Другая жизнь. Назад в СССР-3 (СИ) - Шелест Михаил Васильевич

«Медикусы» не вошли, а влетели в холл, причём, не разуваясь. Что меня удивило.

— Тихо-тихо, — остановил я их ладонями. — Всё в порядке. Отец прилёг отдохнуть, а мы с Тиэко подумали, что ему стало плохо. Испугались. Тиэко выбежала за вами, а я уже начал было массаж сердца делать, да папа проснулся.

— Да, — удивились медикусы. — Сейчас посмотрим.

Отцу замерили пульс и давление, которые были в пределах нормы. Но пульс был слегка учащённым.

— Хм! Действительно всё в порядке.

— Извините, что вас потревожили, — попросил я и склонил голову.

— Всё правильно сделали. Так и надо делать. Если, что вдруг ещё вам покажется, обязательно обращайтесь.

Медики вышли. Тиэко стояла широко раскрыв глаза и рот. Наконец она сказала:

— Ведь он же умирал, да? Скажи правду? Ты его спас, да? Наложением рук, да? Как этот, как его… Хиромант, да?

В дверь постучали.

— О! Это, наверное, еду принесли! — бодро отреагировал отец, глядя на меня. — Очень есть, почему-то хочется.

Глава 22

Мы впустили посыльного, который оказался девушкой и которая, выставив еду из корзины, на которой она её прикатила, накрыла на стол, расставив правильно тарелки, емкости с едой, с соусами, с васаби и хлебом, который нам пришлось заказывать отдельно.

Так на столе у нас оказалась супница с рыбным супом, который захотела Тиэко, а я лишь пожал плечами. В супе присутствовал краб, а значит, плохим он по умолчанию быть не мог. На деревянном подносе разместились ролы, которые правильно назывались макидзуси. Они были двух видов: хасомаки, с завёрнутыми в сухой лист водоросли нори рисом и кусочком рыбы, и урамаки — рисом наружу и с начинкой из рыбы, завёрнутой в нори. На некоторых макидзуси урамаки на рис сверху была положена разная мелкая икра: морского ежа, крабов, креветок и мелких рыб.

Роллы мне понравились, как и прошлый приезд в Японию. Отец тоже оценил их по достоинству, но больше налегал на рыбный суп, где плавали, кроме рыбы, большие куски крабового мяса.

— Наш, Камчатстский, — сказал отец. — Где они его, интересно, добывают? Наверное в нашем Охотском море, где так и остался кусок моря общим. Все они там пасутся, черти.

— Что за кусок Охотского моря? — удивился я. — Это же наше море!

— Наше, да не наше. Оно не считается нашим внутренним морем. Только двести миль экономического пространства. Центр Охотского моря общий и мы обязаны туда пускать рыбачить всех. А там и краб и трубач, который твоя мама так хорошо жарит в кляре, и минтай, который так любят японцы и американцы.

— Что говорит папа Васа? — спросила Тиэко.

Я пересказал. Тиэко безразлично пожала плечами. Её не интересовало, откуда на её столе появляется рыба и крабы. Главное — чтобы они появлялись на рыбном рынке, который контролировал их клан. Хороши были и тигровые креветки, которых мы заказали целое ведёрко. А что, холодильник в домике имелся. Большой и двухстворчатый, как одёжный шкаф. Про холодильник, как заехали, папа сказал: «Нам бы такой, но куда его ставить в нашей кухне».

А я сказал, что такой широкий нам совсем и не нужен, а вот вместо нашего «Океана» можно поставить такой же узкий, как «Океан», но чтобы был высокий, до самого потолка. Папа призадумался.

— И морозильный шкаф нужно заменить на японский. Наш громоздкий, а места в нём шиш да маленько, да и ломается постоянно. Всё у него фреон куда-то уходит, сказал я тогда.

Поэтому, недоеденную еду мы сплавили в холодильник и уселись перед телевизором на котором мелькали какие-то мультфильмы. После сытного обеда шевелиться не хотелось, а тем более мыться. Хотя мы после горки только и сделали, что помыли руки и умылись перед едой. Но пот, благодаря термобелью, уже высох, а верхнюю одежду мы сняли и теперь от души ленились.

Тиэко заглянула мне в глаза и тихо-тихо спросила:

— Ты спас папу Васа, да? У тебя волшебные руки, да? Ты не только предсказываешь будущее, но и можешь лечить, да?

— Постой-ка, постой-ка, — вдруг подумал я. — Какое, нахрен предсказание будущего? Эй, «предок»! Кто у нас отвечает за аналитику и предсказание кризисных ситуаций? Ты почему не сообщил, что отцу плохо?

