Багряная радуга (СИ) - Гришин Алексей

Сказано было на языке Магриба. Слава Всевышнему, у галлийца было время его выучить.

Надо же, скромные какие. Мысль, что у бея могут быть свои дела, им даже не пришла в голову.

Хотя нет, пришла, и это несомненно. Как несомненно и то, что не ради чая пришли эти господа. Выходной день, вроде бы никого и ни к чему не обязывающий визит. Короче, гостей надо принимать. То есть слащаво улыбнуться и пригласить в гостиную.

— Проходите, прошу вас. (Глаза б мои вас не видели!)

Проходите, устраивайтесь поудобнее, как добрались, как настроение, как здоровье ваших близких и еще много-много всяческих «как», без которых на Востоке не обходится ни один серьезный разговор.

— Джамиль! Чаю на троих!

Чего-чего? Гости замялись, закашлялись. Все ясно. Не с хозяином они пришли разговаривать. Точнее — не только с ним. Ожидаемо и предсказуемо. Что же, уважаемым людям не грех и подыграть.

— Господа, вы не будете возражать, если к нам присоединится моя жена?

Для истинного османа такое прозвучало бы дико — женщине нечего делать в компании мужчин. Но эти-то из Магриба, там нравы помягче, там хозяйка совершенно спокойно помогает мужу принимать гостей.

— Будем рады познакомиться с уважаемой ханум.

— Делал, у нас гости! — было сказано лишь немного громче обычного, но и этого хватило. Жена вошла в гостиную, одетая как истинная принцесса. Бежевая абайа, украшенная тончайшей серебряной вышивкой, кремовая шейла, закрученная на голове на магрибский манер, оставив голой шею. Однако! В Галлии подобных вольностей за ней не водилось и в помине.

Скромный взгляд, легкая улыбка, в руках поднос со сладостями. Ничего особенного, выходящего за рамки этикета, но купцы резко вскочили и, приложив руки к сердцу, низко поклонились, глядя в пол.

— Приветствую вас, дорогие гости. Сидите-сидите, мы с супругом рады принять в своем доме столь уважаемых господ. Позвольте угостить вас моей пахлавой.

Д,Оффуа едва удалось скрыть удивление. Какая пахлава, откуда, если утром он сам съел последний кусок. Воистину велики тайны любящей женщины.

А господа аль-Таджир и Багдади, они ж растерялись! Стоят и молчат, будто языки проглотили. Пришлось подняться самому, еще раз пригласить всех присесть у уже расстеленного расторопной Сальвой дастархана. И мало-помалу начать беседу. Вначале, как всегда, о погоде, о злых северных ветрах, поднявших на море большие волны, отчего корабли не спешат покидать стамбульский порт.

Постепенно разговор свернул в деловое русло. Речь пошла о важности торговли и трудностях, возникших в последние годы.

— Пиратство! — Толстый аль-Таджир яростно ударил кулаком по ладони. — Они думают, что с награбленного можно разбогатеть, так ерунда это! В городах разоряются мастера — зачем они нужны, если все, что нужно, привозят пираты. Кузнецы, ткачи, ювелиры — все разоряются, увольняют работников. А тем куда идти? Только к тем же пиратам наниматься! Детям незачем учиться ремеслам, потому что кому нужно их ремесло? Дальше что? Страна превратится в разбойничью шайку?

— Потом и торговцы разорятся, поскольку не выдержат конкуренции? — вполголоса, скорее, сама себе сказала Делал.

— Да, уважаемая ханум! — Купец повернулся к хозяйке. — Они уже разоряются! Хорошо мы, те, кто владеет большими кораблями, можем направить их в океан, возить товары из дальних стран в европейские порты. А остальные купцы? Их суда способны ходить лишь по нашим морям, серьезных штормов им не выдержать. Что остается? Самим заняться разбоем?

— Простите, уважаемый, но я вас не понимаю. — Хозяйка все-таки включилась в разговор мужчин. — В Тунисе, например, пираты были всегда. И купцы были всегда. Они точно никогда не мешали друг другу. Что сейчас вас так взволновало?

