Двадцать два несчастья 2 (СИ) - Сугралинов Данияр

Надеюсь, все-таки послушает и ляжет на операцию.

Я грустно усмехнулся, поймав себя на мысли. Другой, более приземленный человек, покрутил бы пальцем у виска от моего поступка, ведь мне было бы выгодно, если бы Михалыч поехал к этой бабке Лукерье. Пошаманила бы она над ним, потеряли бы две недели, опухоль проросла бы в соседние органы — и все, может, Михалыч домой уже не вернулся бы. Долг списан, проблема решена.

Но нет. Не могу я так.

Совесть не выключишь одним щелчком, даже когда это было бы практично. Вот и получается: Михалычу помог, от прощения долга отказался, а себе опять усложнил жизнь.

Ладно. Переживу. Зато без груза на сердце.

С этими мыслями я продолжил разбирать продукты под горестные завывания Валеры.

Наконец, когда с этим процессом было покончено, я решил приготовить ужин (на обед у меня еще был куриный супчик), а потом почистить рыбу. Пакет с «уловом» я поставил на столе — подальше от скандального Валеры. Впрочем, тот уже подозрительно затих и профессиональным взглядом помойного кота вычислял маршрут через занавески до заветной рыбы.

А я решил запечь в духовке помидоры, фаршированные сыром с чесноком и зеленью. У меня была вкуснейшая брынза, смешаю ее с творогом, будет полезно и вкусно. Добавлю туда зелень, чеснок, немного специй и обязательно мелко-мелко порубленный базилик! Да, был у меня такой секретный секрет.

Достал крупные, мясистые помидоры и принялся аккуратно срезать верхушки, вынимая мякоть чайной ложкой. Потом занялся начинкой: брынза крошилась под ножом, смешиваясь с творогом в миске. Я добавил продавленный чеснок — три зубчика, не жалея, — мелко нарубленную петрушку и тот самый секретный ингредиент: базилик, порезанный почти в пыль, чтобы аромат раскрылся, но листья не забивали текстуру.

Пока я готовил, Валера все-таки внедрил свой план ограбления в жизнь — сделал вертикальный забег по занавескам до карниза, оттуда спрыгнул на навесной шкаф, а там уже один прыжок оставался до стола с пакетом. С рычанием он стянул одну рыбешку из кулька и стремительно унесся с нею в сторону своего лежбища. Там он с рычанием принялся пожирать добычу, явно наплевав и на кости, и на то, что рыба сырая, и на то, что официально обед я еще не объявлял.

— Валера! — неодобрительно поморщился я.

А когда попытался подойти и отобрать, кот издал такой утробный рык, что я невольно отдернул руку. Ну и ладно.

— Валера, ты хоть кости выплевывай, — сказал я без особой надежды.

Котенок не удостоил меня ответом, только рычание стало чуть тише — рот был занят.

Запах базилика и чеснока разошелся по кухне, когда опять зазвонил телефон.

Я посмотрел на экран: отец Сергея.

Прошлый визит к ним получился скомканным, я тогда еще толком не отошел от шока переноса. Но теперь надо налаживать отношения. Как ни крути, я теперь и есть казанский Серега. Пусть личность другая, но тело его, лицо его, и родители ждут именно его. А отказываться от семьи, рубить корни — этого я насмотрелся в той жизни, видел, чем такое заканчивается. Ничем хорошим.

Какие бы проблемы между ними ни были раньше, что бы там Серега ни начудил — сейчас это надо исправлять. Постепенно, но надо.

И еще не отпускало другое. Когда я был у них в квартире, меня резануло, как бедно они живут. Застиранные покрывала, люстра еще советских времен, посуда с отбитыми краями. На всем экономят, каждую копейку считают. Пенсии эти — кошкины слезки, а ведь всю жизнь отпахали, на энтузиазме и субботниках страну поднимали. И вот тебе благодарность.

Нет, так не пойдет. Помогу чем смогу. Но сначала — просто нормально поговорить.

С этими мыслями я взял телефон и сказал:

— Алло?

— Сережа, — радостно, но осторожно сказал Серегин отец, Николай Семенович. — Как ты? Давно не звонил.

— Прости, отец, я тут немного забегался. Да на работе куча проблем навалилась…

— Я знаю, сынок, все знаю. Михаил Петрович позвонил и рассказал.

Вот ведь Мельник, гад. Мог бы промолчать, дать мне самому рассказать родителям. А теперь еще непонятно, как он все это преподнес, в каких красках расписал.

