Крепостная (СИ) - Брай Марьяна

Возле кухни было тихо: весь дворовый люд сбежался полупить глаза на воз непонятного содержания.

— Простите, что зашел. Надеюсь, это не навредит вам… Просто… вы больше не выходите по утрам, а я подумал, что вы, вероятно, приболели. Вот и… хотел справиться о вашем здоровье, - он наконец, улыбнулся. Его губы показывались из-под плотного шерстяного шарфа, только когда он улыбался. И эта улыбка была прелестна.

— Нет, все хорошо. Спасибо, что зашли. Но я не могу долго говорить, потому что дел дома так много… Видите, все заняты, суетятся. Давайте завтра утром и встретимся, где обычно, - я готова была пообещать ему сейчас что угодно, лишь бы домашние не увидели нас вместе.

— Хорошо, согласен. Не стану вас отвлекать. Буду ждать завтрашнее утро, - он уже даже откланялся и повернулся, чтобы торопливо уйти, но вдруг остановился и пошел обратно ко мне. – Это вам, - он протянул небольшой бумажный сверток, перевязанный голубой шелковой лентой.

Я протянула руку к свертку и в этот момент увидела Петра. Он провожал Дарию к коляске.

— Черт, - я не сдержалась, потому что заметила кривую ухмылку Петра. От него не укрылось то, что Евгений мне что-то дал.

— Что-то случилось? – собеседник свел брови и обернулся.

— Ого! Друг мой Евгений, а вы здесь каким ветром? – Петр шагал к нам широким и уж очень уверенным шагом.

— Зашел справиться о здоровье Надежды… - он сделал паузу, давая мне возможность добавить отчество. В этот момент я впервые поняла, что не знаю ни своего отчества, ни фамилии.

На несколько секунд мне стало даже плевать, что от меня ждут ответа и пялится этот чертов Петр. И даже на то, что он видел нас с Евгением: и теперь у молодого барина будет новая тема для тычков в мою сторону. Я не знала своего полного имени!

— У меня все хорошо, и мне пора, - я не посмотрела ни на одного, ни на другого и побежала к дому, зажав сверток в ладони.

К счастью, в комнату мне удалось прошмыгнуть незамеченной. Я прижалась спиной к двери и развязала голубой, словно летнее небо, бант.

Меж моими пальцами заструилось что-то черное, как только я развернула бумагу. И когда я увидела яркий рисунок, поняла, что это тот самый платок, который я примеряла на рынке.

Быстро завернула его в бумагу, засунула под подушку и села на кровать, не раздеваясь. Было одновременно и страшно, и интересно. Потому что в моей прошлой жизни со мной не случалось ничего подобного. Не в смысле внимания таинственного барина, гуляющего, как и я, ранним утром по реке. Просто никто и никогда из мужчин не делал мне подарки. А тем более такие! Дело даже не в его ценности. Дело во внимании. Он заметил, что я его примеряла. Он купил его для меня и принес. Такое я видела только в кино.

Я не выходила из комнаты до того момента, пока подруги не постучали и не позвали помогать с уборкой стола. А на деле хотели, чтобы я пообедала с ними совсем не скромными остатками с барского стола. Сегодня была курица, томленная в печи с картошкой и приправленная мелко нарезанными бочковыми огурцами. Нюра хвалилась, что рецепт этот Домна ей привезла чуть ли не из Петерхбургу.

Было и правда очень вкусно. А мой аппетит отвлек от мыслей о сегодняшних событиях.

До вечера в крыле Петра и французской авантюристки топтались мужики, вынося старую мебель из гостевой комнаты, где эта селедка жила.

Потом расставляли и мыли под ее французские фразочки и ломаный русский. Осип вышел к ужину с газетой, молча и с аппетитом съел все, что накрыла Нюра, и ушел восвояси. Петр с Клеренс ужинали позже, но я не вышла к ним. Дождавшись, когда дом затихнет, оделась и направилась к реке.

Мороз крепчал. Лупоглазые звезды висели так низко и так четко обрисовывались известные мне созвездия, что я охнула. Вдали завыла и тут же затихла собака, скрипнули двери избушек на задах. И снова этот старый мир погрузился в тишину.

