Вторая молодость Фаины (СИ) - Хайд Адель

Я понимала, что за те три месяца, что я лежала, а она ухаживала за мной, женщина прикипела ко мне, и теперь понимая, что я ухожу, практически на «улицу», ей было неловко и даже стыдно. Но, женщина сама жила где-то при больнице и никак не могла помочь несчастной девице в моём лице.

Чуть позже пришёл Иван Петрович, принёс бумаги и строго по врачебному сказал:

— Фаина Андреевна, как устроитесь где, если не в Петербурге будете, то эти бумаги передайте местному врачу, пусть вас наблюдают.

А я подумала, что сейчас хороший момент расспросить о «моём ранении».

— Иван Петрович, — обратилась я к доктору, замечая, что говорю не так, как мне было свойственно в прежней жизни, а будто бы приноровившись к местной речи, — я вот совсем не помню, почему и как получила ранение, не могли ы вы мне рассказать.

Доктор посмотрела на меня внимательно, видимо, оценивая, насколько далеко простирается моя «забывчивость», но ничего про «потерю памяти» больше не сказал, а вот про события трёхмесячной давности довольно сухо, словно из медицинской карты зачитывал, произнёс:

— Поступили вы, Фаина Андреевна, в очень плохом состоянии, привезла вас матушка, сказала, что нашла вас в доме, рядом с вами был пистоль, а в груди у вас было ранение.

Я удивлённо посмотрела на замолчавшего доктора:

— Получается, что я сама себя пыталась убить?

— Я этого не сказал, — Иван Петрович недовольно нахмурился, — хотя матушка ваша настаивала именно на такой версии и полицейским тоже так и заявила.

Я сразу уловила, что к матушке Фаины доктор явно не благоволит, вилимо та ещё «особа».

— А что думаете вы? — я вопросительно посмотрела на мужчину

— То, как выглядело пулевое отверстие указывало на то, что стреляли с расстояния, — поясни доктор, почему-то оглянувшись в сторону двери, как будто бы опасался, что кто-то может подслушать.

И в ответ на мой непонимающий взгляд добавил:

— Ожога на коже не было, какой обычно бывает, когда стреляют, приложив пистоль вплотную

«Да, — задумалась я, — всё выглядит ещё более запутанней»

Я посмотрела на папку в руках, а Иван Петрович, почему-то пряча взгляд, проговорил:

— В бумагах этого не записано, Фаина Андреевна

Помолчал пару мгновений, прочистил горло, и уточнил:

—Матушка ваша просила, чтобы не завить криминальное дело, — доктор снова вздохнул, достал платок из кармана и начла протирать пенсе, — через неделю, как вы поступили, стало понятно, что жизнь ваша поддерживается только вашим здоровым сердцем, а вот душа ваша ушла далеко…

— И вы решили, что мне уже всё равно, — закончила я фразу за доктора, и сразу же произнесла свою, слегка повысив голос:

— А мой убийца, значит, остался безнаказанным?

Доктор вздрогнул и удивлённо посмотрел на меня. Он, явно не ожидал, что ещё вчера полумёртвая девица, оживёт и начнёт «права качать».

Но у меня не было выхода, я подумала, что здесь, как, собственно, и везде нельзя надеяться на справедливость, её нет. Поэтому надо что-то делать, чтобы не оказаться без денег на улице.

Тем более, что много мне не надо, пусть оставит за мной комнату с питанием на несколько дней, пока я разберусь есть у меня что-то или нет.

Глава 3.2.

Я смотрела на Ивана Петровича прямо, ожидая ответа. Да, мой вопрос был риторическим, уже было понятно, что никто не ответил за преступление. А то, что в девушку стреляли я уже не сомневалась. С чего бы это ей кончать жизнь самоубийством, если всё было хорошо?

Судя по словам от Анфисы Васильевны, жених у Фаины был молодой, красивый и богатый. Маменька не очень, правда, но сама Фаина, вроде бы и жила не бедно, гардероб вот новый.

— Однако, — произнёс, наконец, мужчина, — и что вы собираетесь делать?

Я понимала, что вся моя бравада шита «белыми нитками», доказать, теперь, спустя несколько месяцев, что меня пытались убить, когда никаких документов не сохранилось практически невозможно, но… пусть простит меня доктор, который в принципе был неплохим человеком уже потому, что ему было стыдно. Но вот на этом чувстве вины я и собиралась сыграть:

— Позвольте мне остаться ещё на два дня в больнице с питанием, пока я разберусь что и как, а после я уеду.

