Наследник огня и пепла. Том IХ (СИ) - Добрый Владислав

— Он не ответит, — сказал он в сторону, к лодке. — Они никогда не отвечают сразу. Надо пройти через несколько смертей. Желательно — чужих.

— У тебя был ответ? — парировал старик каким-то ему одному понятным доводом. — Или только свирель?

Пан прижал руки к груди. В ответ из воздуха посыпались сухие листья. Ниоткуда. Без ветра.

— У меня была песня, — шепнул он мне очень горько.

И снова — тишина.

Я сделал шаг вперёд — и вода под ногами дрогнула. Пан вскинул бровь.

— Осторожней, Охотник. Под этой гладью много чего спит. — Он повернулся к старику. — Позволь ему задать вопрос.

— Он уже задал, — отозвался тот. — Он просто ещё не понял, что ответ уже получен.

Я сжал кулаки.

— Скажите… — я запнулся, но всё же продолжил: — Есть способ? Что-то? Кто-то? Что может уничтожить или хотя бы прогнать эту тварь? Я не прошу силы. Я прошу направление. Или врага моего врага. Или…

Старик медленно кивнул. Очень медленно, как-то странно — словно вместо мышц у него были хитрые механизмы с каменными шестерёнками.

— Есть, — сказал он. — Но если ты шагнёшь туда, где оно спит, ты перестанешь быть человеком.

— И стану… кем?

— Тем, кто сможет дотронуться до его сердца. Но не вернётся назад.

Я едва удержался, чтобы не закатить глаза. Пан предупреждал, что они говорят загадками, потому что мы их не понимаем. Мой мозг интерпретирует их слова так, как… как может. Но у меня крепло подозрение, что они, сволочи бессмертные, даже не пытаются объяснять.

Пан снова присел. На этот раз рядом со мной. И выше меня. И посмотрел на меня сверху вниз, как ребёнок, разглядывающий муравья.

— Видишь, — сказал он, — вы, люди, опять просите огонь. Но получаете всегда пепел.

Да потому что ты утырок, не можешь внятно объяснить ситуацию! Объясни нормально: вот штука, которая переварит за тебя мясо, отгонит диких зверей и ночной холод — она работает на дровах. И кусает всех без разбору. Вот инструкция по безопасности… Интересно, если я попрошу «инструкцию пользователя», они поймут?

Провести эксперимент я не успел. Пан протянул ко мне руку. Между его пальцами снова блеснул зелёный кристалл. Он светился мягко, ласково. Его хотелось схватить и прижать к сердцу.

— Я могу показать тебе путь, — сказал Пан. — Но идти придётся самому.

— Это не дорога, — добавил старик. — Это выбор. Один из тех, после которых другие — уже не твои.

Меня удержало только то, что у Итвис не принято брать подарки от тех, кто сильнее. Но и не взять я не мог. Я внимательно посмотрел в лицо Пана. И впервые заметил в нем что-то человеческое. Он едва заметно улыбался, но в уголках его глаз хитро прищуренных глаз таилась злая ухмылка трикстера. Он провоцировал. Не меня, того, второго. Ждал, что тот вмешается? Я посмотрел на сидящего в лодке. Лодка не шевелилась, он не шевелился, волосы в его бороде, вода — ничего не шевелилось. Как и прежде. Но теперь мне почемуто казалось что этот мир как будто замер в удивлении.

— Она… — я кивнул на кристалл. — Она поможет?

Старик долго смотрел на меня в ответ. А потом — впервые — улыбнулся. Почти ласково. Почти по-отечески.

— Она тебя уже выбрала, Охотник.

Он выпрямился в лодке. Вода под ней зашевелилась. И я понял — что бы ни жило под этой гладью, оно слушает. Оно ждёт. Я взял зеленый кристалл из руки Пана. И он оказался на моем пальце выточенными из дерева кольцом с яркими изумрудными вкраплениями.

Пан встал. Посмотрел на старика, потом на меня.

— Тогда иди. Я покажу тебе дорогу.

И прямо там, где я стоял, над водой открылась ещё одна тропа.

Узкая, как лезвие ножа.

Уходящая в темноту, где не было света. Только музыка.

Музыка флейты Пана.

И дыхание чего-то огромного в глубине.

Я сделал шаг —

и выпал из своего переходного звена между стулом и креслом на пол собственных покоев.

Сперат запоздало вскочил, но я уже стоял на ногах.

