Наследник пепла. Книга VIII (СИ) - Дубов Дмитрий

Вторую обломанную спичку Борис планировал оставить себе. Потому что надеялся, что хотя бы так сможет послужить своей семье. Его младший сын, Виктор фон Аден, пропал после ухода к демонам.

И хотя пока они находились в Горячем Ключе, Азарет успокаивал: мол, это нормально, Храм ничего с ним не сделает, аудиенция у богини — непредсказуемая вещь, и переживать не нужно.

Но при всём том, конечно, Борису фон Адену было не по себе. Он прекрасно понимал, чем это может закончиться или не закончиться вовсе. Может быть, когда Виктор выйдет из Храмовой аудиенции, здесь, в империи, уже не останется ничего — ни демонов, ни людей, вообще ничего. Только пустыня. Потому что для богов время? Величина относительная.

С другой стороны, он абсолютно точно поверил, что его сын Виктор действительно прожил одну жизнь и пришёл во вторую. Иначе так легко его в божественные храмы не допускали бы, и с демонами он бы не общался.

Вот поэтому Борис очень сильно надеялся оставить вторую короткую спичку себе. Но старший сын, Дмитрий, словно прочитав всё это по его глазам, сам выдернул эту спичку. Все остальные, естественно, были длинными.

Все, кто вытянул длинные спички, вышли. А Борис фон Аден подошёл к сыну и сказал:

— Я пойду. Ты должен остаться.

— Да почему я должен остаться-то⁈ — возмутился Дмитрий. — Мы же, если ты помнишь, жребий тянули. Я совершенно честно его вытянул. И по силе я прохожу. Почему именно ты должен пойти?

— Сын, — проговорил Борис фон Аден, — я это должен сделать, потому что безмерно люблю свою семью и свою жену. Но ты пойми: для женщины гораздо проще потерять мужа в бою, чем детей. А одного ребёнка она уже потеряла. Виктор, как ты знаешь, до сих пор не вернулся. А если и ты погибнёшь, у неё останется только Ада. Тогда мать просто сломается.

— Почему же? — начал было Дмитрий. — Мы же тут на Стене служим. В такой же опасности. Каждый из нас может погибнуть в любой момент.

— Это я знаю, — ответил ему отец. — Но всё равно для женщины потерять мужа легче, чем потерять ребёнка. Плоть от плоти своей. Я очень люблю свою жену — твою мать. Я люблю своих детей. Поэтому ты останешься здесь, защищать мать и сестру. И защищать ты их будешь так, как будто весь мир против них обернулся. А ты перегрызёшь всем горло, чтобы их защитить. А я буду защищать нашу землю на том рубеже. И это — не обсуждается.

Борис фон Аден посмотрел на сына и понял, что тот несколько обижен словами отца. Поэтому решил добавить:

— И это не потому, что я прожил больше, чем ты. И не потому, что у меня больше опыта. А потому что у меня больше опыта взаимодействия с тем же Кемизовым. Мы друг другу спину прикроем в любой ситуации, даже не глядя друг на друга. Мы понимаем друг друга с полуслова. И если со мной что-то случится, если демоны действительно прорвутся в империю, ты знаешь: в Горячем Ключе есть опорная база. Там тебя встретит наш предок — Даррен Аден. И там вы будете жить. Да, может быть, в окружении демонов, но вы будете жить. И там есть муас, усиливающий способности, там есть разлом, там — остатки Тохарской империи. Что самое главное — там можно жить. Жить. Всё запомнил?

— Запомнил, — тихо ответил Дмитрий. По сути, он пребывал в полном шоке от слов отца. — Так вот что вы там делали… Подготавливали плацдарм.

— Совершенно верно, — кивнул Борис фон Аден. — Мы обустраивали базу и возвращали свои родовые земли.

В этот момент дверь открылась. В проёме показалась голова Артура Кемизова.

— Договорились? — спросил он.

— Всё в порядке, — ответил Борис, — на Байкал мы едем с тобой.

— Отлично! — Артур подошёл к Борису фон Адену и хлопнул его по плечу. — Ещё одна хорошая драка нам не повредит!

— Как у тебя сейчас с магией-то? — спросил его Борис.

— Я, конечно, не знаю, что я там со своей землёй сделать смогу. Туда, понимаешь ли, лучше бы было лёдников, водников. Даже у вас с огнём, и то получше будет сражаться в тех условиях, чем у меня с землёй.

