Судьба бастарда - Панов Евгений Владимирович

– Что ж, Вайс, – продолжил он, глядя на моё подразделение, старательно стоявшее в строю, – к присяге готовьтесь как следует. Нужно показать, что второй факультет не хуже первого, а, может, и лучше. Работы будет много, но если будете стараться, не подведёте ни меня, ни капитана Штайнера.

Я кивнул, чувствуя, как от слов Рейхарда внутри поднимается уверенность. Он не просто давал указания – он словно вкладывал в них что-то большее, как будто видел в нас потенциал, которого мы и сами не осознавали. Я чувствовал, что перед нами стоит человек, который сможет поддержать и направить, если понадобится. Старший унтер-офицер Рейхард был не просто наставником – он был тем, кто умел поддерживать боевой дух своих подопечных на нужном уровне.

К моменту церемонии присяги благодаря нашим постоянным тренировкам мы были подготовлены лучше, чем я мог мечтать. Плац был наполнен напряжённой тишиной, и каждый кадет из моего взвода знал, что его выход – это не просто формальность, это важный шаг на долгом пути. Под пристальным взглядом капитана Штайнера и строгим, но доброжелательным Рейхарда каждый кадет чётким шагом выходил на середину плаца, произносил слова Присяги и получал значок кадета. Получив свой значок, каждый с уверенностью возвращался в строй, а когда последнему кадету прикололи его значок, наша рота, выровнявшись, прошла парадным маршем перед трибунами, на которых разместились командование корпуса, родители кадетов и приглашённые гости. Мы знали, что выглядели достойно, и в этом была заслуга не только наша, но и тех офицеров, что верили в нас и поддерживали, таких, как старший унтер-офицер Рейхард, чей строгий, но тёплый взгляд сопровождал нас на всём пути.

На присяге среди гостей я увидел Алана. Стоял он в парадной форме гвардейского фельдфебеля, грудь украшали ордена и значок ветерана, символизирующий его заслуги и опыт. Было странно видеть своего наставника и друга в таком виде. До этого момента я и не подозревал о его боевом прошлом – для меня он был просто Аланом, надёжным и мудрым товарищем, который всегда готов поддержать. Теперь же, стоя в мундире, он выглядел совсем по-другому: собранный, сосредоточенный, с чуть прищуренными глазами, он держался как человек, много раз смотревший опасности в лицо. Я заметил, что многие офицеры поглядывали на него с уважением, явно зная его не понаслышке.

Среди гостей я искал глазами свою мать, леди Адель. Но её не было. Горечь потихоньку накатила на меня, хоть я и старался скрыть её за ровным выражением лица. После завершения церемонии, когда кадеты рванули к своим родным, Алан подошёл ко мне, чтобы поздравить. Он крепко пожал мне руку, и я почувствовал в этом жесте ту поддержку, которую он всегда мне оказывал.

– Отлично справился, Эрвин, – сказал он, пожав мне руку. – Всё прошло как надо. Я знал, что ты не подведёшь.

Я ощутил прилив радости от его похвалы, но всё же не удержался и спросил:

– Алан, а где мама? Почему её нет? – слова слетели с губ быстрее, чем я успел их обдумать.

Он на миг отвёл взгляд, лицо его стало серьёзнее.

– Эрвин, ты уже взрослый, и должен понимать, – ответил он, вздохнув. – У леди Адель непростые отношения с семьёй герцога. Её появление в столице… ну, скажем так, крайне нежелательно.

Я молча кивнул, принимая его объяснение. Мы оба знали, что многое остаётся за кадром, что-то он не мог или не хотел мне рассказывать, но о многом я додумался и самостоятельно.

– Она передавала поздравления и гордится тобой, Эрвин, – добавил Алан, видя мои замешательство и разочарование. – Помни, ты здесь не один.

Прежде чем я успел ответить, к нам подошёл старший унтер-офицер Рейхард, с тем же спокойным, уверенным видом, что и всегда. Его парадная форма сидела на нём безупречно, и я заметил, что, как и у Алана, на его груди висели ордена и медали. Они с Аланом встретились взглядами, и я почувствовал, как напряжение в воздухе увеличилось. Это был взгляд двух людей, которые многое видели, многое прошли и понимали друг друга без слов. Они смотрели друг на друга, словно два хищника, встречающиеся на одной территории, и обменялись уважительными кивками.

