Старость не радость, или замуж не напасть (СИ) - Скай Даяна

Она, видно, ждала, что я тоже представлюсь. Как бы не так! Видела я, что они с Кощеем сотворили. Узнает, кто я, и вместо награды ждет меня круг позора по площади и усекновение головы. Потому я молчала, блымая на нее глазами. А что с меня взять? Я неграмотная крестьянка, могла и язык проглотить от радости при встрече с царицей-матушкой.

— Благодарствую, бабушка, что привела царевну Софью, — она протянула руку к девочке, но та вместо того, чтобы броситься к мачехе, прижалась ко мне сильнее.

Я хмыкнула. Благодарствую? И это все? Спасибо на хлеб не намажешь.

— Уж не серчай, матушка-царица, но царевну отдам только ее отцу.

— Будь по-твоему. Идите за мной.

Как-то быстро она согласилась. Я уже приготовилась к активному противодействию. Привыкла выгрызать все плюшки судьбы в жестокой борьбе с обстоятельствами. Ладно, войти во дворец — еще не значит выйти из него с наградой. Нельзя расслабляться и терять боевой запал.

Повела Мирослава меня через хоромы богатые. А я смотрю, думаю, где какие преобразования можно устроить. Аляповато всё, аж глаза болят. Нужно будет сменить цветовую гамму на более спокойную.

Вскоре мы оказались в тронном зале. На золотом троне восседал сам Берендей. Софка руку мою отпустила и понеслась к нему, а он даже ухом не повел. Вот что значит не вовлеченный отец. Этого Берендея можно взять за эталон безразличия. Золотой стандарт. Дочка плачет, обнимает его, а ему хоть бы хны. Сидит себе, смотрит вперед, как истукан. Я даже принюхалась. Может, он уже того... просто вынести его забыли и упокоить. Но нет, вроде ничем неприятным не пахнет.

— Ну? — царица посмотрела на меня выжидающе.

Баранку гну!

Что-то она не спешит меня одаривать.

— Слыхала я, что награда полагается тому, кто царевну вернет, — начала я издалека подходить к теме заветных сундуков.

— Истину говоришь. Что же ты хочешь?

— Два сундука с золотом, — выпалила я.

— А не много ли тебе будет? — нахмурила брови Мирослава.

— Радость отца бесценна. Вон как радуется, как смотрит счастливо, как уголок рта весело в сторону косит.

Батюшки, а ведь у него и правда, рот слегка перекошен. Может, его вообще паралич разбил?

— Что же ты будешь с золотом делать?

— Избу мне надо справить, холод в щели задувает, мерзнут мои кости.

— Столько тебе не надо.

Ага, ты мне еще порешай за меня, сколько мне надо.

— Стара я стала. Хочу перед смертью мир объездить, в круиз на ладье пуститься, в иноземных странах побывать, позагорать на белом песочке, сувениров прикупить. И сыночек у меня есть, — моя фантазия сорвалась с поводка. — Гришенькой зовут. Деньги ему отдам. Пусть купцом станет. А то уже семью ему пора заводить, а жилье у нас малогабаритное, невесту привести некуда.

— Скажи, мне, бабушка, где же ты Софочку нашла?

Какой-то вопрос с подвохом. Пятой точкой чую. Сейчас скажу не то, что надо, и не видать мне золота моего.

— А в лесу. Живу я неподалеку от леса. Грибница я. Грибы собираю.

— И продаешь?

— Ем!

Дались, ей эти грибы!

— А что делала царевна в лесу?

Что за вообще допрос с пристрастием пошел? Вот отец ее молчит. А тебе, что, больше всех надо?

— Так то мне неведомо. Не сказала она мне. Попросилась во дворец. Вот я ее и привела.

— Много тебе двух сундуков!

Эй! Ты чего? На каком основании такие выводы сделала? На каком вопросе я срезалась?

— Не хочешь золота давать, тогда отдай мне Кощея! — вырвалось у меня внезапно, я аж рот рукой прикрыла. Но слово не воробей, вылетит — не поймаешь.

— И зачем тебе Кощей? — Мирослава изогнула красивую бровь.

— Зачем молодой красивый мужчина одинокой женщине? — хмыкнула я.

Мирослава уставилась на меня непонимающе.

— Будет лес валить, да избу мне новую строить, раз работников мне не на что нанять.

— Дам я тебе два сундука золота, — процедила она сквозь зубы. — Распоряжусь об этом, а ты, бабушка обожди здесь.

Мирослава удалилась, а я подошла поближе к царскому трону. Странный этот Берендей. Никаких признаков жизни не подает. Я ткнула его руку своим когтем. Никакой реакции. Прислушалась, вроде дышит.

