

Мир не черно-белый, враги не обязательно сволочи, а я — не д’Артаньян, как бы не хотелось обратного. Мальчик уже не маленький, понимаю, что для дела иногда приходится запачкать руки. Однако, выбор когда и как это произойдет, я предпочитаю делать сам. А не выполняя приказы. Боженьке до всех этих высочайших распоряжений потом все равно фиолетово будет — отвечать лично придется.

— Значит, зовете меня в этот самый «Ковчег»? — вроде бы как задумчиво произнес я. Словно всерьез размышлял об этом. — И кем же?

— Для начала, оперативником. С довольно широким спектром полномочий и изрядной свободой в принятии решений. Работать будешь со мной.

Агент «007» владимирского разлива — так по его словам выходит. Шувалов. Михаил Шувалов. Заманчиво, черт возьми… но нет. И даже не в том дело (хотя это тоже имеет значение), что я считаю его стартовым триггером в получении флешки с чертежами «Святогора», а в том, что не верю я в свободу. Всегда над тобой кто-то стоять будет в государственной-то вертикали власти.