Лекарь моего сердца (СИ) - Амор Стейси

Первым порывом было броситься за ним, объяснить, что не так страшен черт, как его малюют, что ему следует один раз взглянуть, но я стойко сдерживалась. Сдержался и Его Светлость, обратив свой пытливый взгляд на меня. Что-что, а мысли он читать умел.

— Не следуйте за ним. Господин Уоррен — гордый человек.

— Я знаю, — закатила я глаза, — и эта гордость мешает ему изучить что-то новое и неизведанное. Ничто не стоит на месте, даже медицина.

— Вот и забудьте. Вы ему ничего не докажете, — говорил господин Бриленд отстраненно. — Вы можете объяснить все мне, если хотите, конечно.

Наблюдая за движениями Александра, я не очень-то стремилась разговаривать. Огромное поместье, даже при наличии магии, полностью отапливать невозможно. Для меня разница в температуре несущественна — я накинула на плечи шаль, а для человека, чьи суставы буквально «пожирали» бактерии стрептококка, у которого заболевание пришло в хроническую стадию, эта разница была мучительной.

Здоровый, крепкий мужчина держался, не выказывал слабости, но я-то осознаю, что все напускное. Вижу через магическое зрение, как «горят» его стопы, как ноют колени, как каждое движение отзывается болью. Увы, но мои жалость и сочувствие Его Светлость не примет.

— Садитесь, — повернулась к кушетке.

— Зачем? — не понял моей команды герцог.

— Ну, вы же сказали, что примете из моих рук даже яд, — я пожала плечами. — Это будет не яд, но полезно.

Он присел, и я устроилась рядом. Размяла пальцы, сосредоточилась и коснулась колена Его Светлости. Он охнул, но не отстранился, что уже можно было посчитать успехом.

— Саммер, я об этом не просил. — Кажется, я слышала смущение.

— Знаю, будем всем говорить, что я вас заставила, — улыбнулась я.

Волшебство полилось из моих рук, снимая напряжение с пострадавших конечностей. Теперь я доподлинно знала, что Бриленду легче, что боль уходит, и что нормальное расположение духа к нему вернется. Отчего-то меня напрягало, когда герцог запирался в собственных комнатах. Тогда словно все поместье погружалось в печальную тьму.

— Вы рискуете лишиться сил, — произнес он через минуту.

— Тогда вы рискуете тем, что вам придется волочить меня в комнату, — отшутилась я, но смех был натужным, фальшивым.

Живо представила, как оказываюсь на руках у господина Бриленда. И эта картинка вызвала волнение.

Чтобы справиться с напавшим на меня стеснением, неожиданно окрасившим щеки в алый цвет, я быстро проговорила:

— Спасибо за защиту перед Робертом.

Отличный повод сменить тему.

— Я не лгал. Вы отличный целитель, леди Мэтисон, — бархатистый голос Его Светлости завибрировал в тишине. — И я давно это признал. Мне жаль, что Роберту не хватает храбрости. Он собственник, видит в вас молодого конкурента. Не держите на него зла.

— Стараюсь, — согласилась я, втянув в легкие спертый воздух, — одним богам известно, как я стараюсь.

И опять между нами возникло неловкое молчание. Я почему-то сильно засмущалась... Почувствовала, что малое расстояние между мной и Александром, его речи до этого, его защита перед лекарем — они вызвали, кажется, странное влечение.

Старалась думать о чем-то другом. Вызывала в памяти образы из прошлого, как общалась с другими мужчинами, как флиртовала с ними. Не могла объяснить себе это явление, но в моем мире, куда более раскрепощенном, чем вся Терралия, а в особенности Лавенхейм, подобных эмоций я не испытывала.

Сейчас я сидела рядом с Брилендом, не трогала его за упругие мышцы, не гладила по мускулистым плечам, ничего не шептала на ухо, просто держала за колено и лечила... Он сидел смирно и не двигался, тяжело дышал, был серьезен и мрачен.

И все же... Я отчетливо ощущала, как покрываюсь красными пятнами, как мурашки стройным рядом вышагивают по спине от волнения. Теперь и не знаю, кто из нас больше болен.

Мы оба не произнесли ни слова в течение десяти-двадцати минут, и эта тишина была не гнетущей, а будоражащей. Черт, неужели, за год (меньше, чем за год) строгие порядки страны отпечатались в моем характере и поведении?

