Ван Ван из Чайны 3 (СИ) - Смолин Павел

— Иди сюда, — обернувшись, с улыбкой махнул мне Ло Канг. — Смотри, — указал пальцем на расположенную в сотнях трех метров транспортную развязку, в центре которой возвышался огромный электронный рекламный щит.

Который показывает огромного, сфотографированного снизу вверх, одетого в «Анту» меня, у ног которого грозно оскалился черный пёс породы чунцин — китайский бульдог.

— Очень круто выгляжу, — оценил я плоды работы маркетингового отдела «Анты». — Псина с фотосессии была на удивление дружелюбной, и дрессировщику стоило немалых усилий добиться такого оскала, — поделился воспоминаниями. Все партнеры как один, кстати, пересмотрели контракты в мою пользу. Через годик, когда их действие закончится, я могу послать всё к чертям и наслаждаться жизнью богатого бездельника до конца своих дней.

— Алкоголь и бабы быстро надоедят, и тебе придется чем-то заниматься просто от скуки, — фыркнул тренер Ло.

— Я же ничего не говорил про алкоголь и баб, — развел я руками. — А подразумевал отшельническую жизнь в горах, полную самосовершенствования и созерцания.

— Это надоест за час-два! — заржал Ло Канг. — Пошли, покажу тебе некоторые моменты, — поднявшись с кресла, направился к дивану.

Скорее бы уже на корт, а не пялиться в одно и то же часами напролет.

К началу третьемго сету и я, и Роджер Федерер были выжаты — долгая, изнурительная игра в «больше-меньше», которой заканчивался каждый гейм, давала о себе знать. Действительно — совсем другой уровень! Энди Мюррей был силен, но швейцарец, в отличие от шотландца, обладал идеальной нервной системой. В самом деле «бледная тень попытки познать Дао» чувствуется — ни единого лишнего движения, ни капельки лишних эмоций: впервые я столкнулся с настолько идеально собой владеющим соперником. А еще он с первых геймов принялся делать то, что привык делать за годы карьеры, а я немножко это у него украл — проводить рискованные атаки и выбегать к сетке.

К счастью, второе и главное мое оружие все еще при мне — зашкаливающая выносливость («выжат» — это я больше про моральное состояние, так-то сил еще хоть куда) и молодость. Для своих тридцати трех лет Федерер в идеальной форме, но чем дольше мы с ним гоняем мячик по корту, тем сильнее сказывается разница в «физухе» — Роджер идеально владеет лицом, но не заметить участившееся дыхание невозможно. Моя задача таким образом — затягивать игру, намеренно фокусируясь на пригодных к отбитию, но «безопасных» для меня и требующих от соперника повышенной подвижности атаках.

Будь Федерер «чистым» правшой, как предыдущие мои соперники, мне было бы легче, но увы — Роджер владел левой рукой не сильно хуже меня, а его огромный опыт подсказывал ему наилучшие варианты дальнейших действий. Вот поэтому у нас и 1−1 по сетам, а накал страстей стоит нешуточный.

Стадион на всех моих играх кроме первой, как положено, был набит до отказа, а на окружающих его газонах, в сквериках и парках расположились десятки тысяч людей, которым не досталось билетов, но у которых осталось желание держаться к происходящему поближе.

А еще на игре присутствует «пугало» побольше — Джокович, в отличие Федерера, чьи лучшие годы объективно остались позади, в это время очень близок к пику карьеры и теннисных навыков. Смотрит, собака такая, на меня всю игру не отрываясь — с Федерером он знаком давным-давно, а вот я второй турнир подряд играю роль неожиданно сильного «андердога». Вот серб в мою победу явно верит, и точно не станет меня недооценивать. Изучает — записи-записями, но на них все выглядит гораздо медленнее, чем происходит в жизни.

Как бы мне не хотелось скрыть что-нибудь из своего арсенала, использовав потом в качестве козыря в схватке с Джоковичем, Роджер Федерер мне этого не позволял, наказывая за малейшую потерю концентрации и за каждую секунду замешки в принятии решений. Его «обоерукость» добавляла проблем: все время перебрасывать ракетку из руки в руку такое себе удовольствие даже для привыкшего пользоваться этим своим преимуществом меня. Джокович, кстати, правша, и на мою работу левой рукой смотрит особо пристально — этим его завтра тоже не удивишь, но «не удивиться» и «нивелировать преимущество» совсем разные вещи.

