Крепостная (СИ) - Брай Марьяна

Сначала я не поняла, что не так, но быстро ответ нашелся: он был без трости. Обычно к вечеру он с ней уже не расставался, а сейчас шел достаточно бодро, заложив руки за спину.

— Нет, барин, рано еще. Простите, что разбудила, коли спали… Петр Осипыч меня спрашивал, а я отвечала, но старалась тихо говорить, - я опустила глаза, показывая, что очень сожалею.

— Да, это я с нее спрашиваю, - Петр не дошел до меня пару метров и остановился.

— Чего с нее спрашивать? У тебя свой слуга есть, а Надя тебе не прислуга, - барин прошел в гостиную, но не пошел к своему креслу, а сел за стол.

— Раньше она при матушке была, это я понимаю. А сейчас чего тут трется, крадется, как кошка, выведывает чего-то. Это ты ее на рынок отправил? Зачем она туда бегала? Если к мужику, так пусть он ее и кормит. У нас тут нахлебников и без нее хватает. Клеренс дерзит, мне не отвечает, - снова завелся Петр, но мне уже не было страшно.

«Значит, эта курица уже на меня нажаловалась. И наша последняя с ней встреча, где я думала, она ко мне хоть сколько-то расположилась, ничего не решила», - подумала я.

— Зачем надо, затем и ходила. По делам моим, а тебе их знать не надобно, Петр. Ты мне вот про мебель расскажи лучше, - барин точно был в настроении. Может, он, конечно, узнав про заказ на его имя, обрадовался, подумав, что сын решил остаться.

— Это наше семейное дело. Ей знать незачем, - Петр мотнул головой на меня, но уверенность его будто испарилась. Теперь он крутил в руках пояс халата и играл желваками, видимо, понимая, что разговор будет не самый приятный. - А еще, чего же вы меня, батенька, не дождались и уехали в карете?

— Ты сначала про мебель ответь. Никифор мужика прислал по вопросу этому. Коли не метель, я так бы и не узнал ничего. Значит, мне платить придется? – барин не злился. Он будто наслаждался этой беседой.

— Простите, барин. Мне надобно Нюре с ужином помочь, она меня позвала, а я вот тут задержалась, - очень тихо вставила я и сделала еще шаг к дверному проему.

— Иди, занимайся, Наденька. А после ужина зайди, мы с тобой обсудим кое-какие дела, - барин посмотрел на меня как-то уж слишком тепло. Хорошо, конечно, что ценит, только вот как бы Петру эта моя ценность еще больше поперек горла не встала. Врагов я заводить не планировала. Но они ведь как блохи: заводятся сами по себе, а не от величайшего желания.

---------------------------------------------------

Друзья, хочу напомнить вам о прекрасной книге

Анны Лерн "Кружевница из ковена Будриоли". Автора вы должны знать по известной всем "Шлейф скандала" (если не читали, очень советую, я лично читала не отрываясь и плюнув на сон)

Глава 25

Ужин прошел в такой тишине, что, казалось, даже сквозь завывающую вьюгу можно было расслышать, как под снегом шуршат полевые мыши.

Наши «ненаглядные» гости присмирели отчего-то. Я не дослушала разговор отца и сына, да и рада была уйти из гостиной. Думалось мне лишь об одном: неужели барин вышел из-за меня?

Почему-то совершенно не хотелось к барину в комнату. То ли стыдно было за свое дурацкое предложение, то ли надоела эта ситуация, уж больно похожая на театральную постановку. Меня водила Верочка в театр, но мне быстро надоедали однообразные декорации, полное отсутствие динамики в них и эти бесконечные разговоры, в которых крылась вся суть великой русской пьесы.

Наш заснеженный дом, а особенно эта гостиная, очень похожи были именно на сцену театра.

Поэтому, как помогла с ужином, ушла к Нюре в кухню. Там у нее залихватски фыркал, остужая чай, а потом громко и с наслаждением выдыхал Фирс. Я даже на несколько секунд замерла в дверях, чтобы еще раз услышать этот звук: дед пил чай точь-в-точь так же.

— Каво там… А… Эт ты, - Нюра вышла из-за занавески раскрасневшаяся, какая-то разморённая, словно отварная капуста.

— Я. Сегодня в усадьбе тихо, а мне как нож по сердцу эта тишина. Если не говорят ничего, значит, чего-то задумали, - я спустила с головы шаль, расстегнула пуговицы на большом, явно не с девичьего плеча, полушубка.