Вообще, с Мельником история мутная. Вроде и должник отцовский, вроде и помогал Сереге, и деньги мне дал (кстати, надо вернуть), но одно не сходилось. Если Мельник так благодарен отцу, почему он допустил, чтобы Серега скатился до такого состояния? Почему не вмешался раньше, не вытащил из запоя, не прикрыл от Харитонова? Заведующий отделением неотложной помощи — это власть, связи, возможности. Мельник мог бы одним звонком решить половину Серегиных проблем.

Но не решил. Почему?

Либо он не так уж благодарен, как хочет казаться. Либо ему было выгодно, чтобы Серега падал.

Прямо детектив какой-то второсортный. Ладно, распутаю. Не сейчас, но распутаю.

— Сережа, ты здесь? Ты меня слышишь?

— Да, да, отец, конечно, я слышу. Извини, задумался. Да и готовлю тут ужин параллельно.

— А что же ты готовишь на ужин, сынок? — услышал я в трубке голос Веры Андреевны, матери Сергея. Видимо, она тоже слушала на громкой связи.

— Да вот, решил помидоры сыром нафаршировать и в духовке запечь. С чесноком захотелось.

— Ой, какой ты молодец, ты же так не любишь готовить. А тут вдруг решил!

— Да, я слишком поправился, надо себя в форме держать. Переходить на правильное питание.

Мать хотела что-то еще сказать, но отец прервал:

— Сережа, так ты приедешь к нам в субботу? Мы же договаривались… если у тебя, конечно, не изменились планы, — торопливо закончил он, словно боясь, что я передумал и теперь рассержусь.

И тут я вспомнил, что отец Сергея в прошлый раз говорил о поездке на дачу. Видимо, после переноса и попадания в это тело я таки был немножечко не в себе. Да что тут лукавить, я был конкретно пришибленным. И вот только сейчас, в последние два дня, начал приходить в себя.

— Да, конечно, приеду, — сказал я, — мы же договорились. Только уточните, мы же поедем на дачу?

— Ну да, мы же так хотели. И Викентий Павлович с тетей Розой будут нас ждать.

— Отлично. Я буду. Форма одежды какая?

— Как обычно, спортивный костюм или что-то такое, старенькое, — сказал отец Сергея.

— Сережа, сынок, ты не беспокойся, там есть во что переодеться, — это не выдержала мать.

Голос у нее стал радостный. Что нужно старикам для полного счастья. А вот Серега, гад эгоистичный, мог бы родителям и побольше времени уделять. А то они прямо счастливы, что я еду.

Вот только куда ехать?

— Вас забрать? — спросил я, надеясь, что старики покажут дорогу.

— Дак я довезу. Я же за рулем, — ответил Николай Семенович. — Моя лошадка нормально еще бегает. Приезжай к нам, а от нас на моей поедем.

— Хорошо, что мне еще взять? Продукты там, чего? И на сколько мы дней едем?

— Ну, одну ночку переночуем и в воскресенье обратно.

— Вот и замечательно. Во сколько мне быть?

— Давай в полвосьмого утра. Или ты хотел поспать?

— Нет, в полвосьмого буду, — сказал я. — Я сейчас рано встаю, бать.

— Одобряю, — заулыбался отец. Я прямо ощутил эту его улыбку через телефон.

Попрощавшись, отсоединился, твердо решив, что старикам Сереги надо уделять время. Какие бы проблемы ни навалились — надо.

У меня ведь тоже были дети. Или есть — не знаю, как теперь правильно говорить. Сашка и Маруся. И их вечная занятость, дела поважнее… Меня это ранило. Я скучал по семейным завтракам, по разговорам, по дурацким шарадам и настольным играм.

Вспомнилось, как мы собирались по воскресеньям у нас. Белла готовила блины, я варил кофе в турке, — и мы завтракали. Маруся обожала играть в шарады, и мы с Сашкой подыгрывали, изображая то «фонендоскоп», то «аппендэктомию», а Белла смеялась и говорила, что у меня профдеформация даже в играх с детьми. Потом они выросли. Сашка ушел в бизнес, погряз в своих браках и разводах, Маруся вышла замуж и уехала, и наши встречи стали редкостью. А потом появилась Ирина…

И все закончилось.

Последние три года я видел детей в лучшем случае раз в год, на своем дне рождения, и то они приезжали из вежливости. Из чувства, что так надо. И вот теперь мне больше не суждено провести с ними время. Никогда больше не услышу Маруськин смех, никогда Сашка не хлопнет меня по плечу. Подумалось, какое страшное слово — «никогда».