Хозяйка дома воздушных шаров (СИ) - Андреева Регина

– Думаю, они видят только бумаги… Статистику, прибыль… А выросшую кривую преступности списывают на лень полицейских.

– Вот вырасту – стану мэром! Мэрой, или как правильно?

Напряжение на миг улеглось.

– Не уверена, что в мэры допустят женщину.

– Допустят! Я всё для этого сделаю! Найду Севу и всем зловредным взрослым по шапке надаю!

Глава 32

Лиза так увлеклась идеей стать мэром и сделать город лучше, что болтала без умолку до самого утра. Как изменит законы, поднимет заводы, осветит улицы, построит больше детских домов и наймет туда лучших воспитателей. А потом энергия резко кончилась. Вне всякой надежды уснуть, я принесла завтрак, бутерброды с яйцом. И увидела, как девочка уже полчаса мирно посапывает на матрасе.

Недолго думая, снова устроила ее на чердак. Здесь было всё знакомо, комфортно. На матрасе, на котором раньше спал Сева, она свернулась клубком и больше не шевелилась. Организм много пережил.

– Присматривайте за ней, – велела демонятам, которые всё это время с интересом подглядывали из-за угла.

Темные призраки с синими глазами синхронно кивнули. Любопытные и игривые, они ждали момента поиграть с гостьей, но пока она была не готова к этой встрече.

У меня были планы. Хоть глаза закрывались на ходу, был еще один человек, которому спать хотелось сильнее. Демиан Мор-Госсен.

Надела простое платье в пол, легкую куртку и отправилась в участок. Спросить, как дела, поддержать, узнать хорошие новости.

От угнетающего настроения не спасали распустившиеся яблони, высаженные вдоль брусчатой дороги. Ни цветы-однолетки, рассаженные в круглые клумбы в центре. Ни теплая солнечная погода.

Атмосфера вокруг говорила – неспокойно. Жители города будто исчезли с улиц. Свернув за угол, я поняла, почему.

Женщины и мужчины, молодые и старые, богатые и бедные – все скопились возле полицейского участка.

Среди толпы я обнаружила и Даниэллу Марлин. Безутешная, осунувшаяся, неспавшая несколько суток, она смотрела на запертую дверь полицейского участка.

Тем временем другие ругались на полицию, стояли с плакатами, с изображениями пропавших детей. Активисты кричали, надрывая горло, выкрикивали оскорбления в адрес полицейских, требовали найти пропавших детей.

Только родители тех детей стояли молча, как Даниэлла Марлин, с надеждой на лице и мольбой в глазах.

Я не смогла подойти ближе. Это было тяжело и не правильно. Стояла возле фонарного столба и не сразу заметила листок, прибитый к нему. Ветер хотел сорвать черно-белый портрет Лукаса Марлин, но я прижала отпавший конец обратно в клей. Ребенок смотрел безэмоционально, как это бывает во всех розыскных портретах полиции. Нет… Они не умеют рисовать детей.

Ниже висели портреты двух других. Один ребенок – кудрявый, круглолицый, второй – худой и бледный. Почти одногодки и оба без эмоций.

Портрет Севы еще не повесили. Должно быть, Лизу скоро пригласят в участок, чтобы она помогла его составить.

Надо домой.

Я развернулась. На глаза попался ларек с газетами и книгами. Не новыми, подержанными, но от того не менее приятными на вид.

Отдав серебрушку, купила утреннюю газету и две детские книжки. Сказку в стихах для демонят и энциклопедию о выдающихся женщинах мира для Лизы. Эта тема ее увлекала и отвлекала. Будет, чем заняться вечером.

– Севу нашли? – девочка выбежала на крыльцо, едва я свернула к дому.

Я помотала головой. Она поникла. Потопталась на месте, нерешительно взяла мой подарок и скрылась на чердаке.

Время замерло в ожидании.

Мы ждали хороших новостей. Уличные фонари постепенно потухли, и на Фриц снова опустилась ночная непроглядная тьма.

Демиан вернулся поздно. Ничего не сказав, молча ушел к себе.

Убрав ужин в холодильник, я нависла над утренней газетой. Часы тикали, отдаваясь в висках. Перед глазами плыло от усталости.

Снова стихи на главной странице, новинка от анонимного поэта.

