Слово мастера (СИ) - Лисина Александра

После этого, в общем-то, можно было бы закруглиться и со спокойной душой вернуться обратно в школу. Но поскольку время до вечера еще было, то я решил сделать крюк и заглянуть в то самое место, где когда-то обрел новую жизнь.

Иными словами, мне захотелось вернуться в родовое имение рода Расхэ.

И я, недолго думая, свое желание осуществил, воспользовавшись для этого, правда, не порталом, который кто-нибудь вроде мастера Майэ мог легко отследить, а снова обычным расщеплением. Просто потому, что внутри границы я умел перемещаться очень быстро, а расщеплять ее наловчился до такой степени, что даже мастер Рао при желании не сумел бы отыскать мои следы.

Про идентификационный браслет я тоже, разумеется, не забыл, поэтому еще у школы отключил маячок, чтобы было похоже, что я гуляю по субреальности. Найниитовую броню даже внутри границы не снимал, чтобы не оставить отпечатков ауры. Ну а остальное было уже делом техники, так что меньше чем через рэйн я оказался на месте и, расщепив последний слой, осторожно выглянул наружу.

Ну что сказать…

Карта нас не подвела, и передо мной действительно далеко во все стороны раскинулось некогда огромное пепелище. Правда, за прошедшие годы кто-то все же успел тут немного прибраться, потому что гигантская воронка, некогда образовавшаяся на месте взрыва, теперь была благополучно засыпана землей. Оставшиеся после усадьбы руины давно убрали. Поваленные деревья или куда-то вывезли, или сожгли. И даже гигантских пней на месте той самой похоронной аллеи я не увидел, потому что кто-то заблаговременно их выкорчевал, ямы, как и воронку, засыпал. И оставил лес самостоятельно заращивать эту рану, с которой было связано так много невеселых воспоминаний.

И лес, как ни странно, свою задачу успешно выполнил, поэтому сейчас на месте бывшего родового гнезда Расхэ зеленела высокая, чуть ли не по пояс, сочная трава. Оставшаяся на месте снесенных построек пустота постепенно заполнялась многочисленными кустами и пока еще невысокими, но уже вполне уверенно набирающими силу деревьями. Еще лет десять-пятнадцать, и они подрастут настолько, что полностью заполонят собой доступное для освоения пространство. А еще через сто ни один лесник не поймет, что тут когда-то жили люди или что когда-то тут случилась одна из самых показательных в истории Норлаэна казней, которую род Расхэ, как я теперь понимаю, понес незаслуженно.

Выбравшись из границы целиком, я медленно прошелся по заросшему полю, почему-то чувствуя за собой некоторую долю вины за то, что так получилось. Безошибочно нашел место, где когда-то стоял хозяйский дом. Затем остановился, испытывая необъяснимую, но настоятельную потребность встать именно здесь. После чего медленно опустился на корточки и, прихватив ладонью небольшую горсть земли, так же медленно пропустил ее сквозь пальцы.

Странно…

Дом вроде и не мой, а на душе все равно тоскливо.

Трупов безжалостно расстреляных людей и обгоревших руин давно нет, а у меня осталось стойкое ощущение, что ноздрей вот-вот коснется запах гари и разложения.

В довершение всего у меня снова появилось предчувствие стремительно накатывающего транса. И практически сразу меня действительно накрыло. Ненадолго. Но при этом настолько качественно, что на какое-то время я полностью перестал себя осознавать.

Каменные ступени оказались на редкость крутыми, холодными и темными, словно когда-то их опалило магическое пламя. От таких же каменных стен отчетливо веяло сыростью. Свет нигде не горел. И только зажатая в руке лампа… самая обычная, древняя, как мир, масляная лампа… испускала неяркий, но все же вполне приемлемый свет, который освещал не только узкую винтовую лестницу, но и показавшуюся впереди, запертую на обычный замок дверь.

Увы. Магия в этом месте не работала, стоящие повсюду блокираторы вынуждали каждого из танов спускаться вниз именно так — своими ногами, хотя давным-давно можно было построить лифт или оснастить проклятую лестницу нормальным освещением. Да еще и замок пришлось открывать примитивным, передающимся от отца к сыну ключом, который являлся такой же данью традиции, как ритуал передачи власти или прощание с предыдущим таном, решившим освободить место для более молодого преемника.

