— Дивного солнца! — поприветствовала я, останавливая лошадку. — А хозяева дома?
Дети сгрудились в общую кучу, прижимаясь друг к другу и ничего не отвечая. Все трое худенькие — кожа да кости, но замарашками не выглядят. По крайней мере я после темницы и тяжёлых родов выглядела куда страшнее.
Тем временем из дома вышла женщина. Судя по её лицу, она также встречалась с путниками не слишком часто.
— Дивного солнца, — повторила я традиционное приветствие и спрыгнула на землю. — Я ищу ночлег, устала с дороги. Возьмёте на постой?
Женщина неуверенно кивнула, обняла детей, что-то шепнула им. Возможно, успокаивала, чтобы они не боялись. Я подошла ближе, хотела снова поздороваться с детишками, дабы они перестали стесняться. Я ж ведь с детками знаю, как сладить. Надо просто пошире улыбнуться и расспросить об их важных детских делах. Окинула с головы капюшон своего дорожного плаща, показывая лицо. Но почему-то именно в этот момент все четверо — и мать, и её дети — шарахнулись от меня прочь, словно я несла для них угрозу пострашнее торгаллов.
— Дитя Целлианы… — едва слышно выдохнула женщина.
Она незаметно выписала на тыльной стороне ладони треугольник. А до меня только дошло, что волосы мои в прямом и переносном смысле выдают с головой. Детишки с трудом сдерживали визг. Мать поскорее отправила их в дом. Ускакали малыши без дополнительных уговоров.
Женщина медленно шагнула ко мне навстречу:
— Прилла, — произнесла она сдавленно.
Я догадалась, что это её имя.
— А я — Зина, — представилась ответно. — Клянусь пред оком Целлианы, я не причиню вам вреда.
Прилла кивнула, тоже без особой уверенности.
— Идёмте в дом.
Я пошла за ней. По дороге хозяйка то и дело оглядывалась на меня. Да уж, не только в моём прошлом мире фиолетовые волосы были как бельмо в глазу.
— Нечасто в наших краях гостят Дети Целлианы, — наконец объяснила женщина, ставя на стол кувшин. — Для нас великая честь, — при этом в голосе её не прозвучало ни намёка на радость.
Ох, ты ж, ёшки-кошки!.. Ну, как же я так не подумала, что одним обликом своим могу слишком привлекать к себе внимание? Наверное, как-то подспудно решила, что, раз некрашенные, значит, естественные, а раз естественные, значит, ничего удивительного в таких волосах нет. Но я промахнулась. Первые же встретившиеся мне простые торесфальцы глядели на эти волосы со смесью страха и покорности.
Хозяйка накрыла для меня стол. По моим нынешним меркам, просто шикарный. Достала хлеб, молоко, масло, какую-тягучую штуку, напоминающую мёд — ни Киора, ни тем более я такой снеди не видали. Прилла заметила моё любопытство.
— Это сималь, — пояснила она. — Драконьи слёзы.
Я сделала вид, что информация для меня ненова, а сама принялась жирно так намазывать сималь на ломоть хлеба. В этот момент три пары детских глаз повыглядывали из прихожей, следя за каждым моим действием. Я аккуратно помахала им ручкой, и дети тут же снова попрятались. Затем смело откусила полученный бутерброд и…
Раздался оглушительный детский смех. Прилла тоже не удержалась и покатилась со смеху. А одновременно у меня из глаз брызнули слёзы. Потому что то, что я приняла за мёд, оказалось… дико солёным!
Мне, может, и было бы смешно, если бы так не зажгло рот. Это было даже хуже, чем надкусить перец чили.
Хозяйка поспешила прийти мне на помощь и протянула кувшин молока. Кое-как я перебила этот чудовищный вкус живой соли, и спустя пару минут мне наконец полегчало.
Глава 31.
— Как же вы это едите?.. — с трудом переведя дыхание после пережитого, выдохнула я.
Прилла, всё ещё улыбаясь, спросила:
— Ты ведь нездешняя, да?
Я хотела что-нибудь соврать, мол, не так уж издалека еду. Но один уточняющий вопрос, и я «посыплюсь», как троечник у доски.
— Нездешняя, — всё-таки решила признаться без подробностей.