— Кхе-кхе… Мы успевали, — сказал «мой внутренний голос».

— В смысле, «успевали»? К чему успевали?

— Кхм… Флибер знал, что твой отец не умрёт. Он сразу взял его под контроль.

— А руки? Он сам сказал, чтобы я руки наложил на отца, а то он его не контролирует.

— Не наложил, а положил, — буркнул Флибер. — Это чтобы ты почувствовал свою силу. Если бы не критическая ситуация, этого долго бы пришлось ждать. А так ты сконцентрировался…

— То есть, это ты подстроил отцу инфаркт?

— Нет, не я. Я не могу людям наносить вред. Каким угодно людям, даже твоим врагам. Физический вред, имеется в виду. Не убий, как говорится, и возлюби врага своего…

— Даже так?

— Даже так. Кризис сам развился. Перекатался твой папа. Перевозбудился. Лучшее — враг хорошего. Сдуру, как говорится, можно что угодно сломать, сам знаешь.

— А спасти ты можешь? Почему ты не спас его?

— Только чужими руками. Сам я не могу вмешиваться в процессы бытия. Ну, или почти не могу… Есть исключения, да… Вот и твоего отца я контролировал через ваши психические связи. Этот мир для меня первичен. Его копии, созданные мной, я могу полностью контролировать и даже менять, а этот только созерцать и менять с помощью тех миров, совмещая их, понимаешь?

— Понятно, — сказал я, хотя мне было нихрена ничего не понятно.

— Не-е-е… Всё-таки пойду приму душ, — сказал я, обращаясь ко всем и поднимаясь с дивана.

— Ты так ничего мне и не ответил, — чуть не плача прошептала Тиэко.

— Милая, я очень устал. Давай, я приму душ, а потом мы поговорим.

— Пошли, поговорим в душе. Я так хочу тебя!

Тиэко просительно потянулась ко мне губами и расширила свои узкие лаза до почти «нормальных».

— В душе мы не поместимся и можем его развалить. Пошли, тогда, в джакузи.

Я так назвал наш геотермальный бассейн. В нём, и правда, под водой бил напор воды, распылённый на много маленьких горячих струек, температуру которых можно было регулировать. Классный у нас был бассейн

— Пошли, — согласился я. — Пап, ты тут поспи пока, мы, это, того… В бассейн сходим. Помоемся.

— Идите, молодожёны, мл… Вот, мл, никогда не думал, что мой сын женится в шестнадцать лет на принцессе-японке.

— В семнадцать, папа. Почти семнадцать… И никакая Тиэко не принцесса.

— Хотя, я всегда подозревал, что этим закончится, — продолжал отец. — Ты всегда таскался за девочками. С пяти лет. Свету Шаманину помнишь? Соседку? На Патриса мы жили? Лет пять вам было, да…

— Пап, ну хватит старое вспоминать, — я скривился, вспомнив детские «развратные» действия.

— Конечно! Чего старое вспоминать, если новое куда как интереснее. Давай обсудим новое⁈ Тьфу! Бесстыдник!

— Поздно, папа, пить боржоми, хе-хе, — сказал я и потянул ничего не понимающую из нашего разговора Тиэко. Но по моему смеющемуся выражению лица она поняла, что разговор не такой для нас опасный, как голос отца.

— Папа Васа недоволен, что мы чики-чики? — спросила она меня в бассейне.

— Говорит, что я ещё маленький.

— Он тебя не знает, — сказала Тиэко и прижалась ко мне.

В горячей воде она показалась мне приятно прохладной и очень скользкой, как русалка. От пота, наверное… Или это я был скользкий от пота? Вспотелось от разговора с отцом.

— Эй, братцы-кролики, — позвал я. — Контролируйте там папу и не доводите до кардинальных мер. Зачем девчонку пугать и наводить на разные ненужные размышления? Зачем нам нездоровые сенсации? Ещё пойдут ко мне толпы японских паломников или страждущих… Кхе-кхе…

— Не отвлекайся от процесса, — хохотнул «предок» и я, судя по всему, покраснел.

«Процесс» в бассейне мне не понравился, поэтому я вынес Тиэко на руках и мы продолжили его на удобном топчане в позе сидя лицом к лицу. Так я проникал в Тиэко максимально глубоко и это было очень приятно. К удивлению, и Тиэко воспринимала «глубокое проникновение» сладострастно и благосклонно, и мы вскоре вместе достигли обоюдное блаженство. Однако процесс мы не прекратили, а только слегка притушили «огонь» страсти. Передохнув, слегка покачиваясь, совсем чуть-чуть, мы возобновили активность и получали удовольствие долго-долго. Но всему есть начало и есть конец.