Хозяйка поместья с призраками (СИ) - Ривер Алекс

– Ну… – Анна заставила себя улыбнуться. – Места, по крайней мере, много.

Его было даже слишком много. Целые залы, заставленные покрытой саванами паутины мебелью, темные коридоры, уходящие в неизвестность, бесконечные двери. Они медленно продвигались вперед, и их шаги гулко отдавались в гробовой тишине.

– Смотри, камин! – Миша указал на огромную каменную громадину с витой чугунной решеткой в одной из гостиных. – Мы могли бы вечерами сидеть тут и читать!

Анна посмотрела на каминную полку, где в ряд стояли фарфоровые пастушки с отбитыми носами, и представила, как они с Мишей греются у огня, пока по углам комнаты гуляет ветер. Картинка выходила скорее жутковатой, чем уютной.

Странно, что вандалы еще не разграбили и не опустошили эти руины. Ведь никакой сторожки охранника, да и вообще ни одной живой души по дороге не было заметно.

Лилия тем временем попыталась стряхнуть пыль с одного из диванов, но подняла такое облако, что все тут же принялись кашлять и чихать.

– Ладно, – Анна снова взяла инициативу в свои руки. – Первым делом – найти кухню и хоть какую-то комнату поменьше, которую мы сможем обогреть и привести в порядок. Лилия, ты знаешь планировку?

– Ох, барышня, я тут всего пару раз была с покойной матушкой вашей, да и то чаще в людской, – призналась служанка. – Но кухню, кажись, помню. Вон по тому коридору.

Немного напрягшись, Анна с удивлением обнаружила, что Лилия, которой на вид не дать больше двадцати пяти лет, всё-таки, похоже, была старше её собственного нового тела. В одном из мутных зеркал по дороге Анне удалось его рассмотреть – девушка лет девятнадцати-двадцати с милым, ещё по-детски округлым лицом и аккуратным носом, карими глазами и каштановыми волосами. Она была миловидной, эта Анастасия фон Хольт, только теперь миловидность будто спряталась под слоем серого налёта усталости, нищеты и свалившихся на неё несчастий, сделав девушку почти бесцветной и угловатой.

Они побрели дальше, и Анна с профессиональным интересом архитектора отмечала просевшие полы, отклеивающиеся обои и трещины в потолке. «Фундамент, похоже, еще ничего. Несущие стены сырые и кое-где в трещинах, но в основном целые. Крыша… о, крыша – это просто песня! Замена стропильной системы, новая обрешетка, черепица…» Она мысленно прикидывала стоимость работ и понимала, что даже если бы у нее водились местные деньги, найти здесь мастеров было бы не реально.

Наконец, они нашли кухню. Огромное помещение с гигантских размеров плитой, похожей на паровоз, и ещё одним массивным дубовым столом посредине – чуть меньше того, что украшал обеденный зал, но тоже достаточно величественным. На столе стояла тарелка с каким-то окаменевшим куском хлеба, а рядом – кружка. Словно хозяева лишь ненадолго отлучились куда-то лет этак двадцать назад. Да так и не вернулись.

Анна подошла к раковине и попыталась повернуть кран. С глухим стоном из него брызнула ржавая жижа, а потом все стихло. То, что в этом странном мире имелся водопровод, конечно, хорошо, но вот то, что именно в её развалюхе его, похоже, всё равно, что не было, удручало.

– Колодец во дворе есть, – поспешила «утешить» её Лилия. – Я мигом. Сбегаю, водички принесу.

Она схватила ведро и выскочила за дверь.

Мишель, который, в отличие от обычных среднестатистических мальчишек, так и ходил за ними хвостиком, тем временем открыл дверцу огромного буфета. Раздался жалобный скрип, и оттуда на пол с тонким звоном выкатилась серебряная ложка. Мальчик ойкнул и отскочил.

– А вот и сокровища, – мрачно пошутила Анна, поднимая ложку. Все-таки очень странно, что усадьбу никто не ограбил за столько лет.

Она обернулась и вздрогнула. Напротив, в темном углу кухни, стоял высокий старинный шкаф с посудой. И на мгновение ей показалось, что в стеклянной дверце отразилась не она, а какая-то другая фигура – высокая, седая, в старинном платье. Она моргнула – отражение исчезло, и из тёмного стекла смотрела на нее только ее же собственная, хотя и чужая, испуганная физиономия.