— Позвольте я объясню, — заговорил худой и высокий Багдади. — В прежние годы правители терпели пиратов, но никогда не жаловали. Если кто-то мог доказать, что моряки именно с этого корабля напали на него и отобрали товары, виновный должен был оплатить ущерб. А уж когда доказывалась гибель экипажа, то выносились и смертные приговоры. Нечасто, но такое случалось. Зато сейчас любому грабителю можно быть спокойным. Отстегни в тунисскую казну положенную долю, и ни о чем не волнуйся. Нынешний паша прикроет от любого суда. Страна превратилась в надежное разбойничье гнездо. Особенно в последний год стало плохо, кажется, что уже не паша контролирует пиратов, а они его.

Разговор затянулся до глубокой ночи. Причем беседовали гости прежде всего с хозяйкой. Нет, ни в коем случае не игнорируя мужа. Просто для д,Оффуа было очевидно, что пришли они именно к принцессе Туниса. И как знать, не ради ли именно этого разговора и послал галлийский король двоих незадачливых молодоженов в великий город Стамбул.

Через неделю визит повторился, только в этот раз гостей было больше и разговоры велись несколько более откровенные. О заговоре против тунисского паши речь, конечно, не шла, но в душе молодого дипломата зародилось подозрение, что как раз в эту-то авантюру, в конце концов, их и попытаются втянуть благородные магрибские купцы.

Глава 8

Однажды вечером, когда солнце уже ушло за горизонт и лишь легкая серость на затянутом тучами небе напоминала о его существовании, в дверь Красного дома постучались. Очень вежливо и аккуратно.

Хозяева на стук не отреагировали, а слуги, очевидно, решили, что гости недостаточно настойчивы, чтобы реагировать на них в такую темень.

Тогда неизвестный гость постучал громче. Еще немного, и в дверь забарабанили.

— Джамиль, кто там? — недовольно крикнул из спальни на втором этаже хозяин. Еще бы, любимая жена только что нежно поцеловала в шею, в грудь, спустилась к животу, откровенно не собираясь на этом останавливаться, а тут кто-то рвется, чтобы, не приведи господи, вырвать хозяина дома из ласковых объятий.

— Две женщины, господин. Говорить из Галлии, попасть беда. Просить принять. Важно. Да отстаньте вы, проклятые! — Это уже относилось к гостьям.

Какие женщины? Зачем? Почему сейчас? И что делать? Нельзя же просто выгнать на улицу в ночь.

Пришлось перевернуть разгоряченную жену на спину, вдохнуть аромат ее волос и с тяжелым вздохом отправиться исполнять долг. К сожалению, не супружеский.

— Я быстро, милая.

В ответ раздалось нечто невнятное, среднее между «торопись» и «только попробуй задержаться».

Д,Оффуа наскоро оделся, поправил волосы, придав им некое подобие прически. Дамам может не понравиться? А плевать, нечего по ночам шастать в дома женатых мужчин.

Когда спустился вниз — остолбенел. Действительно, две женщины, молодые, можно сказать, девчушки. Белокожие и светловолосые, безусловно европейки. С непокрытыми головами и с ошейниками на высоких, воистину лебединых шеях. Рабыни. Вот ведь попал…

— Господин, спасите! Мы из Прованса, из деревни Фержюс… месяц назад на деревню напали пираты, все разграбили, нас увезли, неделю назад продали какому-то старику… страшному… я Эльза, а она — Мари… он страшный… мы домой хотим… он нас бьет… смотрите…

Действительно, даже в скудном свете коридорных свечей были видны синяки на лицах, на руках.

Рабство. Немыслимое в просвещенной Европе и обычное здесь, в великой и процветающей Османской империи. Где никого не волнует, кем ты был до того, как на тебя надели этот страшный ошейник. Еще недавно эти девчонки смеялись, обнимались с родителями и мечтали о самых лучших, никак не иначе, мужьях. А теперь они — вещи. Или домашняя скотина, живущая лишь для того, чтобы ублажать хозяина. Корова — молоком, овца — шерстью, а эти двуногие… ну, всяким-разным. А будут ублажать плохо — будут биты, как собаки, плохо выполняющие команду «лежать». Вон они, следы дрессировки.

— Заходите, пройдите в гостиную.

— С ума сошел!

Любимая супруга спустилась. Волосы растрепаны, но укрыты легким платком, платье, даже надетое второпях, сидит безукоризненно.

— Ты что творишь! Хочешь, чтобы нас в воровстве обвинили?