Альнбар, правда, и сейчас был твердо уверен, что с решением отец неоправданно поспешил и вполне мог бы заниматься делами рода еще лет десять, если не больше. Однако тот необъяснимо уперся. Сказал, что сыну давно пора идти дальше. Поэтому этим вечером, вернувшись домой после траурной церемонии, новый тан, не снимая церемониальных одежд, спустился вниз, чтобы отдать последнюю дань человеку, которого, несмотря ни на что, любил и уважал.

Дверь открылась с протестующим скрипом, но, кроме тана Альнбара, некому было от этого скривиться. По традиции, он должен был спуститься сюда один.

И он спустился.

Зашел в ритуальный зал, который оказался всего лишь небольшим каменным мешком с неоправданно низким потолком. Достал из-за пазухи траурную урну с прахом. После чего согнулся, сошел с каменных ступеней на самую обычную землю. Дошел примерно до середины комнаты и опустился на колени, поставив рядом чадящую лампу и не слишком представляя, что нужно делать.

Отец когда-то говорил, что от тана в такой момент требуется совсем немного — всего-то и делов, что выкопать ямку и высыпать туда прах предшественника.

Однако Альнбар Расхэ неожиданно засомневался, что это будет уместно. Он никогда не делал этого раньше. Кроме действующего тана, в ритуальный зал никто и никогда не допускался. О том, что за таинство творилось за старой деревянной дверью, тоже никто и никогда не говорил. Но это выглядело как-то… неправильно, что ли? Мелко. Унизительно для того человека, каким был его отец.

Просто закопать и уйти…

Видит небо, не так Альнбар Расхэ представлял себе прощание с отцом. И совсем не так видел ритуал воссоединения с умершими родичами, о котором когда-то читал в умных книгах.

В этом месте веками хоронили его предков.

Здесь лежал прах множества танов, что правили родом до него. И каждый из них был по-своему великим человеком. Каждый сделал для рода столько, сколько смог. Они… именно эти люди… стояли у истоков величия рода Расхэ. Именно их останки лежали в основании такого же древнего, многократно достраиваемого и перестраиваемого родового поместья. Они даже после смерти всеми силами стремились помогать потомками. Служили роду и в жизни, и после.

И за все эти заслуги удостоились лишь того, чтобы их похоронили вот так?

Именно поэтому никакую ямку тан Альнбар, конечно же, копать не стал, а вместо этого зачерпнул одной рукой горсть земли, второй собрал со дна урны небольшую горстку праха. После чего смешал одно с другим. Зажал в кулаке. И, прикрыв глаза, постепенно, неторопливо, высыпал обратно на землю, отпуская при этом не только прах, но и боль, душившее его отчаяние, молчаливо прощаясь и вспоминая все хорошее, что когда-то сделал для него отец.

Да. Именно так. Вдумчиво. Мысленно прося у него прощение за допущенные в прошлом ошибки. Отпуская заодно и свои собственные грехи. Но при этом сохраняя самое важное — память… светлую, немного грустную, неимоверно дорогую память о важном для него человеке, которую и он, и его потомки пронесут в веках и по мере возможности преумножат то наследие, что оставил после себя Горус Расхэ.

Когда последняя песчинка оказалась на земле, тан Альнбар с облегчением выдохнул и почувствовал, что невыносимая тяжесть, которая витала над ним с того самого момента, как ему сообщили о смерти отца, действительно стала меньше. Грызущее душу отчаяние отступило. Боль потери притихла. Так, как если бы он на самом деле искренне поговорил с отцом и так же искренне с ним простился.

А потом ему подумалось, что на самом деле прощание далеко не окончательное. Ведь если молодой тан все сделал правильно, то душа Горуса Расхэ далеко от этого места не уйдет. Вернее, нет, не так. Она, конечно же, уйдет, но время от времени все-таки будет возвращаться. Чтобы, как и раньше, помогать, направлять, подсказывать. Тем самым укрепляя незримую, но воистину нерушимую связь между прошлыми и нынешними поколениями, которая в старшем роду Расхэ была особенно сильна…