Я видел, как незнакомка осторожно, бережно, словно боясь разбудить спящего, берет в руки тряпку. Тёплую, мягкую, мокрую, и стирает с меня грязь и кровь. Её пальцы — тонкие, деликатные — мягко касаются моих ран, и я чувствую, как тепло её прикосновений противостоит холоду боли. Каждое движение причиняет мне мучение, словно ножи вонзаются чуть глубже, и я невольно сжимаюсь от этого острого, невыносимого ощущения, стараясь не шевелиться.
В горле пересохло, а я мечтаю о глотке воды. Но у меня нет сил разлепить губы и попросить воды.
Незнакомца не останавливается, будто знает, что только так можно спасти меня. В её взгляде — сосредоточенность, нежность и какая-то тихая решимость. Иногда она хмурит брови, иногда вздыхает, а я боюсь, что это - просто видение.
Может, именно так выглядит моя смерть - золотоволосой девушкой со странной прической.
Она аккуратно, бережно, словно сама боится причинить мне боль, протирает мои раны, и я ловлю каждое её движение, как каплю спасения в море страдания.
Я вижу её лицо — половину, скрытую за зачесанными назад золотыми волосами, и в этом полутени угадываю изящество и красоту, которые бывают только в сказках. Только одна её половина — ясное, спокойное лицо, сосредоточенное на работе, словно она что-то неземное.
И в этом лице, а точнее половинке — непередаваемая прелесть, что словно сияет в мраке моего сознания, как редкий драгоценный камень.
Я не могу пошевелиться, не могу говорить, но всё равно чувствую её тепло, её заботу и ту магию, что исходит из её прикосновений. Внутри меня — и боль, и благодарность. Каждое её движение будто говорит мне: «Я рядом, я помогу. Я не брошу. Я не из тех, кто бросает…». И даже в этом страшном, мучительном состоянии я ощущаю, что где-то в глубине души загорается маленький огонек надежды и огромная благодарность.
Благодарность за то, что лежу на чем-то мягком, за мягкое прикосновение рук и осторожную нежность.
Может, она — лишь иллюзия, призрак, созданный моим больным разумом?
Я снова погрузился во тьму, которая окутывала меня, спасая от мучительной боли.
Казалось, на этот раз тьма не отпустит. Она, словно море, а я ней медленно тону.
Как вдруг я подумал об этом образе.
Неужели так выглядит моя смерть?
И тут я почувствовал боль. Легкое прикосновение заставило тысячи иголок пронзить меня болью.
Нет, это - не смерть. Это что-то другое…
Глава 3
Мне было страшно, что если он откроет глаза и увидит меня, он может отреагировать самым ужасным образом.
Но я знала, что сейчас важнее всего — помочь ему, даже если я рискну своей жизнью!
Я снова взяла тряпку и аккуратно промыла его лицо, стараясь не причинить боли.
В голове постоянно стучала настойчивая мысль: «Что, если он проснется и убьет меня? Что, если он — враг, и я делаю всё напрасно?».
Но сердце подсказывало мне: «Помоги. Он нуждается в помощи».
И я продолжала, медленно, осторожно, словно боясь нарушить хрупкое равновесие между жизнью и смертью.
Пока я работала, в памяти всплыли образы из старых книг, о травах и зельях, которые могли бы помочь. В последнее время я много читала, благо, библиотека поместья могла позволить себе удовлетворить любой взыскательный вкус. Древние книги о магии, к которым иногда и прикасаться страшно, раскрывали свои тайны посвященным. Мне же они чуть-чуть приоткрывали завесу, в которую я могла заглянуть, словно в щелочку и что-то подсмотреть.
Оставив беднягу с перевязанными ранами, я взяла со стола ключ и поднялась в библиотеку, предварительно закрыв его в комнате. Не хватало обернуться и увидеть его с ножом в руках: “Проклятая исмерийка!”.
Я знала, что если я успею найти что-то подходящее — хоть что-то, что снимет воспаление, — у меня появится шанс спасти его.
