Тамара Васильевна меняет профессию! (СИ) - Роуз Анжелика

Я ощутила, как силы стремительно покидают моё тело. Серебристая нить задрожала, словно испугавшись чужого присутствия, выскользнула из моих пальцев и растворилась обратно в куче пожухлой листвы.

Видение исчезло.

— Нет… — едва успела я прошептать, чувствуя, как подкашиваются ноги.

Перед глазами поплыло всё сильнее, и сознание начало стремительно ускользать прочь. Я упала бы, но сильные руки тут же подхватили меня. Рядом, тревожно мяукнув, завертелся Гераська.

— Всё будет хорошо, — тихо произнёс Дариан, прижимая меня к себе. Его голос звучал уверенно и спокойно, но я чувствовала, как учащённо бьётся его сердце.

Сильное, глубокое чувство заботы и нежности проникло в его голос, успокаивая меня, хоть я и не могла до конца довериться ни ему, ни кому-либо ещё.

Последние остатки сил покидали меня, глаза закрывались. Перед тем как окончательно потерять сознание, я успела прошептать:

— Профессор Стебель… он убил его…

И погрузилась в темноту.

ГЛАВА 38. Дариан

Как только я услышал крики из кабинета Стебля, то немедленно отправился туда. Открыл дверь. Её испуганные глаза. Тайра.

Когда я вошёл в кабинет, она упала мне на руки, такая беззащитная, что-то дрогнуло в моей груди. Нет, не просто дрогнуло — расколось с почти физической болью, открывая глубину чувств, которые я безуспешно пытался похоронить последний год.

Её волосы языками пламени спадали с плеч и касались моих рук — живое, трепетное золото, переливающееся тысячами оттенков. Я чувствовал их тепло даже сквозь ткань пиджака, и это тепло проникало глубже, заставляя сердце биться быстрее, больнее, отчаяннее.

И куда делись эти уродские баранки? Те преднамеренно некрасивые косы, которые она носила все это время, словно броню против всего мира. Против того, что было между нами когда-то.

Ох, я совсем уже и забыл, как ей идут распущенные волосы. Нет, не забыл — пытался забыть, заставлял себя не вспоминать, какого это, когда я просыпался рядом с ней, а эти медные пряди щекотали мое лицо, напоминая о том, что счастье — не выдумка поэтов и мечтателей.

Девушка, которая смеялась, запрокидывая голову, и смотрела на меня так, будто я мог перевернуть мир. Всю магию вселенной мог бы я отдать, чтобы увидеть этот взгляд снова, хоть на мгновение.

Она изменилась... Я провел по её щеке, не в силах остановить этот жест, что вырвался откуда-то из глубины души. Мои пальцы помнили эту кожу лучше, чем я сам — такую гладкую, но сейчас бледную, слишком бледную. Тревога кольнула меня под рёбрами острой иглой, распространяя холод по всему телу.

Сейчас она больше напоминала ту Тайру, с которой я встречался. До всего, что произошло между нами. До слов, брошенных в гневе и отчаянии, слов, которые нельзя забрать назад. До решений, принятых в гордости и страхе, решений, изменивших наши судьбы, разведших нас по разным дорогам, когда мы должны были идти одной.

И ещё она наконец-то получила воплощение. Теперь у неё есть фамильяр, хоть и очень странный, но… В этом вся Тайра!

Никогда не делать как все, всегда искать собственный путь, даже если он ведёт через терновник. Она получила то, что считала навсегда потерянным, то, о чём мечтала больше всего на свете. И я не мог не радоваться за неё, даже если эта радость смешивалась с горечью собственных потерь.

Когда я отнёс её в свой кабинет и аккуратно положил на кушетку, мне казалось, будто время свернулось в петлю.

Её фамильяр не отставал ни на шаг. Его янтарные глаза — два тлеющих уголька — не отрывались от моих рук, когда я поправлял подушку под её головой.

Защитник. Тот, кто появился в её жизни вместо меня, кто теперь делает то, что я должен был делать — оберегать её.

— Я не причиню ей вреда, — сказал я, чувствуя себя нелепо и одновременно абсолютно правильно.