— Это ты брось, — сказал ему Борис. — Ты что, забыл, что Байкал идёт ровно по разлому? Там так фонит, что тебе даже банально тряхнуть его хватит, чтобы все льды на поверхности потрескались.

— Слушай, — Кемизов кивнул, — а это идея. К тому же там горы вокруг.

— Вот именно, — сказал фон Аден, — притянешь себе всё, что нужно.

— Ну, значит, зададим жару, — согласился Артур. — В путь?

— В путь, — ответил Борис фон Аден и на прощание обнял сына.

Мирослава наблюдала за эвакуацией с острова Ольхон. В конце концов, на нём должны были остаться только те, кто обладает даром, для прикрытия магов империи. И постепенно начавшие прибывать силы обороны — по два, по три человека. Это были высокоранговые маги с разных оборонительных фортов на границе. Помимо них прибывали родовые клановые дружины, чтобы вступить в этот бой.

Но самое главное, Мирослава знала, что вот-вот должны были эвакуировать спецбольницу, при которой находилась её мать.

Она была здесь уже давно. В связи с тем, что помутилась рассудком. Но оставлять её в одиночестве не было никакой возможности, пришлось передать на поруки под специальный уход.

«Наверное, — думала Мирослава, — только у менталистов могло появиться подобное заведение». А всё потому, что многие из клана Молчащих, даже в юности, после инициации не выдерживали подобного дара и могли сойти с ума.

К этому относились терпимо. То есть выбросить такого человека из дома или умертвить — никто бы и не взялся. Тем более что всегда оставалась надежда: особо сильный менталист сможет «вправить» потерявшемуся мозги.

Говорили, что в древности среди клана Молчащих существовали специальные магии такого уровня, которые были в состоянии вернуть личность и исправить эту проблему. Поэтому так сложилось издревле: за подобными, как говорили, «выгоревшими» магами присматривали. И да, их считали такими же членами общества, ведь понимали, что из-за этого побочного эффекта их работы подобное могло случиться с каждым. Просто не повезло конкретно этим. За ними нужно было присматривать и ухаживать. И с этим ничего не поделаешь, это была профессиональная болезнь менталистов.

Поэтому перед эвакуацией спецбольницы Мирослава явилась к матери. Почему-то ей показалось очень важным сделать это: прийти и увидеть мать.

В этот момент у той проходила так называемая арт-терапия. Она размягчала глину, капала в неё воду, делала её пластичной, чтобы вылепить что-то. До этого она уже вылепила всевозможные кувшинчики, тарелочки, чашечки — вся её комната была ими украшена.

После того как изделия высыхали, она разрисовывала их вручную. Это успокаивало мать Мирославы, как утверждали лекари.

Поэтому Мира села напротив матери и принялась в деревянной тарелочке смешивать точно такую же глину, размягчать её, разминать. Она начала что-то лепить — бездумно, наблюдая за тем, как мать улыбается, занимаясь творчеством. В такие моменты она очень напоминала дочери себя прежнюю. Хотя, как это может быть, Мира не совсем могла объяснить, это было очень странное понимание.

Потому что с самого своего рождения она знала мать как сумасшедшую. Но при этом в её воспоминаниях она могла увидеть её прежнюю: весёлую, юную, спокойную и очень красивую девушку. И Мирославе очень хотелось когда-нибудь снова увидеть мать именно такой, какой она видела её в воспоминаниях.

И она лепила из глины, сидя напротив матери. И она разговаривала с это, погружённой в свои творения женщиной.

— Ты знаешь, мам, — говорила она, не глядя на неё, — мне кажется, я нашла человека. Очень необычного. Он, ты знаешь, настолько похож на меня, — Мира усмехнулась. — Настолько похож, что и человеком-то его тоже назвать сложно. Его зовут Костя, — продолжала она. — И демоны доставили ему проблем не меньше, чем мне. Но при этом, как ни странно, мы оказались очень близки. Да, в том числе и на этой почве тоже.

Девушка посмотрела на мать и проследила за безразличными движениями той.

— Ты знаешь, мам, так просто и, оказывается, невероятно встретить кого-то, кто не считает недостатком моё происхождение. Да и достоинством тоже. Это просто есть, как факт. На нём никто не зацикливается. Мы оба принимаем наше происхождение как данность.