Наши бабки на графских грядках (СИ) - Северная Елена

Карлуша успел спрятаться за креслом, теперь сидел там тихо, не подавая признаков жизни. Почему он не ушёл, я поняла чуть позже, когда бабуля царственно выплыла из спальни, перед этим оставив на столике резную шкатулку с украшениями.

– Ух ты! – высказался дух, исследовав графское подношение. – Не поскупился! Смотри, Дашка, какая красота! Это ж целое состояние!

Я мазнула равнодушным взглядом на великолепие, что надменно сверкало из-под открытой крышки, и пошла в ванную, даже не заметив, как в зеркале отобразилась Леонсия, и как Карлуша с ней многозначительно переглянулся.

Через час я была потеряна для общества и, вообще, мира. Я кайфовала… Светка часто, закатывая глаза, пересказывала мне страницы фэнтезийных книг, где героиню собирают на бал горничные, и как те мучились в ванной и под умелыми руками массажисток. С уверенностью могу сказать – брешут. Ей-богу! Как можно мучиться, когда ты лежишь в тёплой водичке, а кто-то моет твоё тело и волосы? Да я чуть не заснула! Хотя, может, тем героиням попадались криворукие мастера. Или они сами были привередами. Мне же достались самые настоящие феи, а выпендриваться я с детства не привыкла. И не потому, что я такая покладистая, просто все мои потуги в этом направлении пресекались на корню. Не каждый может выдержать изощрённые наказания бабы Тани за своеволие. Баба Нюся, конечно, действовала проще. По её словам – «Треба буть ближче до природы, бо людына – тварина стадна». Поэтому, венцом моих взбрыкиваний всегда была прополка и рыхление капусты или свёклы. Это, я вам скажу, сущий ад. Представьте себе: лето, жара, рядки длинной метров в пятьдесят, а ты в сарафане и тюбетейке с тяпкой наперевес… Жуть! У меня после одной такой вылазки с непривычки вся кожа на плечах обгорела. Потом неделю ошмётьями слезала. А баба Нюся похохатывала:

– Це у тебя, Дашка, гены просыпаются. Мамка твоя в роки змеи народилася, ось з тебе гадючья шкура и злазиет.

А двоюродный брат Сашка добавлял в унисон:

– Та не-е-е, баушк, цэ вона линяе, як Жучка. Стара шерсть, то бишь, кожа, слазие, а нова нарастае. Яка вона у тебе? Нежна и бела?

Ржали тогда надо мной всем семейством. Но, надо отдать должное, затем и сметаной мазали также дружно, и кто-нибудь обязательно заставлял надевать хлопковую рубаху с длинными рукавами, когда в очередной раз бабуля отправляла меня на «искупление грехов» за своё «негожое» поведение. Несколько таких «разов» – и охота показывать характер на публику превратилась в рудимент, отпавший за ненадобностью. Братья и сёстры, конечно, ещё долго подкалывали и устраивали розыгрыши, но я умнела с каждым днём, поэтому мстила с коварным изяществом – не подкопаешься. А вообще, в деревне у бабули было весело. Несмотря на шутливую возню между собой, мы всегда становились единым целым в противостоянии с молодёжью соседнего хутора. Да и оно, это противостояние, было скорее, как дань старинным традициям. А так – жили все дружно, помогали друг другу, как говорится, и в труде и в быту. Э-э-х, что-то я расчувствовалась… Даже глаза повлажнели.

Короче, через четыре часа меня натокмачили обедом, состоящим из запеченной куриной грудки и горстки салата, заколеровали это всё чашкой кофе с какой-то травкой, и затолкали в привезённое платье вместе с моими возмущениями по поводу скудности обеда. Ну как так? Одна маленькая грудка и ложечка салата?

– Леди, наедаться перед балом нельзя, – выговаривала мне старшая из мастериц, одновременно затягивая корсет. – Как Вы в таком платье пи́сать будете? Придётся терпеть почти до полуночи!

Блин! Это что же, и в туалет нормально не сходить?! Хотя… судя по количеству нижних юбок, пока их все задерёшь, то и опи́саться можно. Пришлось с оптимистическим вздохом признать правоту девушек. А что? Не смогу сходить на балу в туалет – хоть поприсутствую на выставке невест. Оптимизм – наше всё!

Естественно, мои бабули явились, когда я уже блистала в зеркале во всём великолепии нежно сиреневой пены шёлка и органзы. В волосах сияла диадема с крупными розовыми бриллиантами, к коже на шее прилипло ожерелье с такими же камнями, а запястье обвивал массивный браслет с бриллиантовой россыпью мелких камней. Красавишна.

