Червь 3 (СИ) - Лагутин Антон

Эта пещера, эта узкая дырка, выдолбленная в горе хрен знает кем и хрен знает когда, жадно приняла наш потрёпанный отряд.

Согнувшись, Борис вошёл первым. Выставив перед собой меч, он смело погрузился в неизвестность, смело крича нам, чтобы мы заходили следом. Свет потух. Здесь ни черта не видно. Но это не беда. Все были готовы к такому повороту. Пока Борис доставал что-то из кармана жилетки, Осси скидывает рюкзак на землю. Запускает в него руку и вытаскивает две короткие палки. Факел. Борис поднёс свою стальную коробочку к намотанным на концы палок тряпкам. Появился огонь. Пещеру озарил жёлтый мерцающий свет. Осси встала, подмигнула мне, и передала один из факелов. Факел раскинул волны света во все стороны, поджог паутину на потолке. Крохотные искорки разлетелись по потолку пещеры, как взрыв салюта.

Борис хватает меня за руку. Тащит за собой. Не грубо, но мне это неприятно. Я как будто ему что-то должен. Словно я обязан ему.

— Инга, ты чувствуешь зверя?

— Чувствовала. Сейчас всё тихо. Каждый раз, когда мы убивали волков, он давал о себе знать. Я чувствовала его ярость. Его боль!

На залитом потом лице Бориса я увидел хитрый прищур. В свете огня его глаза блестели азартом. Только вперёд, только за победой!

— Идём, — говорит Борис. — С пустыми руками мы не вернёмся.

Чем глубже мы погружались в пещеру, тем шире становился проход. Густая вонь впитывалась в кожу, резала глаза. Под ногами постоянно что-то чавкало, хлюпало и лопалось. Мне хотелось опустить глаза, но свет от факела захватывал всех по пояс. Может, это и к лучшему. Когда все держались молодцом, я дал слабину. Меня начало воротить.

Я закрываю рот ладонь. Зажимаю пальцами ноздри. А что толку? Сделал вдох — и тут де сложился пополам. То жалкое содержимое желудка хлынуло изо рта, из ноздрей, оставляя после себя привкус горькой кислятины. Струи желудочного сока и полупереваренные кусочки еды окропили стену, чуть не заляпав доспех Бориса.

Послышался смех.

Засмеялись все. Даже Борис, чью обувь я, скорее всего, заблевал, но хорошо, что факел освещает всех по пояс. Слезящимися глазами я смотрю на мужиков и тоже начинаю смеяться, искренне. И меня снова выворачивает. И мы снова смеёмся.

Это был смех обречённых.

Мы были в паре шагов от неизвестности. Мы имели право на смех. Мы бы и дальше ухохакивались бы до слёз, но из тьмы вырвалось волчье рычание. Как они уже достали.

Рычат и рычат…

Воют и рычат!

Туннель уходил вправо. Мы замерли. Борис встал у стены, прижался спиной к влажному камню. Он напомнил мне спецназовца, готового резко выскочить из-за угла и отработать туннель. Мы прислушались. Эхо сотни когтей, дерущих камень, пробуждало чувство страха. Стало жутко. Скрежет нарастал. Всё уже понимали, что впереди нас ждёт не один десяток волков. А может и не два десятка. В очередной раз тьма родила вой, долетевший до нас эхом.

Борис кладёт руку на ремень, пересекающий его грудь. Пальцы расстегнули заклёпку на одном из подсумков, залезли внутрь. Борис вытащил ладонь. В руке он крепко сжимал глиняный горшочек размером с теннисный мяч.

— Готовы? — спрашивает Борис, крутя горшочек в ладони.

— Готовы! — отозвались все хором.

Борис подносит узкое горлышко горшочка к пламени факела. Раздалось шипение. Яркая вспышка. Сном искр вырвался наружу, озарив лицо Бориса. Зрачки сузились, губы растянулись животным оскалом, оголив ровный ряд жёлтых зубов. Мячик в ладони Бориса изрыгивал искры как бенгальский огонь.

— Шум! — говорит Борис и замахивается.

Я заткнул уши. Заткнули уши все. Ладонь Бориса скрылась за углом, швырнув в глотку туннеля маленькую бомбу.

Глухая волна пробежалась по стенам, стряхнув килограммы пыли. Нас окутывает горячим воздухом, за которым, в туже секунду последовала ослепительная вспышка. Судя по мужским лицам, такого эффекта никто не ожидал.