— Хоть гони их, Надька, хоть трави, сил нету. Он ить Петр-та Осипыч, прибыл, значица, в мастерскую, - начал Фирс рассказ как раз той самой интересной мне части беседы отца и сына в мастерской. Но потом прихлебнул чаю, и снова нам пришлось дожидаться продолжения, пока он полностью не проведет это ритуальное «фырск, пауза, кряхтение».

Я ведь ожидала, что барин после этого вовсе не встанет, а он орёликом вернулся, будто даже помолодел, а сегодня и вовсе без трости вышел. И вот теперь я должна была услышать всю предысторию.

— Не фырскай, Фирс, и так тошно. Давай, рассказай, - понукнула дружка Нюра.

— Нук, привез я яво, а у барина в мастерской-та как раз Никифор, мужик от лавочника, что меблями торгует, значица, - Фирс потянулся за кружкой, но Нюра отняла ее и пригрозила кулаком. - Петр-та в самый разгар ихней беседы зашел. Я-та знаю, кто таков этот Никифор, а наш барин молодой не в курсах. Ну и вот, значица, - Фирс пошарил рукой по столу в поисках кружки, хрюкнул на Нюру и зыркнул недобро.

— До утра ли, чо ль, тут сидеть, слушать твои кряхтенья? Расскажи скоро да кряхти сиди, хоть да завтрева. Ишь чего, какую моду взял! – Нюра вдруг предстала предо мной, так скажем, в своей естественной среде. Это на улице она лебезила вокруг Фирса, а тут, на своей территории, была фурией самой настоящей и самого высокого класса.

— В опчем, барин наш выслушал Никифорова мужика, а потом будто бы выпрямился, словно хорошую новость-то услыхал. А Петр, что со мной у порога стояли, молчал да на ус мотал и крутил его…

— Каво? – вдруг спросила Нюра.

— Ус, каво ишо-то? – крякнув, ответил Фирс.

— И чем все закончилось? – уже измучившись ловить нить повествования, уточнила я.

— Барин сказал мужику, что опоздание этих мебелей не проблема, мол, все пусть как есть останетси. А он, мол, ждет с нетерпеньем. А потом сказал, что чичас вернетси. И меня пригласил на улицу выйти. Мы как только вышли, барин-то наш и айда бежать к коляске-то, значит. Плохо бёг, но старательно. А я и кричу, мол, куда это мы? А он говорит: «Давай домой меня вези, пока этот простофиля за нами не вышел.». Вот так мы домой-то и вернулись, а потом барин приехал и орал ходил по дому. А хозяин-то как вроде не слышит его, в комнатах сидели, - закончил, наконец, Фирс и получил свою кружку.

— Может, с головой у ево чево? – аккуратно предположила Нюра.

— Ты ишшо где не брякни, дура-баба. Наш барин – ума палата. А щас, после Надиных лечений и вовсе: ишь, бегает, как баранчик молодой. Дай Бог ему здоровья, - Фирс поставил кружку, быстро посмотрел на угол с иконами и перекрестился три раза. Нюра тоже.

— Любите вы Осипа Германыча? – спросила я осторожно и очень тихо.

— А как его не любить-то, Надюша, ты ведь чичас и сама поняла, что до смерти барыни только на его и можно было рассчитывать. А сейчас и подавно. Люд-та погонют чичас с земель, а он ить не собирается, - очень даже с душой ответила мне Нюра, не раздумывая.

— Это кто тебе сказал, что люд погонят? – уточнила я.

— Дак говорят, что земли-та нам не дадут. Мол, выкупать только ежели. А где их взять-то, денюх-та? А барин шепнул уже Фирсу. Давно уж шепнул, - Нюра ткнула Фирса в бок: - Расскажи, видишь ить, что наша она, не чужая девка-т, тоже за барина горой! – теперь меня поразила Нюра.

— Ишшо до смерти барыни мне барин объяснил, что дело все к этой вот весне и идёть. Мол, отпускать нас станут, а земли не дадут. А потом сказал, что сперва-наперво не надобно шуметь да галдеть, а надо подождать. И он нам всем наделы даст, кто при усадьбе, кого знает. А Домниных-то он не ведал вовсе. У его ить крепостных-та было ты да я, да мы с тобой. Душ пять али шесть, - подытожил Фирс.

Ну вот. Мне стало более не менее понятна позиция моих друзей, и она мне очень нравилась. Я-то думала, что Нюра – болтушка, а она похлеще разведчика: дело делает, за всем приглядывает, а сама молчит в тряпочку.