— Оно и видно, — Прилла отодвинула кувшин водрузила передо мной плошку с полосками сушёного мяса. — Сималь только в наших краях добывают. Его делают сималины — летающие змеи. Укладывают в своих пещерах, строят собственные дома и питаются им зимой. Когда сималь высыхает, он становится прочным, как драконья сталь. А покуда в нём влага, мы используем его как приправу, но совсем по чуть-чуть. Иначе станет невозможно есть.
— Жаль, что я об это не знала заранее, — пошутила я.
А хозяйка смутилась:
— Прости, Зина. Мне следовало предупредить. Но я совсем растерялась, — она воровато покосилась на мои волосы. Всё-таки уж очень они её смущали. — Мы живём уединённо. Но места тут суровые, неспокойные.
— Из-за торгаллов?
Она кивнула и сделала быстрый жест детям, чтобы те смылись и не подслушивали взрослые разговоры.
— Отца их недавно не стало, — тихо пробормотала Прилла. — Боятся новой напасти.
— Значит, вы тут совсем одни?
— Одни. Но, пред Оком Целлианы, справляемся как-то.
Она вздохнула. А мне захотелось её как-то пожалеть, утешить. Да что с моей жалости? Людям как-то выживать надо, тем более, после потери кормильца семьи.
Нужно было бы спросить, сколько денег с меня возьмут, да я как-то по жизни не умела такие вопросы задавать. Вот неудобно мне о финансах заговаривать. Потому и на рынки ходить никогда не любила — там же торговаться порой надо, договариваться, юлить, что-то выпрашивать. А я так не умела. Может, здесь, в новом мире и придётся обучиться такой науке, но пока казалось не время и не место. Я решила, что, сколько ни потребует Прилла, столько и отдам. Мелочиться не буду.
К тому же она сама с гостеприимством не обделила. Не считая маленького казуса с этим «солёным мёдом», в остальном приняла честь по чести: накормила, с назойливыми вопросами не лезла, предложила помыться с дороги и приготовила мне кадку с тёплой водой.
Для меня это был настоящий рай! Вода! Чистая! Горячая! Да ещё и с мочалкой! В качестве мочалки торефальцы использовали лисий мох — это такие рыжие водоросли, что встречались в озёрах и реках. Немного напоминают губку и кожа после такой мочалки гладка-гладкая. В Доме Целлианы их тоже использовали. А мыло дали зольное, чёрного цвета, причём твёрдое, почти как привычное мне раньше. Понятное дело, пахло от него золотой, а ещё чем-то едва заметно цветочным.
Отмокая в кадке, я его украдкой лизнула, и поняла, что на вкус оно солёное. Видимо, сималь и тут нашёл применение как скрепляющий элемент. А ещё заметила, что нанесении на кожу остаётся тёмный оттенок. Чтобы его стереть, приходилось постараться мочалкой на славу. И тут мне пришла в голову одна мыслишка…
Я обильно намылила все волосы и села ждать. Результат, конечно, никто не мог гарантировать, но хуже-то вряд ли станет. Получится — хорошо, не получится — ну, и ладно. К тому же покидать приятную водицу я не торопилась. Покуда вода уже не остыла полностью, мне совершенно не хотелось выбираться наружу. Но хорошего понемногу.
Смысла я, значит, свою маску, ещё раз хорошенечко ополоснулась и вылезла наружу. В сарае, где я мылась, висел отполированный до блеска лист металла. Наверное, зеркала стоили слишком дорого для этого семейства, и они обходились тем, что есть. Отражение выходило нечётким и разглядеть себя, как следует, мне не удалось. Но оттенок, как мне показалось, стал немного темнее. Я ещё раз присмотрелась к свободно свисающим прядям и осталась довольна результатом. Конечно, не угольно-чёрный цвет, но хотя бы не настолько насыщенно-фиолетовый.
Глава 32.
Кроме мыльно-рыльных принадлежностей, Прилла озаботилась о том, чтобы дать мне, во что переодеться. Она оставила платье — простое, бесхитростное, типа длинная рубаха. Но платье это было чистым, почти хрустящим от свежести, и пахло оно не бесконечной пыльной дорогой, а домом и уютом, которые мне так хотелось обрести…
Выйдя из сарая, я застукала троих ребятишек, притаившихся поблизости. Они поджидали меня и тянули любопытные носики в мою сторону, не решаясь подойти.
