Костоправ. Книга 3 (СИ) - Небокрад Максим

— Господин Эйдан, может, вы попробуете?.. — раздался голос лекаря.

— Нет, — отрезал Вульн. — Никакого исцеления. Душа пытается закрепиться, не мешайте процессу.

Он поднял над крохотным тельцем ладонь, и на сей раз я отчётливо ощутил лёгкие волны энергии. Девочка продолжала кряхтеть. Её лицо в свете солнечных лучей становилось уже не багровым, а синим, приобретая оттенок грозового неба. Я снова почувствовал себя беспомощным — на моих глазах не первый раз умирали новорождённые нэйтааримы-маги, и это было самое гадкое чувство. Каждый раз видя угасающую искру жизни, я ощущал, как частичка меня умирает вместе с ними.

Девочка резко утихла. Едва на меня обрушилось осознание, что это очередная смерть, как она неожиданно громко вздохнула и заревела. Синева с её лица отступила, щёки снова налились теплом.

Вульн поймал мой изумлённый взгляд и коротко кивнул. Я коснулся век новорождённой и поднял их — у неё были янтарные глаза, сияющие как два крошечных солнца. Она вышла из потока, Нэйтаар перестал бороться с магическим ядром.

— Получилось, — тихо сказал я и, обернувшись, воскликнул: — Получилось! Сообщите королю Герту!

Один из магов обрадованно потряс кулаком и выбежал в коридор. Остальные же окружили девочку со всех сторон и принялись тщательно её осматривать.

— Где её мать? — нарушил обсуждение Вульн.

— В соседней палате, господин, — почтительно ответил лекарь.

— Отнесите девочку к ней, ребёнку необходимо материнское молоко.

Лекарь закивал и, бережно взяв дитя на руки, удалился.

— Господин Вульн, вы даже не представляете, как мы вам благодарны, — сказал я и, охваченный радостью, приобнял его. — Вы совершили великое дело.

— Сегодня мы спасли невинную жизнь, господин Эйдан, — улыбнулся он. — Ради такого стоит жить.

Глава 14

Сарзон распахнул потрёпанный мешок, утрамбовал на дно форму оикхелдского пехотинца и прикрыл её дырявой рубахой, пропитавшейся дорожной пылью. Затянув горловину двойным узлом, он закинул ношу на плечо и устремил взгляд к городским стенам. Рассветное солнце едва коснулось крыш, а по тракту уже тянулась вереница люда — торговцы и работный народ, готовый гнуть спину за горсть медяков. Сарзон держал путь к южным воротам — память подсказывала, что здешняя стража всегда относилась к проверкам спустя рукава. Война могла изменить порядки, но рисковать, выбирая новый маршрут, он не стал.

Если верить вотрийцам, Сарзон был единственным лазутчиком в Оикхелде, сумевшим подобраться так близко к столице. Янтарный цвет глаз выдал бы любого другого шпиона, поэтому на его плечи ложилась огромная ответственность. Во время пути в Гилим он уже успел оценить перемещения войск, но этого было недостаточно.

Сарзон влился в людской поток, медленно струящийся к воротам. Привычный ритм движения изменился — толпа замедлялась, спотыкалась, будто река перед плотиной. Похоже, его опасения насчёт усиленной проверки подтвердились. Когда подошла его очередь, стражник скользнул по нему равнодушным взглядом и тут же переключился на торговца с телегой, требуя показать товар. Сарзон беспрепятственно шагнул под арку ворот.

— Овёс, видно же! — послышалось позади. — Вот, глядите! Последнее на продажу везу!

Он направился прямиком к «Жадному конюху» — месту, где собирались бедняки и всякий сброд. Кабак не запирал двери ни днём, ни ночью, ведь желающих накидаться дешёвым пойлом за гроши всегда хватало. Да и перекусить там можно, если желудок был крепок. Путь лежал через лабиринт кривых улочек, где громоздились покосившиеся лачуги, а в канавах гнили объедки и тряпьё.

Добравшись до кабака, он толкнул рассохшуюся дверь и окунулся в знакомую вонь прокисшего пива и немытых тел. За стойкой маячила долговязая фигура Хольдара — внука Бренрика, хозяина заведения. Бренрик обычно заступал на смену вечером и работал до утра, а днём отсыпался, вот Хольдар его и подменял. В зале было непривычно тихо — лишь несколько завсегдатаев сгорбились над кружками в дальних углах.

Сарзон подошёл к стойке и поздоровался:

— Привет.

