Печать пожирателя 7 (СИ) - Соломенный Илья

В комнате повисло напряжение, плотное как скала. Где-то далеко, за окном, прогремел гром — приближался шторм.

— Когда мне было восемнадцать, — уняв рвущееся наружу пламя, холодно произнёс граф, — Я мог управлять стихией лучше, чем ты. И я никогда не позволял чувствам взять верх над рассудком. Потому что мы — не какие-то там бродяги из Нижней Бодяги. Мы — Львовы. И если ты не способен носить нашу фамилию с достоинством…

Он сделал паузу.

Сергей почувствовал, как воздух в комнате вдруг стал давить на него, словно толща воды.

— … то я выберу другого наследника.

Эти слова повисли в кабинете, как раскат ударившего после них грома.

Сергей медленно поднялся. В его глазах была только ледяная ярость.

— Хорошо, — процедил он, — Хорошо… Сделай наследником Никиту. Или одного из своих племянников-лизоблюдов. Но знай вот что — я не собираюсь быть тенью. Не собираюсь оставлять всё это так просто! И рано или поздно, Апостолов заплатит за всё.

— Ты даже не понял, о чём я говорил… — покачал головой Леонид Андреевич, и тяжело опустился в кресло. Он будто мгновенно постарел на несколько лет, — Сергей… Ты начал эту войну. И оказался не готов к ней. Апостолов отвечал на твои действия — но это не он провоцировал тебя… Он преподал тебе урок — прими его, сделай выводы, подготовься и…

— Спасибо за поучения, отец.

Развернувшись, Сергей вышел из кабинета громко хлопнув за собой дверью.

Ярость застилала глаза Сергею так, что он с трудом разбирал дорогу.

Его новенький гравибайк «Ямаха», привезённый из Нефритовой империи пару месяцев назад, летел по Рублёвскому шоссе на пределе скорости. По прозрачному забралу шлема растекались капли дождя, накрывшего столицу. Тяжёлые тучи повисли над Москвой, как будто сами небеса соединились с бушующим разумом Львова.

Лихо вписавшись в поворот, Сергей помчался по Кутузовскому проспекту, свернул на Минскую и продолжил двигаться на юго-восток. Улицы города превратились в размытую панораму огней и теней. Парень не чувствовал границы между собой и байком — они слились в единое целое, несущееся сквозь ночь и гнев.

Ветер рвался под кожаную куртку, но не мог заглушить остудить ярость Львова. Казалось, сердце вот-вот вырвётся из груди, разорвав плоть и кости!

Парня пожирали эмоции. Они бурлили у него внутри, рвались наружу, разрывали душу на части. Он чувствовал себя словно зверь в клетке, где каждая мысль — колючая проволока, каждый вздох — удар под рёбра.

Хотя рёбра и всё прочее после разговора с отцом ему всё же вылечили…

Сергею хотелось кричать, крушить, ломать, рвать и метать. Хотелось обратить свою ярость в оружие и обрушить её на весь мир.

Он ненавидел всё и всех.

Варвару Долгорукую, за то, что она не заинтересовалась им со времени помолвки, и даже не удостоила взглядом, когда он валялся перед всеми униженным.

Высокородных ублюдков, не пожелавших стать его секундантами на дуэли, предпочтя это остаться в стороне, чтобы не запятнать свою безупречную репутацию.

Тупоголовых однокурсников, которые видели в нём только мажора, слабого наследника старого рода, который не способен быть равным среди новых магов.

Отца, который третировал его всю жизнь, ломал его психику своими ожиданиями и грубыми наставлениями, а теперь выяснилось, что он его презирает — презирает до такой степени, что готов лишить наследства!

Но больше всего Сергей ненавидел Марка.

Ненавидел — и боялся.

Сначала Львов считал Апостолова выскочкой, самородком с завышенной самооценкой. В глубине души Сергей понимал, что его отец прав — он сам раз за разом нарывался на Марка и получал по лицу. Но в его понимании жизни, в его системе координат и его мировоззрении никак не укладывалось, что не представляющий ничего особенного человек может раз за разом безо всяких последствий мешать Сергея с грязью.

Это вызывало в парне бешеную ярость.