Осси выронила факел. Остальные попадали на колени. У меня сработал старый рефлекс — если кто-то бросает что-то круглое — прячься за стеной, и всегда закрывай глаза и уши. Но, советы поздно раздавать. Мужики держались за уши, часто моргали, пытаясь восстановить зрение. Я открыл глаза не потому что надо, а потому что я разом ощутил боль десятка волков. Я готов был заорать вместе с ними. Завыть, широко раскрыв рот. Но я сдержался. Сжал губы. В мой мозг словно втыкали иглы. И не вынимали.

Втыкали и втыкали.

Втыкали и не вынимали. И среди всех этих волчьих воплей один явно выделялся.

Выделялся не испугом, не болью. В отличие от других зверей, он прибывал в полной растерянности.

Секунда, и всё утихло. Боль ушла. Я быстро окинул пещеру взглядом и сразу всё понял!

— Борис! — кричу я, помогая мужчине встать на ноги. — Кидай еще!

Борис смотрит на меня, смотрит на оставшихся вояк, прижимающихся к стене пещеры.

— Эдгарс обещал громкий хлопок, — говорит Борис, — но что на столько…

— Кидай!

Борис достаёт ещё одну, поджигает. Все зажмурились, заткнули уши. Прозвучал взрыв, к которому все были готовы. Кроме зверья.

Снова меня окутывает волна волчьей боли. Чувство растерянности и утраты. Вот он! Он там, тот, кто нам нужен. Он рядом, за углом, прячется среди десятка волков, растерянный, не понимающий, что происходит.

— Надо еще! — кричу я Борису в ухо. — Я его чувствую! Взрывы пугают его сознание. Он теряет контроль над остальными!

— Хорошо-хорошо, — говорит Борис, ощупывая ремень на груди, — осталось пять штук.

— Должно хватить!

Борис кивает головой. Я смотрю на вояк. Они готовы сражаться. Они уверовали в меня.

— Готовы⁈ — спрашиваю я с напором.

Мы просто не можем обосраться. Мы подобрались так близко. Мы совсем рядом. Протяни руку — и вот она, победа. Осталось сжать ладонь. Я управляю ситуацией. Теперь всё под моим контролем. Альфа сидит за углом. Нам только и нужно, что выскочить на дорожку, пробежать по прямой. И вот он, на блюдечке.

— Борис, ты бросаешь бомбочку, и мы сразу же после взрыва врываемся с двух ног в проход. Ясно?

— И что дальше?

— Дальше… Дальше ты еще кидаешь! Закидываешь проход, пока…

— Пока что?

— Я… Я еще не придумала!

Лицо Бориса блестит от пота как стеклянный шарик на ёлке в свете разноцветной гирлянды. Все молчат. Моя ответственность зависла в воздухе густым удушающим жаром. Давай, Борис, прими решение! Живём один раз, бля!

Борис кивает головой. Свою коробочку он прячет обратно в карман жилета, а из моих рук забирает факел. Вынимает гранату. Шипение. Бросок. Граната скрылась за углом.

Секунда…

Оглушающий удар, за которым следует волна звериной боли. И под громкий волчий скулёж мы врываемся в коридор с двух ног.

Не успела пыль со стен опасть на пол, а Борис уже выскочил за угол. Я за ним. Свет факела ударил в конец туннеля. Как я предполагал: они рядом, тут пробежаться как от подъезда до подъезда. Как от меня до Сашки. Как от Сашки до Машки. Всего шагов двадцать, и там, в глубине, под сводом скалистой арки, в окружении десятка волков мы видим белую голову огромного волка. Пока звери, окружавшие своего начальника, своего альфа самца пытались очухаться от взрыва, Борис поджигает следующую гранату. Бросок. Прежде чем закрыть глаза, я вижу, как глиняный мячик, раскидывая искры в разные стороны, влетает в кучу волков.

Это был точный бросок. Выверенный до миллиметра. Точно в цель, бля!

Взрыв!

Если бы в руках Бориса была осколочная граната — все в туннеле упали бы замертво, забрызгав стены кровью. Но вместо облака крохотных металлических убийц, наши тела охватывает волна жара.

В ушах звон. Живот скрутило. Сознание Инги чуть не ускользнуло от моей густой молофьи, которой я прилично поддал, зная как валятся люди, побывавшие в радиусе взрыва.

Десять шагов до цели.

Пламя факела освещает не только нас. Среди кучи серого меха выделяется одно животное. Нет, не белый волк. То создание лысое. Кожа покрыта слоем застывшего гноя, на котором словно снежинки лежат белые струпья. Пич. Жив мой пёсик! Бедняга скулит, оглядывается по сторонам, нас не узнаёт.