— 30−15!

Ну вот — отвлекся на «пугало» и пропустил мячик, который вполне мог отбить. К черту Джоковича и весь остальной мир — я должен победить!

Мощным кроссом я отбил очередную подачу Федерера, он отбил бэкхендом, я ответил тем же, но немного подправил траекторию мяча в сторону уменьшения высоты — предлагаю сопернику поиграть с риском впечатать мяч в сетку. Роджер, который еще секунду назад по расслабленности напоминал спящего ленивца, в долю секунды считал мое намерение и решил его поддержать. Если бы хотя бы одна пятая зрителей разбиралась в теннисе, трибуны бы сейчас напряженно затаили дыхание — мяч с каждым ударом опускался все ниже и ниже, взамен набирая сумасшедшую скорость и пролетая в паре жалких миллиметров над сеткой.

«Доли процента» на максимуме! Пусть впереди еще полтора гейма, но конкретно этот раунд на самом деле решит исход нашей битвы, и это понимаем мы оба.

Напряжение росло, «пара миллиметров над сеткой» сменилась «а тут хотя бы миллиметр остался?», ноги горели огнем, кроссовки трещали от напряжения, но прекрасно справлялись со своей работой, ручка ракетки привычно гудела в руку. У меня уже очень давно не было простых игр. Не то чтобы я по ним скучал — играть наа топовых турнирах мне очень нравится — но как-то морально выгораю от плотности событий. Хорошо, что после «Ролекс Мастерс» мне дадут выдохнуть и спокойно отрефлексировать все пережитое.

Мысль о доме, как ни странно, не сбила концентрацию, а напротив — придала второе дыхание, и через четыре удара мяча о ракетку я направил мячик в Роджера, и он сплоховал, слишком сильно «занизив» траекторию мяча, который едва-едва коснулся сетки. Увы, спорт больших достижений зиждется на строгом соблюдении правил, и судьи заметили, что мяч, которому я позволил благополучно пролететь мимо, стукнулся о землю меньше чем в сантиметре от разметки. Судьи благополучно выдали мне заслуженное очко.

Федерер салютнул мне ракеткой, признавая еще не состоявшееся, но отчетливо чувствующееся поражение, и я со своей стороны корта ответил тем же. Как-то со всей этой суетой я и забыть успел, что вместе с памятью мне досталась огромная доля фанатской любви к этой легенде тенниса.

Глава 18

Джоковича в Китае многие называют «обезьяной», и в этом прозвище нет ничего обидного — обезьяны ловкие и быстрые. А еще они любят повторять что-то за другими обезьянами, поэтому с первых геймов финала у меня возникло ощущение, что я сражаюсь с самим собой, и это ощущение только крепло от подачи к подаче, что заставляло меня нервничать больше необходимого, в параноидальных мыслях видя в этом план серба: я привыкну, что со мной играют «в меня», а потом Джокович ка-а-к…

Вот ожидание этого «ка-а-к» стоило мне проигрыша в первом сете, который закончился со счетом 6−4 в пользу соперника. В душе от этого вскипела праведная спортивная ярость, смывшая паранойю и заставившая искать варианты — если следовать предложенному сербом сценарию, я неизбежно проиграю. Проиграю по сути самому себе, отразившемуся в Джоковиче как в зеркале.

Зеркале! Как сделать так, чтобы «зеркалящий» тебя человек «обзеркалился»? Сделать то, что он не сможет — сейчас покажу, как это работает.

Шаг первый — демонстративно перекидываем ракетку в левую руку. Шаг второй — подаем и ждем, когда Джокович отобьет. Шаг третий — «распаковываем» в голове архивчик из тысяч часов, потраченных на просмотр игр Новака. Шаг четвертый — начинаем двигаться как серб, но играем левой рукой. Вот так и работает настоящее зеркало!

Первый же «бэкхенд а’ля Джокович» подтвердил правильность выбранной стратегии, и я забрал первое очко гейма. Новак озадаченно покачал головой, но поверить в то, что я разгадал его замысел, не смог, на протяжении всего второго сета раз за разом проигрывая «отзеркаленному», «леворукому» себе и «отжав» в свою пользу всего один гейм.