В самом Сердце Стужи. Том II (СИ) - Якубович Александр

— Слава Барону Гроссу!

— Слава!

— Слава барону!

— Приветствуем! Приветствуем!

Крики стояли еще с минуту, после чего все успокоились и принялись за еду. Я же уселся во главе стола. По правую руку от меня сидела Эрен, по левую — посадили Петера.

Жрец, совершенно не стесняясь, уже наложил себе с огромного блюда мяса, квашеных закусок, переломил половину большой булки хлеба и налил в кружку пива. По счастливому лицу молодого мужчины я понял, что еда — не только его зависимость, но и главная, искренняя радость в жизни.

И он совершенно этой радости не стеснялся.

Но меня больше интересовал не аппетит жреца, а моя жена. Эрен выглядела какой-то задумчивой и погруженной в свои мысли, и это меня почему-то тревожило.

Глава 15

Виктор

— Вы хотели меня видеть, милорд?

Я дал Петеру пару дней освоиться на новом месте, а после этого послал за ним Грегора.

Толстый жрец выглядел немного запыхавшимся, но в этом, скорее всего, были виноваты узкие лестницы. Сейчас молодой мужчина стоял в дверном проеме, ожидая разрешения войти.

— Хотел, — утвердительно кивнул я. — Заходите, препозитор, у меня есть к вам важный разговор.

Новый настоятель прихода Херцкальта с интересом окинул взглядом помещение лаборатории, после чего шагнул внутрь и прикрыл за собой тяжелую дверь.

— Милорд Гросс, позвольте спросить, — начал Петер.

— Можете обращаться более свободно, препозитор Петер, — я попытался сократить между собой и жрецом социальную дистанцию. — Просто милорд или барон будет достаточно.

— Благодарю, милорд, — тут же склонил голову мужчина. — Но разве вы не были командиром отряда наемников и вся ваша дружина не ваши же прошлые подчиненные?

А Петер оказался умен и быстр на сбор информации. Особых деталей Эрен ему в письме не изложила, только сообщила, что я новый лорд, отмеченный титулом барона самим королем Эдуардом, и городу требуется новый настоятель для храма с его талантами. Значит, за прошедшие с приезда три дня Петер все это узнал самостоятельно, собирая слухи.

— Вас удивляет моя лаборатория? — прямо спросил я.

— Именно, милорд, — согласно ответил Петер. — Я не вижу здесь алхимического инструмента, но мерные весы, бумаги для записей и ваши руки в чернилах…

— Я грамотен, — прямо ответил я, поворачиваясь спиной к жрецу и закрывая чернильницу. Хорошо, что Петер напомнил про чернила, постоянно забывал это делать, а потом Эрен ругалась, что из-за моей невнимательности переводится ценный продукт. — И занимаюсь здесь некоторыми изысканиями.

— Изысканиями? — уточнил Петер.

— Скажите, препозитор, умеете ли вы хранить секреты? — спросил я, резко поворачиваясь лицом к Петеру и улыбаясь при этом максимально доброжелательно.

Сделано это было, чтобы жрец однозначно понял, что вопрос этот задан не просто так.

— Если пожелаете, я могу стать вашим духовником, милорд, — тут же склонил голову жрец. — На самом деле это была бы для меня большая честь, ведь не каждый настоятель может стать проводником для своего лорда к Отцу нашему, но скажу, что все беседы между прихожанином и его духовником остаются между ними. Третьим в этом разговоре может быть только сам Алдир.

— И это непреложный закон? — уточнил я.

— Даже верховный жрец не смеет требовать раскрыть тайны, которые обсуждают духовник и чадо божие, что ищет мудрости Алдира, — ответил Петер.

Толстяк склонился на сорок пять градусов, уставившись на носки моих сапог, я же внимательно смотрел на блондинистые кудри Петера, размышляя, будет ли этого достаточно, либо же стоит потребовать от жреца еще каких-либо гарантий.

— Хорошо, я приму ваше руководство и наставление на пути к Алдиру, — неловко ответил я.

Странно говорить о боге так, будто бы это не нечто эфемерное, а вполне реальная сущность. Алдир был реален — я сам это увидел и почувствовал, но вот до конца осознать это еще не мог.

