Крепостная (СИ) - Брай Марьяна

— Погуляю пойду, - я встала и натянула шаль на голову. Я отчетливо почувствовала ужасную слабость и очень сильную тягу. Я хотела пойти к реке, снова улечься там на снегу и смотреть в небо.

— Не придумывай! Метель-та, ишь какая! – Нюра даже за руку меня схватила.

— Не хочу в дом. И говорить ни с кем не хочу, Нюр. Устала я, - решила правдиво ответить я Нюре, поймавшей меня у двери. Руки, будто плети, повисли, ноги не шли. А как о реке подумаю, словно сила в них появлялась.

— А и не ходи, пока они там чаевничают. Девки управятся со столом, а мы с тобой давай до реки дойдем. Фирс тропку промёл, а то утром не раскопаешь. Вот только пришел, так что там можно пройтись. Ну или к коровнику, - Нюра заговаривала мне зубы, а сама натягивала свою протертую шубейку.

— Ну, пойдем, коли тоже хочешь, - я поняла ее желание не отпустить меня в таком состоянии и даже зауважала еще больше.

На холодном колючем ветру мне стало полегче. Со мной столько всего произошло, а я оставалась в относительном порядке. И вот сейчас, видимо, от перенапряжения, нервы сдали. Теперь уже не мои родные, воспитанные тяжелым трудом, оставшиеся в родном теле. Надины, доставшиеся мне с ее молодостью и красотой, но еще не окрепшие, подкашивались. Тело будто противилось проблемам, не желало двигаться, не желало слушать домашних, возвращаться в дом не желало.

Нюра чего-то лопотала, а я вдруг отчетливо вспомнила слова того самого слепого массажиста, учившего меня всем азам: «бывают случаи, когда дело не в теле, Надюша. Прощупаешь иногда всего, аж до самых косточек промнешь, а там все в полном порядке. А ноги у человека не идут. Тогда надо с его близкими говорить. Спрашивать, не было ли сначала какого случая: может, напугал кто, может, услышал новость плохую. И тогда человек начинает будто прихрамывать, или рука плохо сгибается, и только после этого резко выключается.».

Я вздрогнула. Прислушалась к Нюриной болтовне. Она шагала впереди. Медленно, потому что ее почти сдувало ветром. И она постоянно оборачивалась, чтобы меня увидеть.

— Нюра, а давай песню споем, - предложила я, поняв вдруг, что домой я не хочу идти не из-за своей апатии, а из-за чего-то серьезнее. Видимо, эта накатившая вдруг слабость – защитная реакция. У меня память-то моя, а мозг остался той самой Наденьки, упавшей в воду на камень. Случайно ли она упала тогда? Или умереть хотела? Что сейчас такого произошло, что ноги домой не несут, а к реке тянет. И по утрам на речку, будто все ответы в ней. Встаю ведь ни свет ни заря и прусь на лед. И хорошо там, словно дома.

Нюра пела что-то, а я подхватывала последние слова и подпевала. Мозг же будто сам работал, сам строил какие-то неведомые догадки.

Глава 26

Вернулась я в дом, когда все разошлись уже по комнатам. Нюра проводила меня до самой двери, и мне кажется, стояла еще там, заметаемая снегом, несколько минут. Я, наверное, тоже так сделала бы на ее месте. Глаша пришла ко мне тут же, я еще и полушубок скинуть не успела. Хотя я кралась, как опытный разведчик в стан врага, услышала, хитрюга моя.

— Я уж думала искать тебя идти. Вьюга-т какая, вишь чо! – она была настроена на разговор, но я сказалась уставшей и, может быть, даже больной и выпроводила подругу.

Сердце наконец, перестало колотиться: тишина дома успокаивала, а метель убаюкивала. Я долго лежала и думала о Наде, тело которой, видимо, до сих пор помнило что-то, о чем я никогда не узнаю точно.

Утром встала с трудом, но к обеду, когда метель улеглась и совсем не щедрое на тепло солнце засветило в окна, приехали гости.

— Надя, ты чего сегодня не выходишь? Заболела ли, чо ли? – заглянувшая Нюра увидела вязание в моих руках.

— Сама не пойму. Будто сердце покалывает, - попыталась я отвязаться от Нюры.

— Гости приехали. Вдова Сыроедова с той самой Никифоровной, что вроде как свахой все зовут. Наверное, опять барина в оборот будут брать. Там за столом все сидят. Как раз к обеду приехали, непутевые бабы, - зло прошипела кухарка.

