Эволюционер из трущоб. Том 12 (СИ) - Панарин Антон

— Прочь, — рыкнул я, отстраняя женщину, но та с такой силой вцепилась в мою руку, что я опешил.

— Вы глава рода, а я главный врач! Это моё отделение, и я не позволю-ю-ю, — скрежеща зубами от натуги, говорила женщина.

— Ей нужна моя помощь. Подите прочь, — стальным тоном сказал я, придавив тётку взглядом.

— Там лучшие лекари нашего города, поэтому… — упорствовал врачиха, заставив меня желать стряхнуть её с руки, как соплю, но я этого так и не сделал.

Раздался новый крик, но на этот раз он принадлежал не маме. Кричал ребёнок. Пронзительно, оглушительно громко. Детский плач. Я так и застыл, блаженно улыбаясь и вслушиваясь в каждую нотку этой прекрасной музыки. Дверь родильного отделения открылась, и к нам вышла окровавленная медсестра. При виде этого, у меня перехватило дыхание от ужаса.

— Ч-ч-что с моей мамой? — шепотом спросил я.

— Жива, здорова! — весело выпалила медсестра, вытирая пот со лба. — Сестрёнка у вас просто чудо какое-то! Правда, роды прошли весьма непросто… — она замялась и добавила. — Если бы у Елизаветы Максимовны не было столь высокой регенерации, боюсь, она бы померла, а вместе с ней и ваша сестрёнка. Но всё обошлось. Хвала богам.

Я облегчённо выдохнул и ощутил, как в груди становится тепло.

— Могу я её увидеть?

— Конечно можете. Но она все силы отдала, рожая. Пусть немного придёт в себя, а тогда уже и устроите семейное воссоединение, — улыбнулась медсестра.

— Да, да. Вы правы. Спасибо вам, — поблагодарил я, блаженно улыбаясь.

Следующие два часа я не мог думать о чём-либо кроме мамы и сестры. Гаврилов мучился вместе со мной. Он носился по коридору больницы туда-сюда, не находя себе места.

— Как они там? Всё ли хорошо? Может, у Шульмана апельсинов купить? — без умолку тараторил капитан.

— Всё будет хорошо, папаша. Роды позади, осталось немного подождать, — успокаивая его, сказал я и приобнял Гаврилова за плечи.

— Ты представляешь, Мишка? Я… отец, — прошептал он. — Никогда не думал, что стану отцом. Мог представить, что сгину на фронте, стану инвалидом или попаду в плен на одном из заданий, и там меня методично разрежут на куски. А теперь у меня есть семья.

— Папаня, хватит сопли на кулак наматывать. Ты всё-таки надежда и опора новой ячейки общества, — бодро сказал я, провоцируя капитана.

Не хватало ещё, чтобы он разрыдался. Не к лицу ему это. Вот только я даже не знал, что произойдёт через пару минут…

Нас пригласили в послеродовую палату. Гаврилов по пути наводил порядок, бесконечно поправлял ворот кителя, приглаживал бороду и усы, было заметно, что он очень нервничает.

— Как я выгляжу? — спросил он, теребя воротник.

— Как неврастеник, — усмехнулся я.

— Как дал бы сейчас, — замахнулся Гаврилов. — Первое впечатление очень важно. Понимаешь? Дочка должна сразу понять…

— Что её отец лысый. Понять и начать переживать, что ей достались гены этого человека, — засмеялся я в момент, когда капитан схватил меня за ухо.

— Тебе бы всё хихоньки, да? — весело спросил он.

— Ради тебя стараюсь, — честно ответил я, так как все издёвки были направлены на то, чтобы отвлечь капитана от бредовых мыслей.

— Спасибо, — улыбнувшись, кивнул он.

Дверь наконец-то открылась, и нас пропустили в палату. На кровати лежала мама. Лицо измученное, но цвет кожи розовый, а настроение отличное. Она держала в руках маленький, аккуратно завёрнутый в одеяло свёрток. Её лицо сияло от счастья.

— Стасик, у нас девочка, — мягким голосом произнесла мама, как будто я полгода назад им этого не сообщал.

Капитан сделал шаг вперёд, его руки заметно дрожали, когда он принимал крошечный свёрток. Гаврилов бережно развернул край одеяла и застыл, разглядывая личико новорождённой дочери. Его губы дрогнули, а глаза наполнились слезами.

— Моя девочка… — выдохнул он, и по его суровым обветренным щекам медленно покатились прозрачные капли.

— Плакса, — буркнул я, подходя к маме. — Поздравляю. Теперь наша семья стала ещё больше.

