Сто баллов удачи (СИ) - Го Александр

— Да ты о себе уж слишком большого мнения, молодой…

Глава 18

Первый квест

Староста явно не хотел меня впускать, долго разглядывал из-под кустистых бровей, прищурившись, будто пытался угадать, кто я такой на самом деле.

— Как зовут? — наконец хмуро спросил он.

— Я… Степан, — ответил честно, без колебаний.

Придумывать фальшивое имя не хотелось. Всё равно надолго здесь не задержусь. А если где-то рядом объявятся рыцари Артура — снова придётся исчезать. Возможно, мне даже повезёт, и я первым узнаю об их приближении.

— Имя-то у тебя… диковатое, — усмехнулся староста, невольно икнул и смущённо прикрыл рот ладонью.

Затем, важно вскинув подбородок, добавил:

— Ладно, для своих я — Милл, а для тебя — староста Ми́ллион. Пошли в дом, потолкуем.

Во дворе пахло влажным деревом, дымом и навозом. Под ногами с кудахтаньем метались куры. Двор оказался просторным, ухоженным: у стены стояли аккуратные поленницы, в крепком хлеву за деревянной решёткой слышалось мычание коров. На крыльце, под навесом, висели хозяйственные инструменты — всё в строгом порядке, ни пылинки, ни паутинки. Видно, хозяин здесь живёт основательный и не бедствует.

Милл провёл меня через низкие сени, пропахшие сушёными травами, и мы оказались на кухне. И тут меня словно накрыло — мягким, домашним, почти забытым теплом. Ощущение такое, будто мне снова десять лет, и я в дедовом доме.

Сразу видно, что кухня — сердце дома. Средний потолок, чуть закопчённые балки, огромная печь, занимавшая треть пространства. От неё исходил ровный, ласковый жар — не душный, а уютный, как объятие. Несмотря на совсем не прохладную весеннюю погоду, тепло воспринималось как благо.

Я вспомнил, как сам когда-то топил печь у деда. Дом у него был старый, из лиственничного сруба, и даже в самый зной внутри сохранялась прохлада. А вечером мы затапливали печь, чтобы приготовить еду. Эти воспоминания нахлынули вдруг, с такой силой, что сердце сжалось.

Где сейчас мои родные? Как они там? Можно ли теперь говорить «там» и «сейчас», находясь в совершенно ином мире?

Вдоль стен на кухне старосты — широкие деревянные лавки, посередине — тяжёлый, гладкий от времени и частого использования стол. На полках — глиняная утварь, чугунки, деревянные ложки, сушёные пучки трав. Всё чисто, аккуратно. По-хозяйски.

Я едва успел окинуть взглядом эту уютную картину, как из-за печи появилась женщина, с добрым, усталым лицом. На вид ей было лет под сорок. В глазах у неё мелькнула искра — тёплая, почти материнская.

— Ах, гость у нас! — радостно воскликнула она и тут же засуетилась, потянулась за посудой. — Сейчас я…

Но Милл резко оборвал её.

— Мара, поставь каши на стол нашему гостю-паломнику — и ступай, — сказал он, и голос его стал немного суше, резче.

Назвал он меня гостем-паломником с усмешкой. Видно — не воспринимает всерьёз. Ну и ладно. Может быть, видит во мне юнца? Хотя какой я юнец? Здоровый лоб двадцати одного года от роду.

Помню по урокам истории, что раньше люди жили меньше и уже в тридцать мужчина мог считаться пожилым. Интересно, а в этом мире так же всё плохо с продолжительностью жизни? Вот староста Милл выглядел лет на сорок точно. Правда, может, ему и меньше, если он злоупотребляет деревенскими настойками.

Жена старосты Мара покорно кивнула, поставила на стол миску с кашей и положила кусочек хлеба, бросив на меня мимолётный, сочувствующий взгляд, после чего скрылась в другой части дома.

Каша оказалась похожа на гречневую, густая, наваристая, с ярким запахом топлёного масла. Пар поднимался от миски аппетитным облаком, щекоча ноздри. Желудок тут же отреагировал предательским урчанием.

— Ешь, — коротко бросил Милл, усаживаясь напротив.

Я кивнул и принялся за еду. Она была простой, но настолько сытной и вкусной после всех моих скитаний, что я чуть не застонал от удовольствия. Тепло от пищи разливалось по телу, как вино. Старался молчать за едой, но в голове уже зрел вопрос.

— Староста Ми́ллион, — начал спокойно, но твёрдо, почти закончив с кашей, — что вас беспокоит?