— А чего непутевые-то, Нюр? – она впервые так зло отзывалась о барынях местных. По мне, если даже и недостойные нашего хозяина, но все эти «невесты» были вполне приличными женщинами.

— Путние сообщают, что в гости собираются. Ну или хоть спрашивают, нельзя ли навестить? А эти как снег на голову, - Нюра присела рядом. – Чего с тобой вчера приключилось-то, голубка? – она приобняла меня, и я отложила вязание.

— Нюр, не знаю сама. Помнишь, летом я в реку-то упала?

— Конечно. Перепугала нас! Я так и не уразумела, зачем ты решила утопнуть, - Нюра наблюдала за мной очень пристально, словно пыталась найти следы очередной странности.

— Никому не говорила, даже Глафире… а тебе скажу… я не помню, что было до того, как меня из реки достали, - подняв на повариху глаза, теперь я искала ответа в ее взгляде или в поведении.

— Как? Не помнишь, как в воду бросилась? – уточнила Нюра, и я отметила, что она все же считает, что это я сама пыталась «утопнуть».

— Вообще ничего не помню до этого дня. Всю свою жизнь не помню, Нюра, - прошептала я. - Только прошу: никому ничего не говори, - я взяла ее руку и прижала к своей груди.

— Да ты чего… девка… - она будто задумалась, свела брови, что-то вспоминая.

— А ведь и правда, ты совсем другой после того раза стала. Все заметили, что будто подменили, - Нюра приложила ладонь ко рту и охнула.

— Из-за чего это я могла в омут-то, Нюр?

— Ой, батюшки, голубушка ты наша… Ведь все хорошо в последнем годе у нас было в усадьбе. И Петр Осипыч не приезжал до этого случая цельный месяц…

— А что Петр? – не понимая, почему она его вспомнила, я замерла и смотрела на нее, как на единственный источник информации.

— Дак ходил за тобой, а когда и вовсе прижимал где. Барыня тебя за это как только ни ругала, как только ни называла. Неужто он чего плохого с тобой сотворил?- глаза Нюры теперь были похожи на Глашины.

— Я не помню ничего, Нюр, - честно ответила я.

— Ладно, разберемся. А щас айда со мной на стол носить. Девки все на улице. Снега везде, не пройти. Отправили чистить до дороги да вокруг скотного двора, а то к сену не добраться. Фирс кое-как к проруби дорогу прошел и там все утро долбился. Айда, голубушка, уж больно много всего мне одной надо. Чичас чай пьют, а вот… согласились на обед.

Я споро оделась и пошла за Нюрой. Снега и правда было столько, что казалось, он всегда здесь был, почти под крышу. И как эти две бабы добрались? На лыжах они, что ли? Вот замуж-то невтерпеж.

Мясной суп, ароматные «колдуны» с птицей и грибами, сладкие пироги с размоченной сушеной малиной – все это Нюра приготовила с утра к обеду. Руки у нее росли откуда надо. Очень споро она справлялась с любой работой. И порядок у нее, когда ни зайди.

Мне всегда нравились такие люди, потому что сама крутилась круглые сутки юлой, пытаясь успеть все на свете.

— Трэ бьен, трэ бьен, - вырывалось из нашей француженки при каждом установленном на стол блюде. Это ее «прекрасно» нашло некое умиление в глазах двух женщин, которых я видела впервые.

Одна полная, даже можно сказать слишком рыхлая, без шеи, в темном платье с темным же кружевом, скорее всего, вдова, оказалась той самой Никифоровной. Лет пятьдесят, а может, даже и меньше, но полнота ей сильно не шла. Голубые глаза на этом белом, каком-то неестественном, будто фарфор лице очень аккуратно скользили по столу, оценивая, чем же потчуют в доме Осипа Митрошина. Но на Клеренс она смотрела с интересом, будто на редкую зверушку: внимательно разглядывала ее одежду, шляпку, которая не очень вписывалась в эти стены, да еще и зимой.

Вторая моложе и выглядит свежее. Я дала бы ей сорок или чуточку больше. Кожа на лице оттенка топленого молока, удлинённые лисьи глаза, темные брови и ресницы. Если бы не крупный нос, она была бы красавицей. Но даже это её не портило, я чувствовала, как что-то в ней очень располагает к себе. Темно-синее платье с черными вставками кружев на груди и рукавах, черный же пояс на сохранившейся хоть и не девичьей, но вполне себе заметной талии, запах ландыша и улыбка, будто хранящая тайну – все это отзывалось даже в моем сердце.