Доктор выдохнул. Уж и не знаю каких требований он от меня ожидал, а только я поняла, что это требование для него выполнимо.

— Только я не смогу вас оставить в этой палате, — грустно сказал он, — сюда уже сегодня вечером заезжает пациент, она оплачена.

— В общую не пойду — заявила я, испугавшись, что меня сейчас как отправят куда-нибудь, где заразные больные лежат.

— Нет, что вы, — у мужчины даже глаза возмущённо сверкнули, — я бы и не стал вам такого предлагать, Фаина Андреевна

Мне и самой вдруг стало неловко, что я накинулась на бедного доктора. Всё же мой, привыкший к вечной борьбе характер, не удержался в рамках, предписанных барышням.

А доктор между тем сказал:

— Палата будет отдельная, просто она на цокольном этаже, окошко там маленькое, но чисто и сухо. А вот еда больничная, уж не обессудьте.

Я уже не стала вступать в спор, и так хорошо, есть где переночевать, безопасно, да ещё и покормят. Поблагодарила.

Иван Петрович сразу засобирался:

— Сейчас распоряжусь, чтобы вещи ваши перенесли

И уже собрался выходить

— Постойте, — крикнула я, испугавшись, что он сейчас уйдёт, а я его потом не найду

Лицо Ивана Петровича вытянулось, и он выдохнул так печально, что прозвучало с какой-то безнадёжностью:

— Да, Фаина Андреевна

— А адрес нотариуса? — с надеждой спросила я

— Ах, вы об этом, — с облегчением произнёс доктор, — конечно, сейчас напишу.

Так я получила небольшую отсрочку от того, чтобы не оказаться на улице и адрес нотариуса, к которому незамедлительно и поехала.

Потому что добрый доктор дал мне двадцать копеек на извозчика:

— Фаина Андреевна, возьмите извозчика, до конки от нас далеко, устанете, вы ещё очень слабы

— Я отдам, — сказала я, растрогавшись, и вот теперь мне стало по-настоящему стыдно, что я пыталась шантажировать Ивана Петровича.

— Оставьте, — как-то устало произнёс доктор, — не такие уж и большие деньги.

Извозчик высадил меня возле двухэтажного строения.

— Приехали, барышня, улица Миллионная дом одиннадцать.

Здание было длинное с тремя подъездами, над каждым подъезд был красивый кованый балкончик, сами подъезды были арочными с большими из дорогого дерева дверями. На двери среднего подъезда было две таблички, на одной табоичке было написано: «Коллегия 78», а на другом «Нотариус Арсентьев К. К.»

Я посмотрела в записку, которую мне написал Иван Петрович, на ней было написано Константин Константинович Арсентьев и поняла, что извозчик действительно привёз меня туда, куда надо.

Решительно подошла ближе и прочитала, что мелким шрифтом было пописано, что нотариус находится на втором этаже.

Потянула за резную ручку двери, с первого раза мне не удалось открыть дверь, малый вес, да ещё и слабость, не совладала с весом тяжёлых дверей.

Вдруг из-за спины густым басом прозвучало:

— Посторонитесь, барышня

Я от неожиданности вздрогнула и оглянулась. Взгляд упёрся в широкую грудь, на груди была простая холщовая рубаха, волосы казавшиеся серыми оттого, что черная когда-то шевелюра была щедро усыпана сединой, изрезанное морщинами лицо, но морщины были скорее не от возраста, мужчине от силы было около сорока, а от тяжёлого труда. Ладони были большими и мозолистыми, что бросилось в глаза, когда мужчина, отодвинув меня, ухватился правой рукой за резную ручку и легко открыл дверь. От мужчины пахло кожей и табаком

— Проходите, что ли, барышня, —улыбнулся мужчина

— Спасибо, — почему-то пропищала я и юркнула в открытую дверь, быстро поднялась по лестнице на второй этаж и уже там обернулась. Дверь была закрыта.

Осмотрелась, справа увидела ещё дверь, на которой был установлен звонок. Не раздумывая, нажала, с удовлетворением услышав, раздавшуюся трель.