Он взглянул на меня исподлобья, будто прикидывая, стоит ли откровенничать, а потом всё же тяжело вздохнул, потёр щетину на втором подбородке.

— У нас тут три деревни, — начал он, растягивая слова, словно вспоминая. — Наша — Камнеброд. Чуть севернее — Ланше. А ещё одна, в стороне, за леском — Рива. Если пешком в обе стороны — путь неблизкий, но считаемся соседями, люди туда-сюда постоянно ходят.

Он говорил, будто сам себе, не спеша, обдумывая каждое слово.

— В Ланше у меня сестра живёт, да и совсем дальняя родня. Волнуюсь я за них. Каждые два дня, от них обоз приходит — то яйца, то соль, то мука. Меняемся, кто чем богат. А сейчас вот… тишина наступила вдруг. Уже как три дня ни воза, ни весточки. Я и людей послал вчера — двух надёжных парней. Так, с тех пор и нет их.

Услышав знакомое название деревни, я отложил ложку в сторону и замер, слушая старосту. Значит, Рива эта та деревня, из которой я бежал. А ведь их староста, с которым говорил Артур, тоже переживал за судьбу Ланше.

Всё ясно. Демоны. Они точно добрались до Ланше. Скорее всего, там уже всё в крови, кучи трупов и головни дымятся от домов.

А Милл, похоже, пока даже и не догадывается.

Староста замолчал, уставившись куда-то мимо меня — на пляшущие тени, отброшенные огнём из приоткрытой дверцы печи. Лицо его при этом будто потемнело.

— Дело, похоже, пахнет дрянью, — пробормотал я, мысленно взвешивая риски.

Милл усмехнулся, но в усмешке той чувствовалась усталость, как у человека, которому давно не на что надеяться.

— Что, паломник, былой уверенности поубавилось? Я ещё и толком ничего не рассказал, а ты уже всполошился? — хмыкнул он с грустью, покачав головой. — Да и не ждал я помощи. Не напрягайся. Я и сам никого из наших больше туда слать не хочу. Те, что пропали — бобыли. А остальные семейные — дети есть, хозяйство. Не наёмников же из города звать… Нам потом десять лет за их услуги пахать.

Он снова тяжело выдохнул, словно с каждым словом из него уходила последняя надежда.

— Вы не поняли, — спокойно сказал я выпрямившись. — Я могу помочь. Просто отметил, что дело… непростое.

Староста прищурился, как будто только сейчас вглядывался в меня по-настоящему.

— Ты? Помочь? Да не смеши, — фыркнул он. — Доедай и ступай себе дальше, по святым местам своим или куда вы там, паломники, бредёте. Впустил я тебя по доброте душевной, выговориться, может, хотел. А ты… Ты что можешь поделать против демонов?

Вот оно что. А староста не промах, про демонов знает и правильно догадывается. Ещё и на «слабо» меня берёт…

Я приподнял брови и постарался изобразить удивление, хотя чувствовал, что выходит неубедительно. Наверное, немного походил на дурака.

— Демоны? — переспросил я с лёгкой ноткой недоумения. — Неужели вы думаете, что там могут быть… демоны?

— А у нас нынче других напастей в королевстве и не водится, — староста криво усмехнулся. — По тракту каждый день солдаты снуют — оборванцы, измотанные, половина без сапог. Говорят, с востока отступают. Про прорывы рогатых тварей слухов было больше, чем падали на болотах. Вот и доползло до наших краёв, похоже.

— Ну, демоны так демоны, — пожал я плечами. — Я могу пойти разведать, посмотреть, что там. Без глупостей. Просто узнаю, что происходит, и сразу назад. Разве это не лучше, чем сидеть в неведении и гадать?

Староста Милл посмотрел на меня задумчиво.

— Это могло бы… сработать, — пробормотал он наконец. — Только аккуратней будь. Велика беда, если вляпаешься — сгинешь там же.

— Не волнуйтесь, — отозвался я с лёгкой улыбкой. — Мне в жизни часто везёт. Беда невелика, вы меня особо и не знаете.

— Молод ты ещё, — проворчал он, качая головой. — Это ты не знаешь, о чём говоришь. Ты хоть представляешь, что это за твари? Ростом они как три моих дома, если столбиком поставить. Огнём пыхают изо рта. Две башки, по рогу на каждой, и протыкают ими любого, кто не их уродливого вида. А женщин и детей… сразу не трогают. Оставляют на обед.