– Поздравляю с присягой, кадет, – обратился Рейхард ко мне тоном, в котором читалась гордость. – Весь курс достойно показал себя. Видно, что ты много над ними работал.

– Спасибо, господин старший унтер-офицер, – ответил я, ощущая, что его похвала для меня особенно значима.

Алан, с которым унтер-офицер едва обменялся кивком, вдруг вмешался:

– Рейхард, значит? Видно, что держите их в строгих руках.

Рейхард, отвечая на взгляд Алана, усмехнулся уголком губ.

– Мы с тобой, как я вижу, во многом схожи, гвардеец. Кадетам строгость только на пользу, верно? – ответил он, и я заметил, что в его голосе звучала твёрдость и уважение к Алану, к его прошлому.

Они кивнули друг другу, словно дав обещание хранить это молчаливое понимание. После этого Алан, слегка похлопав меня по плечу, простился:

– Эрвин, я всегда рядом, помни об этом. И… поздравляю.

Они оба оставили меня стоять на плацу, наполнив ощущением гордости и уверенности.

Через пару дней после присяги я получил письмо от Лизы. Почерк её был аккуратным, с лёгким наклоном, а первые строчки гласили: «Эрвин, поздравляю с поступлением в корпус! Я так рада за тебя. Надеюсь, ты доволен своим новым положением». Я ощущал её тепло, словно она стояла рядом и говорила это, улыбаясь.

Дальше Лиза рассказывала о своей жизни за границей: «Здесь всё так необычно, Эрвин. В академии мне даже разрешили давать концерты для студентов и профессоров. А знаешь, что самое удивительное? Однажды я сыграла те мелодии, которым ты научил меня. Сначала просто для себя, но они настолько всем понравились, что я получила приглашение сыграть их на одном из студенческих вечеров! Твои мелодии – настоящая сенсация здесь. Некоторые из преподавателей даже не поверили, что их придумал юный композитор, – продолжала она. – Представь, какой фурор они вызвали! Теперь я даже подумываю о том, чтобы сыграть эти мелодии с местным оркестром. Это всё благодаря тебе, Эрвин».

Письмо сестры было наполнено теплом и радостью, и, читая его, я словно видел её лицо, сияющее от волнения.

Учебные будни начались без особых церемоний, и всё шло своим чередом. Нас, новоиспечённых семилетних кадетов, нагрузили рутинными обязанностями, и хотя наряды нам ещё не доверяли, привыкать к воинской жизни всё равно пришлось. Одним из таких обязательств было поддержание порядка в казарме.

Как старшина, я был обязан следить за порядком, и на первых порах это превратилось в настоящее испытание. Простейшее задание – вымыть полы – оказывалось для большинства ребят сложной задачей. Некоторые кадеты умудрялись создать ещё больше грязи, чем её было изначально, и, честно говоря, я порой не мог сдержать смех.

Первый курьёзный случай произошёл с Саймоном, который каким-то образом умудрился обмакнуть тряпку в ведре с водой, но не отжать её. Как только он со всего размаха приложил тряпку об пол, вода брызнула ему прямо на лицо. Саймон моргнул, утираясь и смущённо усмехаясь.

– Саймон, ты пол моешь или себя купаешь? – не удержался я, подшучивая над ним.

Он улыбнулся и отмахнулся, словно ничего не случилось.

В следующий раз отличился Андрей. Он опрокинул ведро воды на пол и, видимо, решив, что чем больше тряпок, тем лучше, намотал на швабру целую охапку и начал бегать по казарме, пытаясь собрать воду с пола. Вода разлеталась во все стороны, и многим пришлось даже прятаться от летящих в них брызг.

– Андрей, ты нас тут всех затопишь! – крикнул я, изо всех сил сдерживая смех.

– Не беспокойся, старшина, я просто… разгоняю воду! – с серьёзным видом ответил он, оглядываясь вокруг.

Но самый забавный случай произошёл с Майком. Он подошёл ко мне с абсолютно серьёзным лицом и спросил:

– Эрвин, а можно я буду мыть пол без воды? Тогда же грязи не будет. Ведь вся эта грязь только из-за воды.