— Долго я спал⁈ — рявкнул я, отталкивая его и оборачиваясь к стене. В открытом Гвеной окне было светло.

— Вы… Если вы и спали, муж мой, то проснулись едва ваша длань соскользнула, — максимально дипломатично ответила Адель.

Я вопросительно посмотрел на Сперата, но за него ответила Гвена:

— Если и задремал, то сразу же чуть не свалился. Сперат даже играть начать не успел, — ехидно прокомментировала она. И тут же, без паузы, уже совсем другим тоном: — Что у тебя в руке?

Мы все вместе посмотрели на мою сжатую в кулак руку. Я раскрыл ладонь. На ней лежал желудь. Не знаю, какие бывают желуди — этот был размером с куриное яйцо.

— Это семя деревьев моей родины, — проговорила Адель. — Особенно много их растёт в Темнолесье… Откуда он у вас?

Ты, млять, не поверишь. Но я не расскажу. Потому что там — голая баба. Хоть и под стеклом.

— Его надо срочно посадить, — озвучил я скребущиеся в черепе желания.

— Я велю принести кадку побольше, — хорошая жена как хороший сержант: достаточно услышать приказ, а детали она уже возьмёт на себя.

— Нет, — я прислушался к себе. — Его нужно высадить в землю. Под открытым небом. Сперат, поднимай людей. Мы едем обратно к Вуали.

Мы ехали быстро. Сперат собрал людей за считаные минуты. Я, сам того не замечая, отдавал приказы с той интонацией, с какой привык говорить в своём мире — негромко, почти просяще, вежливо. Магн внутри меня, которого учили обращаться с дикой вольницей убийц, в этот момент молчал. И всё же меня спасло от немедленной потери всякого авторитета то, что говорил я с той спокойной решимостью, с какой палачи дают указания приговорённым к смерти: «Встаньте на колени. Голову вот сюда».

Все всё поняли и подчинялись с дисциплиной, почти как у солдат моего мира.

Когда мы вновь приблизились к Вуали, местное светило уже стало тускнеть, обещая скорый вечер. За время нашего отсутствия Чёрная Вуаль подползла заметно ближе к черте города, уже начав поглощать сплошную застройку вокруг стен. Как огромная тень — тёплая и вязкая — она ползла вниз по холмам, размывая очертания полей, садов и селений, пожирая пейзаж без шума, но с пугающей неотвратимостью. Казалось, она не движется вовсе — но каждый раз, отрывая взгляд и возвращаясь, мы замечали, как она стала ближе.

На дорогах стало людно. Толпы караэнцев спешили внутрь города, спасаясь от тьмы, как от реки в разлив. Все, кто был ещё вне стен, теперь понимали: их время вышло. Те, кто был вооружён, искали своих, пожилые и женщины с детьми и корзинами просто бежали прочь. Редкие конные латники на запыхавшихся лошадях скакали по обочинам, как будто спасаясь после проигранной сечи.

Город готовился. Я увидел дым от костров, разведённых на стенах. Оставленные рядом со стенами свободные пространства — на случай осады — теперь были забиты людьми. Там, где раньше сушили бельё, теперь кипела работа. Люди тащили корзины со стрелами, перекладывали валуны на деревянные платформы, наскоро точили лезвия, варили смолу. На верхних площадках стены кто-то уже расставлял арбалетчиков, проверял запасы болтов и раздавал пайки из того, что успели собрать в спешке.

Средневековая армия. Вся мощь Караэна, вся воля — собраны в единое напряжённое движение. Уже выиграв первую битву. Против страха.

И всё это было бесполезно.

Я знал это с ужасающей ясностью. Как человек, читающий сценарий трагедии, уже зная, кто умрёт в следующем акте.

Здесь не было жалости — только понимание того, насколько бесполезны камень, дерево и пламя против того, что уже двинулось к нам. Ни одна стрела, ни один арбалетный болт не долетит. Ни один воин не устоит.

Мой взгляд упал на старый персиковый сад — тот самый, который я когда-то превратил в прогулочный парк для горожан. За ним ухаживали, туда водили детей и стариков, чтобы слушать пение птиц и вдыхать запах цветущих деревьев. Сейчас, несмотря на позднюю осень, сад стоял в тихом одиночестве. Ни одного прохожего. Лишь низкие стены, опоясывающие его, и пара запертых ворот.