Системный Творец (СИ) - Сорокин Александр Сергеевич

И тут из слота моего топора, который я держал в руках даже в этом пространстве, вырвался крошечный золотистый лучик. Он дрожал, пульсировал, и из него материализовался Мимио.

Мой живой помощник выглядел ужасно. Его обычно яркое, весёлое тельце было тусклым, почти серым. Его листики-ручки дрожали. Он не прыгал и не крутился, как обычно, а тяжело «выполз» на ладонь моей мысленной проекции и, задыхаясь, уселся там, съёжившись.

И тогда он заговорил. Не своим обычным весёлым «Ми-ми-ми!», а на странном, ломаном, но на удивление понятном языке, сотканном из шелеста листьев, скрипа веток и чистых, печальных нот.

«Хватит… — его голосок был слабым, прерывистым. — Мне больно…»

Он поднял на меня свои «глазки»-светлячки, и в них было столько боли и упрёка, что мне стало физически плохо.

«Ты брал… не отдавая… — прошелестел он. — Жизнь… не бесконечна…»

Я чувствовал, как моя связь с пространством навыка рвётся. Видения поплыли, рассыпались. Последнее, что я увидел, прежде чем меня вышвырнуло в реальный мир, это пять лежащих амулетов и крошечную, обессиленную фигурку Мимио, которая медленно таяла…

Глава 18

Я отскочил на кровати, как от удара током. Голова раскалывалась, в висках стучало. Во рту пересохло, а в груди бушевала настоящая буря — сердцебиение, переходящее в тахикардию, и ледяная пустота, сосущая под ложечкой. Я чувствовал себя так, будто меня пропустили через мясорубку, а потом собрали на скорую руку.

На полу перед кроватью, с глухим стуком, который отозвался в моей пустой голове, упали пять деревянных кружков. Плод моего безумия и жадности.

Я сглотнул ком в горле и посмотрел на топор, всё ещё зажатый в потной руке. Рукоять была тёплой, но вибрация, исходящая от неё, была не спокойной и ровной, а слабой, прерывистой, болезненной. Как пульс умирающего.

«Мимио… — прошептал я, охваченный внезапным, леденящим ужасом. — Прости… Я не подумал…»

Я был идиотом. Ослеплённый могуществом системы, я забыл главное правило вселенной, которое действовало и здесь: ничто не даётся даром. За всё нужно платить. Я платил своей волей, своей энергией за умения. А за эти амулеты я платил чем-то бо́льшим. Я платил энергией Мимио. Жизненной силой моего маленького, преданного помощника. Я грабил его, не давая ничего взамен. Я вёл себя точно так же, как те, кто хотел отобрать у меня всё — брал, не думая о последствиях.

Паника, острая и слепая, сжала горло ледяной рукой. Я не чувствовал его. Ту слабую, успокаивающую вибрацию, что стала за последние дни таким же естественным фоном, как собственное дыхание. Теперь на ее месте была пустота.

«Мимио…» — имя сорвалось с губ шепотом, полным отчаяния. Я сжал рукоять топора так, что костяшки побелели, впиваясь взглядом в сталь, словно силой воли мог вернуть к жизни то, что сам же и убил.

Он был не просто инструментом. Не просто «системным бонусом». Он был тем, чьи радостные «Ми-ми-ми!» стали музыкой к моим первым открытиям. Он был моим самым верным и безотказным союзником. И я, ослепленный жадностью и могуществом системы, чуть не угробил его, выкачав всю жизненную силу ради горстки безделушек, пусть и магических.

Мысль о том, что он может исчезнуть навсегда, вызывала не расчетливую досаду о потере преимущества, а настоящую, физическую боль. Глупый, наивный древесный росток успел стать мне… другом. И я предал его.

«Нет. Нет, нет, нет!» — ярость, направленная на самого себя, прочистила сознание, заставив отбросить панику. Я действовал на чистом инстинкте. Закрыв глаза, я отринул всё: стоны города за стеной, запах гари, собственную усталость. Я погрузился внутрь себя, в ту тихую заводь, где таилась связь с моим Путем.

«Путь Целителя». Подавление болезней и инфекций. Но разве то, что случилось с Мимио, не было самой страшной болезнью — истощением, угасанием самой сути?