– Барышня? – снова послышался голос Лилии из коридора. – А куда ведро-то делось? Только что тут же стояло!

Анна в недоумении огляделась. Она ведь только что сама видела, как Лилия взяла ведро и вышла.

– Оно… оно должно быть у тебя! – крикнула она в ответ.

– Да нет же! Я вернулась, оно тут стояло, я хотела тряпку взять, обернулась – и нету! Как сквозь землю провалилось!

По спине Анны пробежали мурашки. Она посмотрела на Мишеля. Мальчик притих и широко открытыми глазищами смотрел в тот угол, где стоял шкаф.

– Там кто– то есть, – тихо сказал он. – Я слышал, как кто-то вздохнул.

В этот момент с верхнего этажа донесся отчетливый, одинокий звук. Как будто с полки упала очень тяжелая книга. Глухой, финальный удар, поставивший точку в тишине.

Анна закрыла глаза и глубоко вдохнула. Запах пыли, плесени и одиночества. Запустение, странные видения и звуки.

Добро пожаловать домой, Анастасия фон Хольт. Ваше наследство ждет вас. И оно не совсем пустое.

Глава 2. Ночные шорохи и утренние заботы

Первая ночь в Вороновой Усадьбе стала для Анны испытанием на прочность. Они с Лилей кое-как отбили у пыли и мышей небольшую комнату рядом с кухней – бывшую комнату для прислуги. Туда вдвоем притащили узкий диванчик для Миши и сняли с петель самую прочную и наименее затянутую паутиной дверь, чтобы соорудить себе подобие ложа. Тюфяки, пропахшие сыростью и плесенью, Лилия попыталась без особого успеха проветрить и отбить. Вместо простыней и одеял пришлось воспользоваться тяжёлыми портьерами, отвоёванными у одного из залов. Постельное бельё было почти полностью непригодно для использования.

Вечер они провели у крошечного, едва теплящегося огонька в камине кухни, жадно поедая привезенные с собой припасы: черствый хлеб, сваренные вкрутую яйца и кусок сала. Впрочем, эта скудная еда казалась Анне самой вкусной в жизни, потому что была единственным напоминанием о чем-то реальном и осязаемом в этом царстве хаоса и призраков.

Мишель, измученный дорогой, уснул почти сразу, укрытый свёрнутой вчетверо бархатной портьерой, из которой предварительно выбили всю пыль. Лилия, бормоча молитвы, расставила по углам комнаты засохшие пучки какой-то травы – «от дурного глаза и прочей нечисти». Анна, которая всегда считала себя трезвомыслящим прагматиком, на этот раз не стала возражать. После истории с ведром, своего видения и того вздоха, который услышал Миша, ее рациональная картина мира дала серьезную трещину.

Она легла последней, уставшая и продрогшая до костей, надеясь, что истощение прошедшего дня победит страх. Но едва она закрыла глаза, как дом ожил.

Он не пугал грохотом или воплями. Нет. Он шептал. Скрип невидимой половицы где-то в бесконечном коридоре. Тихий, едва слышный перезвон стекла, будто кто– то задел хрустальную подвеску на той самой люстре. Шуршание – то ли мышиная возня, то ли шелест шелкового платья по каменным ступеням. Однажды ей показалось, что прямо у ее импровизированной постели кто-то тихо и печально вздохнул. Она замерла, вцепившись в ставшую одеялом портьеру, сердце колотилось где-то в горле. Но ничего не произошло. Только ветер завыл в трубах заунывной, одинокой песней.

Это было хуже, чем явная угроза. Это было похоже на то, как будто сам дом прислушивался к ним, изучал новых жильцов, осторожно пробовал на вкус их присутствие. Анна пролежала так почти до рассвета, пока усталость не сморила ее тяжелым забытьем без сновидений.

Ее разбудил луч солнца, пробившийся сквозь щель в ставне и светивший теперь прямо ей в лицо. Он был слабым, водянистым, но невероятно добрым. В его свете пыль, витавшая в воздухе, казалась не признаком упадка, а золотистой магической пыльцой. Холодный утренний воздух заставлял кожу покрываться мурашками, но хотя бы не пахло сыростью – в этой маленькой комнатке царила благородная, почти музейная сухость. Возможно, именно поэтому они с Лилией вчера её и выбрали среди прочих.