Баба Таня в строгом синем платье была похожа на снежную королеву, только иномирную, там, где снег голубой, а не белый, как привычный нам. Я даже поёжилась – так от неё веяло властностью. Зато баба Нюся вкатилась в комнату жизнерадостным облачком. Им тоже граф выделил из своей сокровищницы по комплекту украшений, чтобы гостьи соответствовали статусу хозяина. И мы пошли…

Ну что сказать о самом бале? На танцах в деревне и то интереснее было, какое-никакое движение. А тут – скукота смертная. Поначалу…

Сначала граф с бабой Таней встречали гостей. По этикету хозяин должен приветствовать всех прибывших, даже тех, кто уже гостевал в замке – их тоже представлял церемониймейстер со всеми титулами и регалиями. Нам с бабулями достались титулы «госпожа такая-то, гостья Его Сиятельства графа Логенберга». Возникший было при нашем появлении интерес гостей, – тех, которые только сегодня прибыли, – заметно угас. Конечно, куда нам до местной аристократии. А так как мы с бабулями были объявлены сразу после виконтов Штог, то пришлось стоять довольно долго, пока все гости не пройдут в зал. Я тихо порадовалась, что туфли на удобном низком каблучке, иначе не выстояла бы: по правилам этикета незамужние девицы обязаны торчать сурикатами до самого первого танца. Потом можно и присесть. Каждый вновь прибывший гость и гостья были облапаны жадными до украшений и нарядов взглядами уже представленных дам и их дочерей на предмет превосходства. Мне лично всё это было до подвальной лампады – абсолютно не интересно.

Затем, после приглашения на первый танец, все чинно выстроились ручейком и принялись выписывать кренделя полонеза. Тамиру виконтесса живенько подсунула куколку-дочурку, а меня пригласил щеголеватый дядька с гусарскими усами. Вёл он себя прилично, ничего лишнего не позволял. Да и попробовал бы он что-то вякнуть под пристальным наблюдением бабы Таня. Баба Нюся вышагивала рука об руку с бароном, и от сияния их лиц можно было костёр разжечь прямо посередине танцпола. Я порадовалась за бабулю. Хоть ей этот вечер доставляет удовольствие. А меня больше не приглашали. Я ж без титула, просто «госпожа». А вокруг столько дворни… пардон, дворянок-аристократок. Пару раз я замечала, как граф направлялся в мою сторону, но на его пути неизменно возникал букет из невест, и ему приходилось приглашать кого-нибудь из страждущих графского состояния. Этикет, чтоб его… Мне оставалось только сидеть на мягком диванчике, наблюдая за невестами. Это принесло неожиданный результат, и довольно забавный. Если бы отплясывала наравне со всеми, так бы ничего и не заметила.

А происходило вот что…

Невесты непроизвольно разбились на два враждующих лагеря. Лидером первой – более многочисленной, – была крупная девица в ярко алом платье, кажется, если мне не изменяет память, её звали Нора, и была она дочерью герцога Бродского, четвёртой по счёту. Так что охотники за богатым приданым и титулом обходили её стороной. Всего-то и богатства у Норы – магический дар. Она была сильным магом огня. Но нищим. Насколько я поняла из пикировок невест за трапезами, несколько семей уже предлагали герцогу породниться, но тот пока отказывал всем. То ли считал недостойным своему статусу, то ли недостаточно обеспеченными, и отдавать дочурку он не торопился, ждал более выгодной партии. Характер у Норы был боевой, вспыльчивый, язычок острый. На совместных трапезах она часто «проходилась» по остальным невестам, многим доставалось и на прогулках. Буквально вчера, когда я шла с огорода на обед, стала свидетелем, как Нора «случайно» столкнулась с одной из девушек – милой блондиночкой, – вспылила и, опять же, «случайно» вызвала маленький огненный смерч, который с удовольствием полакомился платьем и волосами блондиночки. Остальные девицы и слуги, находившиеся неподалёку, имели удовольствие полюбоваться на остатки нижнего белья и голую попу обгоревшей, пока та бежала в свою комнату. Возможно, свидетелей было бы меньше, не верещи девица бешеным поросёнком на весь замок. Графу пришлось вызывать лекаря-мага для пострадавшей. А Нора очень уж убедительно сокрушалась по поводу происшедшего, даже слезу жалостливую пустила, и целый вечер висла на локте Тамира, умоляя простить её за «нечаянный» всплеск магии.