Услужливые книги подбрасывали мне кучу всяких советов, предлагали воспользоваться тем, чего у меня не было под рукой.
Это напоминало что-то вроде: “Перед тем, как заварить лапшу быстрого приготовления, достаньте золотую тарелку из запасников Эрмитажа”.
- Ромашка! - вцепилась я в абзац, слыша, как гора пересмотренных книг с шелестом сползают по столу.
Ромашка у меня была! Росла в саду неподалеку от крыльца. Я бросилась в сад, срывая ромашку и неся ее в дом. Чайник согрелся довольно быстро, а я промыла цветы от пыли и положила на дно кастрюли.
Кипяток ошпарил цветы, а я листала книгу в поисках еще советов.
Дождавшись, когда вода потемнеет, я посмотрела на часы. Прошло двадцать минут, но настойка была еще горячей. Я попробовала ее локтем, как пробовали мамы температуру ванной для ребенка.
Наконец-то настойка остыла, и я стала промывать раны. Потом я решила сделать компрессы, пропитав ромашкой салфетки.
Только после этого я отважно стала затаскивать его на кровать. Уложив его на подушки, я проверила компрессы и накрыла его одеялом.
- Вещи! - опомнилась я, понимая, что штаны и мундир нужно спрятать! Но куда?
Я вдруг подумала про семейный склеп.
Собрав вещи к в узелок, я понесла их по тропинке в сторону склепа. Открыв ржавый замок, за которым пылился прах достойных предков, я гулко спустилась по ступеням в пыльный полумрак.
- Свет! - приказала я, а у меня из руки вылетел светлячок, зажигая тусклые светильники.
Пауки, развесили свои сети и с негодованием поползли вверх, когда я схватила покрытую паутиной крышку огромной урны. Осмотревшись, я вложила мешочек внутрь. А потом присыпала прахом из соседней урны. Пусть думают, что прадедушка пошел в гости к прабабушке!
Отряхнув руки, я поднялась по ступеням и снова скрипнула дверью склепа.
Вокруг царила тишина и непроглядный мрак. До ближайших соседей было мили две, так что вряд ли кто-то приедет сюда в столь поздний чай!
Вернувшись в дом, я убрала в комнате и присела в кресло.
Только сейчас я поняла, что наделала. Другой бы убил бы врага или тут же сдал его властям. Но что-то мне мешало это сделать. Наверное, человечность. Мне очень хотелось верить то, что под разорванным мундиром скрывается человеческое сердце. И оно наверняка кого-то любит, чем-то живет, на что-то надеется.
А что если кто-то пронюхает об этом?
Грудь у меня сжалась от страха. Я боялась, что кто-то узнает вдруг узнает о моем невольном госте и пришлет своих людей — тогда мне не только грозила смерть по обвинению в измене.
Я чувствовала себя как на тонком льду, балансирующей между жизнью и смертью, между долгом и страхом.
Я снова взглянула на раненого.
Его веки дрогнули.
Моя рука поползла к кинжалу на столе.
Я схватилась за рукоять, глядя на то, как несчастный приходит в сознание.
Красивые губы раскрылись, а он что-то простонал.
Я не расслышала.
Пришлось встать с кресла и осторожно, словно в любой момент он бросится на меня, как дикий зверь, подойти ближе. Пряча кинжал в руке за спиной, я подошла на расстоянии вытянутой руки.
Глава 4
- Воды, - прошептал красавец, глядя на меня мутным взглядом. Он мучительно сглотнул.
- Хорошо. Сейчас принесу, - прошептала я, отходя так же осторожно, как и подошла. Я налила кувшин прохладной воды и направилась к его кровати.
- Ваша вода, - прошептала я, осторожно ставя стакан на столик. Кинжал все еще был при мне.
Тяжелая перебинтованная рука потянулась к стакану, с трудом ухватив его. Я понимала, что было бы правильно присесть и дать ему напиться, но намного безопаснее держаться на расстоянии.
Часть воды расплескалось на пол, часть вылилась на грудь. Красивые губы поцеловали стакан, а красавец сделал несколько жадных глотков.