— Мишка, я тебя так люблю, — прошептала Елизавета Максимовна и прижала меня к себе. По её щекам тоже покатились слёзы. — Когда рожала, боялась, что умру, а ты останешься один. Как же это так? Один, в этом страшном мире? Слава богам, всё обошлось. Мишуль, я так боялась.

Она всхлипнула и заревела, от чего и у меня подступил ком к горлу. Шмыгнув носом, я почувствовал как по щеке бежит скупая слеза. Это заметил и Гаврилов. Дрожащим голосом он вернул мне мою же шутку:

— Плакса.

— Ага. Весь в отчима, — улыбнулся я.

Гаврилов подошел ко мне и дал заглянуть в свёрток. Там, в тёплом одеяле, лежала моя младшая сестрёнка. Её лицо казалось крошечным, но невероятно нежным. Она сладко спала, слегка приоткрыв розовые губки, а мягкие золотистые волосы были такими же светлыми, как и мои собственные.

— Поздравляю, капитан, — тихо сказал я, чувствуя, что от улыбки у меня уже свело скулы. — Она прекрасна.

Гаврилов поднял на меня глаза и сдержанно кивнул.

— Да, сынок. Прекрасна, — повторил он, бережно прижимая дочь к своей груди.

— Мишуль, как назовём сестру? — тихо спросила мама, с теплотой глядя на меня.

Я задумался на мгновение и, улыбнувшись, ответил:

— Может, назовём её Алиса? Думаю, это имя ей отлично подойдёт.

Мама улыбнулась и кивнула:

— Прекрасное имя, сынок. Пусть будет Алиса.

— Алиса-а-а! — Гаврилов завыл, не сдерживая слёз. — Моя девочка. О боги, как же я тебя люблю. Я… Я никому тебя не дам в обиду-у-у!

Суровый капитан переменился на глазах. Жесткий вояка и непреклонный человек превратился в заботливого и нежного отца, который ни на шаг не отходил от своей дочери и жены. Захлёбываясь слезами, он обещал, что будет чаще бывать дома, помогать моей маме, а ночами даже будет укачивать малышку и петь ей колыбельные.

Глядяна его довольную морду, я понял, что стоит дать папане небольшой отпуск. Оградить Гаврилова от всех забот и подарить ему и маме небольшую передышку. Шанс побыть родителями.

Внутри меня тоже что-то изменилось. Впервые за долгое время я почувствовал ответственность за это крошечное создание. Когда Гаврилов передал мне свёрток, я осторожно взял сестрёнку на руки, ощутив тепло её крохотного тельца. В голове тут же промелькнула мысль, что ради неё я сверну горы, сражусь с кем угодно, лишь бы она была счастлива.

«Теперь у меня есть ещё одна причина становиться сильнее», — подумал я, осторожно касаясь её мягкой щёчки. Сестрёнка тихонько вздохнула во сне и улыбнулась. А может, мне показалось. Но ясно было одно. С этого дня моя жизнь уже не будет прежней. Теперь моя жизнь принадлежит не только мне, но и моей семье, особенно этой маленькой девочке. Забавно, совсем недавно я о подобном даже не задумывался и бездумно бросался в бой.

Когда я вышел из палаты, то нос к носу столкнулся с бабушкой. Маргарита Львовна стояла рядом у двери и подслушивала, что происходит внутри.

— Бабуль, а ты чего уши греешь? — спросил, я приподняв бровь.

— Твоя мама не очень-то меня жалует. Её отношения с моим сыном не сложились, а я — лишнее напоминание о том времени. Понимаешь? — печально проговорила старушка. — Но я рада, что у тебя появилась сестрёнка, хотя родственников у тебя и так хоть отбавляй, — она хихикнула, но смех вышел каким-то грустным.

Бабушка часть семьи, но вынуждена избегать мою маму, чтобы не причинять ей боль. На душе стало так неприятно. Почему дорогие мне люди не могут нормально обща… Из палаты донёсся крик мамы:

— Миша! С тобой Маргарита Львовна?

— Да, она здесь! — ответил я.

— Попроси её зайти!

На лице бабушки появилась растерянность, смятение и даже страх. Я видел, как она дёрнулась, чтобы убежать отсюда, но я нежно взял Маргариту Львовну за руку.

— Всё хорошо. Иди.

— Но, я же… — растерянно пробормотала бабуля.

— Иди, я тебе говорю, — настоял я и мягко втолкнул старушку в палату.

Катарсис. Нирвана. Вселенная обрела гармонию. Из палаты донеслись всхлипывания Маргариты Львовны, она извинялась, отвешивала сотни комплементов моей маме, сестрёнке, а капитана назвала гориллой и велела быть аккуратнее, а то, чего доброго, раздавит ребёнка своими лапищами. Гаврилов на её колкость даже не обратил внимания.