Хольдар вгляделся в его лицо и, сведя брови, спросил:

— Сарзыч, ты, что ли?

— Я, как видишь, — улыбнулся Сарзон, усевшись на табуретку и бросив мешок рядом.

— Мать честная! Ты когда успел так вымахать?

— Да кто его знает… Есть чего пожрать?

— Найдётся, — кивнул Хольдар и, достав тарелку, зачерпнул из кастрюли каши. — С тебя полушка.

Сарзон положил на стол целый медяк:

— Налей-ка мне ещё чего-нибудь.

Хольдар наполнил кружку пивом и, поставив на стол, спросил:

— Ты где пропадал?

— Работал то там, то сям… — ответил Сарзон, промочив горло. — Сам понимаешь, жить на что-то нужно.

— Понимаю, приятель.

— У тебя-то как дела?

— Да неплохо, — сказал Хольдар и усмехнулся: — Дед только с каждым днём ворчит всё больше и больше.

— Старик у тебя не меняется, — произнёс Сарзон и поинтересовался: — Слушай, а Эльва всё так же на кухне во дворце пашет?

— Вроде там же, — пожал плечами Хольдар. — А чего? Захотелось королевской похлёбки отведать? Денежка завелась?

— Да любопытно просто… Кстати, слышал, солдатни тут многовато стало.

— Ну так война ж! Они то туда, то судя метаются, а пока в городе, напиваются вусмерть. Надоело, если по чесноку.

— Буянят?

— Да каждый день, — ответил Хольдар. — Во времена, а? Раньше в армию все рвались — мест не было, а сейчас насильно из деревень гребут.

— Времена… — согласно закивал Сарзон. — Сюда часто заглядывают?

— Слава Рондару, не часто. Они там в своих дырах ошиваются.

— Это где?

— Да в том же «Ржавом мече» их полно или в «Хромом Петухе».

— А в «Большом котле»?

— И там тоже, — сказал Хольдар. — Да где их только нет.

Дверные петли взвизгнули, впуская новых посетителей. Их громкие голоса и раскатистый смех разорвали сонную тишину, царившую до этого момента. Один из голосов показался Сарзону смутно знакомым — кажется, это был Скальм. Вошедшие уверенно направились к столику неподалёку и с грохотом уселись на стулья. Судя по разговору, их было трое. Самый шумный из них, обладатель зычного баса, тут же гаркнул:

— Холь, плесни-ка нам браги и тащи мяса пожирнее!

— Мать! — крикнул Хольдар, не поворачивая головы. — Мясо ещё осталось?

— Осталось, осталось, — донеслось с кухни. — Не Бьяртур ли спрашивает?

— Он самый, дорогуша! — громко засмеялся мужик.

Из кухни выплыла тощая как жердь женщина с серым от усталости лицом. Она прищурилась, глядя через плечо Сарзона, и её губы превратились в жёсткую линию. Уперев костлявые руки в бока, она процедила с интонацией, не терпящей возражений:

— Сначала монеты на стол. Тринадцать медяков выкладывай.

— Куда-то тринадцать-то? — цокнул языком Скальм.

— А ты не суйся, — огрызнулась Фрёна, пройдя к их столу. — Он и сам знает.

— Да ты глянь, какая боевая! — хохотнул Бьяртур, но кошель, судя по звону, всё же вытащил. — На, держи. И смотри, чтоб мясо не пережарила.

— Не учи ворону каркать, — фыркнула она, сгребая монеты.

Хольдар достал три кружки, наполнил их брагой и махнул рукой:

— Забирай.

— Хоть посидим по-человечески, — произнёс Скальм, поднимаясь со стула.

Сарзону почудилось, что Скальм, забирая кружки, задержал на нем пристальный взгляд, словно пытаясь разглядеть в его чертах нечто знакомое. И, судя по всему, это не было игрой воображения, ведь спустя мгновение тот вернулся и произнёс простецким тоном:

— Шкет, никак ты?

— Привет, Скальм.

— А чего зенки прячешь? Аль язык проглотил?

— Не хотел тебе мешать.

— Тьфу ты! — обернувшись, бросил он. — Вконец обнаглела нынче молодёжь. Нас, старых волков, и за людей не считают.

Собутыльники одобрительно загудели. Скальм грузно опустился на соседнюю табуретку и, схватив кружку Сарзона, осушил её парой глотков. Он придвинулся вплотную — от него несло табаком и застарелым потом.