— Что с ним? — спросила у Софки.

— Не знаю. Раньше он таким не был.

— Может, ко мне вернешься? Сбежим, пока эта не вернулась, — я мотнула головой в сторону проема, где скрылась Мирослава.

— Я останусь с ним, бабуся, я нужна ему.

Я прислушалась к браслету. Он вел себя как обычное украшение, не пытаясь меня покарать.

— Хорошо, лишь бы ты была довольна.

Вскоре вернулась Мирослава. Дружинники внесли в зал сундуки. Царица подала им знак, и они откинули тяжелые крышки. Золото. Всё как и договаривались.

— Вот твое золото, бабушка. Мои люди сопроводят тебя до твоего жилища.

— Это лишнее. Живу я на отшибе. Места там пустынные. А вдруг молодчики твои на золото позарятся. А еще страшнее, коли не на золото, а на мою девичью честь. Без обид, ребята, но всякое в жизни бывает.

— Честь, значит, бережешь, — усмехнулась Мирослава.

— Лучше, матушка-царица, повели дать мне лошаденку неказистую, да телегу невзрачную, да рогожи, чтоб сундуки прикрыть от завистливых глаз — и мы в расчете. Коли лошаденки жаль тебе, так мой сыночек завтра ее тебе пригонит.

— Хорошо, будь по-твоему.

На прощание я крепко обняла Софку и еще раз посмотрела на ее отца. Берендей был образцом стабильности. Ничего в его облике не изменилось. Стоило мне только Софку с рук на руки передать, как царица хлопнула в ладоши, и два дружинника мягко подхватив меня под локоточки, поспешили к выходу. Мол: «Иди, бабуль, иди, нечего глазеть на царя-батюшку!»

Вот вам и вся благодарность!

За воротами меня ждала чахлая кобылка в яблоках, кривая, косая, грива облезлая, едва на ногах держится. На лошадке Мирослава сэкономила. Видать не надо было так открыто на ее муженька пялиться, не иначе как конкуренцию почуяла.

Добрые молодцы оперативно запрягли лошаденку в старую скрипучую телегу, укрыли сундуки с золотом рогожей и выпроводили меня с этим добром через задние ворота. Ни и ладно, мы не гордые. Главное, что царица слово свое сдержала — награду положенную отдала, а остальное мне без надобности.

Ведь как хорошо я придумала — и дело доброе сделала, дите в семью вернула и подзаработала.

— Вылезай, Баюн, посмотри, помолодела я?

— Ага, — кошачья морда высунулась из сумки, — красавицей писаной стала. Продала воспитанницу и радуется.

Я фыркнула. Не на органы же я ее продавала, а в хоромы царские, к родному батьке на поруку! А деньги всего лишь приятный бонус к благородному поступку. Неизвестно, правда, отчего они Софку Водяному отдали, но это уже не мое дело. Может, царь с царицей ее на перевоспитание к нему отправили, а потом пожалели, совесть замучила.

Лошадка царская едва переплетала ногами, так что вернулись к избушке мы ближе к вечеру. Гришка встретил нас у порога, помог перетащить золото в дом, а потом молча накормил и напоил кобылу.

Ни словечка при этом не вымолвил и золоту не обрадовался. Лишь позднее, когда мы начали решать, куда это самое золото спрятать, вымолвил:

— Зря мы ее послушали, весь день у меня предчувствие нехорошее.

— Ерунда эти твои предчувствия, — я помахала рукой с браслетом перед его носом, — у меня вот магический гарант есть! Ни разу за сегодня не побеспокоил, а значит все в порядке с царевной. Вот обустроим за эти деньги хоромы, потом на отдых махнем в страны заморские, вы мне еще спасибо скажете!

Плохо только, что в Лукоморье банков отродясь не водилось. Вурдалак о сберегательных счетах и слыхом не слыхивал, а Баюн лишь усмехнулся. Вот народ дремучий! Я сложила руки на груди и призадумалась, такое богатство нельзя на виду оставлять, вон сколько лиходеев по дорогам шастает!

— Избушка-избушка! — обратилась я к дому. — А у тебя под половицами место имеется? Ты у меня с сюрпризами, может, и потайной схрон найдется?

Избушка довольно заскрипела, приосанилась и прямо на наших глазах открыла небольшой подвальчик, под домашние заготовки сделанный. На первое время должно сгодиться, а потом мы что-нибудь понадежнее придумаем! Быть может, и сами банк откроем. Будем людям кредиты под проценты выдавать, авось, ниша свободная, благодатная, никем пока еще не занятая.