Потому что он понимал. Потому что нам обоим была дорога девушка, лежащая на кушетке.

Кот моргнул, словно принимая мои слова к сведению, но не собираясь им безоговорочно верить.

И я не мог его винить — моё прошлое не заслуживало доверия. Мои поступки говорили громче любых слов, и эти поступки причинили боль той, кого мы оба хотели защитить.

Пока она лежала без сознания, у меня было время вспомнить. Вспомнить "до" и "после". Вспомнить всё, о чём я заставлял себя не думать последний год, что запирал в самом дальнем уголке души под замком из гордости и вины.

Мы были первокурсниками, трое неразлучных друзей.

Я, Тайра и Катарина.

Мы клялись в вечной дружбе под звёздами, разделяли тайны шёпотом в библиотеке, защищали друг друга перед профессорами. Мы были молоды, наивны и полны такой безграничной веры в будущее, что сейчас от этих воспоминаний щемит сердце.

Академия встретила нас древними стенами, запахом пыльных фолиантов и волнением, от которого перехватывало дыхание. Первый день, первые заклинания, первое ощущение принадлежности к чему-то большему, чем ты сам.

Мы ходили по коридорам, задыхаясь от восторга, касались пальцами резных перил, впитывали каждое слово профессоров, как губка — воду. И каждый вечер делились впечатлениями, сидя в тайном уголке сада, где деревья укрывали нас от посторонних глаз.

Катарина была самой серьезной из нас. Она всегда приходила на занятия за полчаса, записывала каждое слово профессоров и зачитывала нам конспекты, когда мы пропускали занятия из-за наших маленьких приключений. Её светлые волосы всегда были идеально уложены, форма выглажена, а в глазах светилась решимость, которая иногда пугала нас.

Тайра была её противоположностью — вихрь рыжих волос и идей, вечно опаздывающая, постоянно задающая вопросы, на которые профессора не могли ответить. Она приходила на занятия с листами, исписанными собственными теориями, и ничто не могло успокоить её жажду знаний.

А я... я был где-то посередине. Достаточно дисциплинированный, чтобы не вылететь из Академии, достаточно любопытный, чтобы поддерживать безумные идеи Тайры.

Катарина называла меня миротворцем — тем, кто не давал им с Тайрой окончательно разругаться, когда их споры о магической теории заходили слишком далеко.

Очень быстро между мной и Тайрой завязались романтические отношения, мы начали встречаться. И это лучшее, что могло со мною произойти: первый курс, первая любовь.

Каждое прикосновение было откровением, каждый взгляд — обещанием. Я чувствовал, что могу покорить вершины, если она будет рядом, верить в меня.

Тогда же я наконец-то получил своё воплощение, и мы ждали, когда это случится с ней.

С ней этого не могло не случиться!

Если честно, я думал, она будет первой, кто из нас троих получит фамильяра. Такая она была: способная, энергичная, талантливая, моя девочка... На практических занятиях её заклинания всегда были самыми сильными, на теоретических — её вопросы самыми глубокими. Профессора качали головами, скрывая улыбки, когда она начинала спорить о классических теоремах, предлагая собственные интерпретации.

И вот, уже все признаки указывали на то, что это вот-вот случится и с Тайрой. От неё словно волнами исходила энергия, сильная и яркая, готовая вырваться наружу. Её волосы иногда начинали светиться в темноте, а предметы вокруг неё порой перемещались без видимой причины. Классические симптомы приближающегося воплощения.

Со мной происходило что-то подобное.

Но…

Следующей была Катарина.

Мы с Тайрой были искренне рады за подругу. Мы обнимали её, поздравляли, восхищались красотой её фамильяра. Я помню, как Тайра светилась от счастья за Катарину, как её глаза блестели, когда она спрашивала, каково это — ощущать связь со своим фамильяром.

Но я видел, как что-то неуловимо изменилось.

И теперь, глядя на неё, лежащую без сознания в моём кабинете, я не мог не думать — если бы я тогда настоял, если бы заставил её поговорить, если бы увидел первые признаки надвигающейся бури...

Могли бы мы избежать всего, что произошло потом?