Вдруг скрип раздался со стороны дома, и я, оглядевшись, шагнула за поленницу дров. Провалившись по самое не балуйся, мне пришлось замереть: иначе буду выглядеть еще глупее, нежели если бы осталась стоять, где стояла. Корила себя, что не поторопилась, замерев во дворе. А теперь приходилось мерзнуть, чтобы не нарваться на домашних, а тем более на молодого барина.

Дверь отворилась со стороны крыла, где жил Петр. Считавшаяся до этого момента закрытой, заскрипела она особенно противно. Кто-то вышел. Свет масляной лампы мазнул по двору, замер. Какое-то время тень повозилась у двери: закрывала и открывала ее, пока та не закрылась бесшумно. Потом послышался скрип засова, и снова все затихло.

Я постояла столбиком еще пару минут и вылезла из-за поленницы. Правильно было пойти домой и не вспоминать о том, что видела. Но я-то себя знаю: не засну, пока не осмотрю место происшествия. Осенью, когда мы с Глашей мыли там, дверь была закрыта. Кроме того, заставлена небольшим столиком, на котором стоял канделябр.

И я пошла за новыми ощущениями и… следами, которые должен был оставить человек у двери. Что они мне дали бы? Уверена, что ничего вразумительного. Но я такое видела в кино. И миссис Марпл, дремавшая во мне до этого момента, улыбнулась левым уголком губ.

Глава 28

Следы на крыльце и пороге были женскими. Сапожки на каблучке носила Клеренс, и я не сомневалась в том, что именно она что-то задумала. Но что? Выходить ночами, пока все спят? Но куда? Зачем?

С этими мыслями я заснула и проснулась рано утром. Хотела еще подремать, но вспомнила, что обещала Евгению встречу. Быстро собралась, прошла на цыпочках в гостиную, чтобы посмотреться в зеркало, и поймала себя на том, что отражение миловидного лица даже при свете свечи мне нравится.

Морозы сдавались под дуновением мартовских ветров. Даже ранним утром теперь было сносно, но я уже начинала скучать по звенящей тишине ночи. Ветер заворачивал снежные наносы на разметенных тропках, делая дорогу похожей на дикую, нехоженую.

Он ждал меня не, как всегда, у противоположного берега, а возле нашей проруби.

— Думал, вы не придете сегодня, - его голос за шарфом звучал мягко и как-то очень неуверенно, но точно не осуждающе.

— Я обещала, Евгений, - подошла к нему поближе. И попробовала обойти, давая понять, что стоять перед домом – плохая идея.

— Я не хотел… чтобы Петр увидел меня, а тем более нас с вами вместе, - Евгений пропустил меня и пошел следом.

— Перестаньте. Зачем сейчас обсуждать то, что уже случилось? Я поторопилась взять ваш подарок и хочу вернуть, - я вынула из кармана сверток, но не остановилась.

— Можете выбросить прямо здесь. Я не приму его обратно. Он сделан от души и от сердца. И не думайте, что у меня есть какие-то нехорошие помыслы.

Я остановилась и повернулась к нему. Он остановился в паре шагов от меня и смотрел сейчас, мне казалось, прямо в глаза, хотя в этой темное и снежной круговерти, поднятой ветром, сложно было увидеть что-то, кроме очертания головы.

— Нет, он очень красивый, чтобы к лету оказаться на дне реки. Так значит, вы с нашим молодым барином друзья? – я двинулась дальше.

— Не назвал бы это дружбой, - он хмыкнул так явно, что я поняла: он имеет в виду их вражду. - С такими дружить – себе дороже. Да и он ни за что бы не стал.

— Вот те раз, - хорошо, что он не увидел моего изумленного лица.

— Да, мы скорее враги, Надежда. Учились в одном университете. А потом я получил должность, которая была обещана ему.

— А вот по этому пункту вы, Евгений, очень ошибаетесь, - я остановилась. Не собиралась заступаться за Петра, но и хотелось оставаться непредвзятой. – Петр не собирается жить в Верхнеуральске, он планирует вернуться в Петербург.

— Это хорошая новость, Надежда. Потому что сейчас я занял место городского главы, а это прямая дорога на пост губернатора. Не хотелось стать еще большим врагом ему, когда он узнает о возможном скором моем повышении, - говорил он медленно, но искренне. И не верить ему у меня пока причин не было.

— Значит, ему пока и знать не стоит.