— И какой же секрет вы желали сохранить, милорд? — поинтересовался Петер, поднимая голову и глядя мне в глаза.

— Это скорее коммерческая тайна, — ответил я. — Но я думаю, ее суть придется вам по душе. Скажите, препозитор Петер, как вы относитесь к голоду?

От этого вопроса жрец рассмеялся, да так сильно, что даже схватился руками за свое огромное пузо. Трясся в припадке Петер добрую минуту, на лице жреца появились капли пота, а из глаз потекли слёзы.

— Ох, милорд, простите меня… — наконец-то отдышался жрец. — Вы это серьезно спросили?

— Ну конечно, — я не смог сдержать улыбку.

— Голод один из страшнейших бичей судьбы, — внезапно серьезно ответил жрец. — Мне довелось его испытать только в малолетстве, да и то, не дольше месяца, но помню это чувство я до сих пор. Наверное, с тех пор я так сильно и люблю поесть и выпить, и ежечасно славлю Алдира за богатый стол и доброе пиво.

— Вы считаете, что с голодом нужно бороться? — уточнил я.

— Конечно же! — возмутился жрец. — Не для того Алдир дал нам жизнь, чтобы мы голодали! Как можно славить своего бога на пустой желудок? Это противоестественно! Только сытый человек может быть счастлив, а только счастливый может искренне обратиться к богу! Смысл в страданиях людских? Алдир хочет слышать искреннюю благодарность, а не стенания и мольбы чад своих!

Это была очень интересная концепция веры, но я впервые услышал ее конкретно от жреца. Я так привык, что любая религия — это страдания и самопожертвование, что слова об искреннем счастье как способе общения с божественной сущностью для меня оказались в новинку. Эта идея пахла более античностью, чем привычным мне средневековьем.

— Но ведь служители Храма ограничивают себя в брачных связях и сношениях, — указал я на несоответствие.

— Плодиться не единственный путь к счастью, — важно заметил Петер, а в его голосе появились лекторские нотки. — Мы отказываемся от бремени мирской жизни, а семья и есть та река, что разделяет духовное и мирское. Мы ищем счастье в молитвах, в служении Алдиру, в распространении учения его. А самых рьяных он отмечает еще и силой исцелять.

— Как вас, препозитор.

— Как меня, — согласился Петер. — Я искренне счастлив каждый день, и каждый раз, садясь за стол, я славлю Алдира за хлеб, который я могу вкусить благодаря его милости. И бог слышит меня.

— То есть ваша любовь поесть дала вам способность исцелять? — удивился я.

Петер усмехнулся и только покачал головой, а его золотистые кудри разлетелись в разные стороны.

— Не все так просто, милорд. Не все так просто. Посмотрите на меня. Вы видите огромного толстого жреца, возможно, мой вид вам омерзителен. Вам может показаться, что жизнь моя тяжела и безрадостна, поэтому я ем и пытаюсь заесть свои горести. Вы и сам крупный человек, вам тоже бывает нелегко из-за своих размеров. Но что отличает меня от других толстяков, которые наедают щеки, обливаясь слезами и упиваясь жалостью к себе, уродцам? — Петер театрально развел в стороны руки, будто показывая всего себя, и широко улыбнулся. — Я счастлив быть таким, ведь я творение Алдира и чадо его. Я не ощущаю вины, я не ощущаю тяжести, не испытываю зависти к тем, кто способен самостоятельно запрыгнуть в седло или надеть яркую одежду, не вызвав смеха окружающих. И эта искренность моя, это наслаждение жизнью, именно это честное принятие и есть путь к Алдиру. А уже господь дает мне силы, не только чтобы продолжать этот путь, но и, в том числе, чтобы исцелять именем Его. Мир с самим собой позволяет обрести связь с нашим богом, таков путь учения.

Это была интересная информация, почти проповедь. Мир в душе ведет к просветлению… Было в этом что-то от буддизма и что-то от античных и языческих верований. Алдир карал только тех, кто шел против созидания жизни и его учения, но концепции смертных грехов в привычном виде тут не было. Ну, кроме греха убийства, тут это, само собой, порицалось и наказывалось, как в любой вере или культуре. Жизнь священна, это непреложная истина.