Я искал. Ворошил внутреннюю тьму, взывая к тому самому едва узнанному импульсу живой энергии, что спас когда-то Крона. Но ничего не получалось. Абсолютная, всепоглощающая пустота. Холод выжженной пустыни. Я почти уже сорвался в отчаяние, как вдруг ощутил слабый толчок. Еле уловимое дрожание. Тончайшая, почти порвавшаяся ниточка, уходящая вглубь, к топору, что я все еще сжимал в руке.

Она была такой хрупкой, что дух захватывало. Но она была! Мимио еще не умер. Он цеплялся за жизнь, за нашу связь. Оставалось понять, как по этой ниточке передать ему силы. Чем его накормить?

И тут меня осенило. Конечно! У меня же была она!

«Крохотная Одухотворённая щепа» — редкий ресурс, осколок янтаря с мягко мерцающим внутренним светом, словно внутри горел крошечный пламень жизни. Концентрат чистейшей, необузданной живой энергии, способный усиливать оружие и открывать безграничные возможности для ремесла. Именно она когда-то и дала жизнь Мимио.

Вот он — источник! Концентрат живой энергии! Оставалось лишь найти способ передать его Мимио.

Я едва не вывернул свой инвентарь наизнанку, мысленно хватая драгоценные щепки. Вот она, одна из шести, тусклая, но все еще излучающая едва уловимый свет жизни. Она материализовалась в моей ладони с тихим шелестом, наполняя комнату слабым запахом свежего леса.

«Вот, держи… бери… пожалуйста…» — я прижал щепу к лезвию топора, к рукояти, водил ею вдоль металла, словно пытаясь накормить больного ребенка, который не может есть сам. Но ничего не происходило. Щепа оставалась холодным кусочком дерева, а та ниточка жизни, что связывала меня с Мимио, не крепла, а, казалось, вот-вот истончится окончательно.

Я пытался сосредоточиться, вложить в щепу намерение, волю, как это делал с умениями. Пытался просто держать ее в руке, сжимая топор, в надежде, что энергия сама найдет дорогу. Бесполезно. Прямо как в тот самый первый раз, когда я пытался починить топор и ничего не выходило. Тогда меня спасло…

«Живое ремесло».

Но сейчас мысль о возвращении в то пространство вселяла настоящий, животный ужас. Я едва выбрался оттуда, выжженный изнутри. Вернуться туда значило снова рискнуть всем. Снова ощутить ту леденящую пустоту.

Я посмотрел на топор. На слабую, угасающую вибрацию. На пять амулетов, валявшихся на полу — немых свидетелей моего предательства.

Плевать! Нужно спасти Мимио! Стиснув зубы, я снова лег, прижал топор к груди, зажав в другой руке одухотворенную щепу.

«Живое ремесло!» — мысленно скомандовал я, и мир рухнул.

Если в прошлый раз пространство навыка напоминало уютную, упорядоченную мастерскую, то теперь это была заброшенная руина после землетрясения. Все кромсало и резало глаза. Голограммы мигали, как разбитые неоновые вывески, формы инструментов плыли и расползались. Воздух (если это можно было назвать воздухом) был густым и вязким, им было больно дышать — вернее, моему сознанию было больно его воспринимать.

И главное — пустота. Та самая, выворачивающая наизнанку пустота, что я почувствовал в конце своего маниакального производства, теперь заполняла всё. Она давила, высасывая остатки сил, шептала о бессмысленности любых усилий. Это было похоже на попытку творить в открытом космосе, где нет ни воздуха, ни тепла, ни жизни.

Я сжал зубы, буквально заставляя свое сознание держаться, цепляться за эту реальность. Я не мог позволить себе потеряться здесь. Ради него.

В этой искаженной реальности та самая тонкая ниточка, связывающая меня с Мимио, проявилась ярче. Она была похожа на тончайшую паутинку из тусклого, мерцающего света, уходящую вглубь, к едва заметному образу моего топора, плававшему в центре хаоса. Она была такой же хрупкой, но теперь я хотя бы видел ее.

В моей ментальной руке материализовалась одухотворенная щепа. Здесь, в пространстве навыка, она выглядела иначе — не кусочком дерева, а сгустком чистого, золотисто-зеленого сияния, маленьким, яростным солнцем жизни в этом царстве мертвого порядка и хаоса.

«Нужно выделить энергию… передать…» — я сосредоточился на щепе, пытаясь повторить то, что делала система, когда создавала амулеты. Но не «создать», а «извлечь». Не «скомбинировать», а «отдать».