В лесу живет лисенок,

Рыженький бесенок.

Молочко лакает,

по мамочке скучает.

Какая нелепость. Я уже было перевернула страницу, как взгляд зацепился за портрет на той же главной странице. Последнее изображение Лукаса Марлин. Рыжего мальчика с молочной кожей, которого дома ждет добрая любящая мать.

Невероятная догадка осенила мгновенно. Возможно ли это? Или нет?

Руки задрожали.

Кое-как свернула газету и помчалась наверх.

Дверь в спальню Демиана скрипнула. Я мышью прошмыгнула внутрь.

Плотные шторы закрыты, на прикроватном столике горит единственная свеча. На цыпочках пробежалась по толстому ковру и с ногами прыгнула в постель.

– Демиан! – прошептала, чтобы не напугать. – Демиан, ты спишь?

Мужчина сонно заворочался. Большой рукой коснулся моего бедра, замер, поднялся выше и нагло притянул к себе за талию.

– Что ты делаешь? – зашипела на него.

– Ложись, я не против.

– Нет-нет! – уперлась руками. – Я пришла сказать кое-что важное.

– М? – его глаза приоткрылись.

Газета зашуршала, я еле протиснула ее между нами и ткнула в нос.

Демиан недовольно фыркнул.

– Что это?

– Сегодняшняя газета. Слушай.

Я с выражением зачитала стишок про рыжего лиса, а затем развернула газету полностью.

– Смотри. Рыжий лис, который скучает по маме.

Сонный Демиан ничего не понимал.

– Что ты имеешь в виду?

– Пропавших детей трое, плюс Сева, его похитили вчера. Стихов тоже пока три. Все они описывают малышей-зверят, очень ярко, образно, визуально, понимаешь? Вот, к примеру, последнее стихотворение про рыжего лиса – один в один метафорическое описание Лукаса Марлин!

Даже в тусклом свете я увидела, как нахмурился Демиан.

– Это спорно и весьма натянуто, но… Есть вероятность, что стихи посылает похититель.

Глава 33

Согласно полицейскому постановлению, утром Демиан забрал письма анонима из редакции.

На кухне кипел чайник, пар дымил, и я поспешила выключить плиту.

Демиан обосновался прямо тут, на кухонном острове. Развернулся по полной. Конверты, бумаги, настольная лампа, пакетики для улик.

К нам вылезла даже Лиза. Увидев Демиана, сначала испугалась, но он разрешил ей поучаствовать.

– Поможешь нам? – спросил он и протянул защитные перчатки.

На глазах девочки выступили слезы.

Я то просто наблюдала. А Лиза с Демианом увлеклись поиском волосков, ниток, пятен – всего, что могло бы указать на личность отправителя писем.

– Пусто, – сухо констатировал Демиан. – Никаких зацепок.

– Я вчера читала… – вдруг произнесла Лиза. – Одна женщина полвека назад изобрела идентификацию по отпечаткам пальцев. Может, снять отпечатки?

– Бессмысленно. Эти письма уже заляпаны работниками редакции и нами. Ничего не выйдет.

– Но…

У меня сердце разрывалась, с какой надеждой Лиза смотрела на Демиана. Она раньше не доверяла ему. Она и сейчас не доверяла. Но он был единственным заинтересованным в розыске Севы человеком в ее окружении. После меня.

– Так, давайте подытожим.

Мужчина разложил на столе портреты и письма.

– Рыженький лисёнок – это..

– Лукас Марлин.

– Так, это Лукас Марлин.

Демиан прикрепил письмо к черно-белому портрету.

– Стих про барашка?

– Вот этот похож на барашка, – воскликнула Лиза и поднесла портрет кудрявого и круглолицего Бари Холли.

– Напомни-ка стих про козлика, – мужчина обратился ко мне.

Я дрожащими руками развернула письмо и зачитала.

Козлик топал по дорожке,

У него устали ножки.

Сам он беленький,

Ростик меленький.

– Подходит, – перебила Лиза и пододвинула портрет Тома Бергсона. Очень худого, низкого, щуплого мальчика.

Последним был портрет Севы. Художник приходил рано утром, быстро опросил Лизу, и уже через пару часов на фонарных столбах появилось изображение мальчика с большими зелеными глазами и оттопыренными ушами. Лохматого, без кепки.