Потом Львов начал подозревать, что с Апостоловым что-то не так… Он раз за разом «обыгрывал» Сергея в магии, хотя был гораздо слабее. Но ни преподаватели, ни отец, ни даже следователи военной прокуратуры после нападения на Заставу не прислушались к его словам.

А во время дуэли Львов понял, что Марк очень опасен. Очень.

Он был силён, куда сильнее уровня Адепта, который, по слухам, поднял только летом. С ним совершенно точно было что-то не так, и…

Это пугало Львова.

А страх, смешанный с ненавистью, порождают странные реакции…

Остановившись на парковке рядом со старым двухэтажным зданием из красного кирпича, Сергей заглушил двигатель и слез с байка. Хлестал дождь, на улице никого не было.

Толкнув ближайшую дверь, Львов прошёл по узкому коридору, освещённому тусклым светом магических ламп. Стены были покрыты обшарпанной штукатуркой, местами вздутой и потрескавшейся. В воздухе висел запах старых документов, смешанный с лёгким ароматом озона от защитных рун, мерцавших на потолке.

Он оказался в небольшой комнате, которая была разделена на две части пуленепробиваемым стеклом с защитными чарами, предохраняющими и от изрядного количества атакующей магии.

За ним, в крохотном окошке, виднелось сморщенное лицо старика с растрёпанными седыми волосами. Его глаза, хоть и уставшие, всё ещё сохраняли живость — взгляд торговца, который за свою жизнь повидал немало.

— Добрый день, — поздоровался он трясущимся голосом, — Льёт как из ведра, а? Могу вам чем-то помочь?

Львов снял шлем и аккуратно поставил его на небольшую тумбочку у входа. Он не любил это место, но других вариантов у парня сейчас просто не было.

— А-а-а, господин Львов! Рад вас видеть! — улыбнулся старик, узнавая постоянного клиента, — Покупаете или продаёте?

— Продаю, — коротко ответил Сергей, так и не поздоровавшись.

Без лишних слов он снял с себя рюкзак, раскрыл молнию и начал выкладывать вещи на металлический поддон, выехавший из под стола.

Каждый предмет он доставал с холодной решимостью — как будто отдавал часть себя.

Пять боевых артефактов седьмого класса, четыре защитных амулета седьмого класса, трое дорогих часов, шесть серёжек-клипс с драгоценными камнями, два браслета, три тяжёлые золотые цепочки, пять перстней — всё это легло на поверхность поддона, поблёскивая в свете ламп.

— Сколько за всё? — спросил Сергей, скрестив руки на груди.

Старик крякнул, прищурившись, и принялся изучать украшения и артефакты под разными магическими приборами и микроскопом. Он проверял каждый предмет с ювелирной точностью — то прикладывал рунную лупу, то включал ауровизор, чтобы определить уровень энергетической насыщенности. Это продолжалось около десяти минут, за которые ни хозяин лавки, ни Сергей не проронили ни слова.

Время для Львова казалось бесконечным.

— Миллион семьсот пятьдесят, — наконец произнёс старик, откинувшись на спинку старого, протёртого кожаного кресла.

Сергей знал, что всё это стоит в пять раз дороже — но также понимал, что без всех документов никто не предложит ему и половины настоящей цены. И он был готов к этому.

— Два, — сказал он спокойно, хотя внутри у парня по-прежнему всё кипело.

Старик пожевал нижнюю губу.

— Только потому что я вас знаю, — наконец согласился он, — Переводом?

— Наличными.

Старик снова крякнул, сгрёб купленное себе на стол, осторожно, будто боясь разбудить их скрытую силу, и полез в кассу. Та находилась в полу — массивная чугунная крышка с печатями, которую нужно было активировать специальным заклинанием и голосовым кодом.

— У меня столько и не будет, — произнёс он через несколько секунд, немного запыхавшись.

— Сколько есть? — спросил Сергей, едва сдерживая раздражение.

— Миллион сто.

— Давайте. За остальным заеду завтра.

Старик кивнул, положил перед ним пухлый пакет с банкнотами и стал что-то набирать на планшете.

— Секунду, выдам вам расписку…

Забрав бумажку, распечатанную на принтере, Сергей убрал её во внутренний карман кожаной куртки, положил туда же толстую пачку банкнот и, не прощаясь, вышел из ломбарда.