— Саммер, я... — подался вперед герцог.

— Ваша Светлость, вы...— сорвалось с моего языка одновременно.

Естественно, я уступила.

— Простите, вы начали первым, — понурила взгляд, в котором плескались стеснительные искорки.

Я кое-что ему не простила, и пока он в благодушном настроении, пока мы не планируем друг друга убивать, намеревалась затребовать ответа. Но, видимо, для Александра Бриленда мои планы слишком явственно читались.

— Я хотел извиниться, — начал он.

— Извиниться?

Взмолилась, чтобы мы думали об одном и том же.

— За мои действия перед свадьбой, — угадал мои мысли Его Светлость. — Понятия не имею, что на меня нашло. Меня оправдывает лишь то, что вся семья Граем мне не нравится.

Ах, понятно, он просит прощение, за то, что запер меня. Ну да, ведь ранее не случилось ничего важного...

Это не такие извинения, которые я бы желала услышать. А уж наветы про семью Граем меня и вовсе возмущали.

— Что они вам сделали? Елена мне очень помогла после нападения гончих, а Джайлс создал прекрасные, невероятные артефакты. Без них я бы никогда...

— Именно, — перебил меня господин Бриленд. — Зачем они остаются в нашем захолустье? Я бы мог понять, если бы Джайлс рос в Лавенхейме. Но Елена прибывает в город наездами, путешествует по всей стране. Для ее сына мой город не является основным пристанищем.

— Какое вам дело? — я поморщилась.

— Прямое, Саммер, самое прямое, — упрямо повторил Александр, — но я не об этом. Вы примете мои извинения?

Я их хотела и ждала, а получив, почувствовала пустоту, будто я заставила мужчину их произнести.

Простила ли я? Точно нет. Это было некрасиво и преступно, по-собственнически, и эти инстинкты Его Светлость не объяснял. Приняла ли?

Любое извинение должно быть искренним, должно быть направлено от всего сердца. Человек, кто их приносит, осознает, зачем это делает и кается за прошлые обиды. Бриленд не каялся. Он это сделал, чтобы я прекратила смотреть на него исподлобья, чтобы не отвечала язвительно на любой комментарий. Может, в благодарность, но не по той причине, ради которой извинения и созданы.

— Принимаю, Ваша Светлость, — проговорила вежливо и убрала свою кисть с его колена. — Надеюсь, впредь, вы не позволите себе ничего подобного.

О произошедшем между нами поцелуе он разумно умолчал. Сдается мне, не посчитал его важным. Подумаешь, всего-то коснулся губами какой-то девицы. На войне все средства хороши.

— Но вы ведь злитесь, — отстранился он. — Зачем мне лжете?

— Потому что это прилично, — склонила голову набок, — потому что того требуют обстоятельства.

— Я прошу от вас честности.

— Серьезно? — изумилась я. — Честности?

Какие только эпитеты не вертелись на языке. Совсем нелестные, очень грубые.

— Меня второй раз за день не понимают. Я плохо изъясняюсь? — выгнул Его Светлость одну бровь.

И меня понесло. Он сам напросился, он сам проговорился о честности. Встав с места, заходив взад-вперед, ломая локти и срывая голос, я запричитала:

— Вы меня использовали! Поцеловали, рассчитывая на что? Чтобы я заткнулась? Как я потом должна себя ощущать? Если вам привычно раздавать поцелуи налево и направо, то мне нет. Для меня это событие. Я думала, что я виновата, что я... боги... Что я...

Он тоже поднялся и остановил меня. Его рука мягко, но уверенно легла на моё запястье, словно держала хрупкого воробья, готового сорваться в небо. Я успела только моргнуть, прежде чем он оказался настолько близко, что его дыхание обожгло мои щеки.

— Я не использовал, — сказал он хрипло. — И сам удивился тому, что сделал, но ни в чем вам не солгал.

Время будто свернулось в тугую спираль, и я не знала, как выбраться из неё. Весь мир застыл.

Александр притянул к себе, наклонился... Я до последней секунды не верила в происходящее. В мыслях держала парочку острот, но... Они мгновенно растворились, едва его губы коснулись моих. Это было как внезапный теплый ливень в знойный день, сбивающий дыхание и разум.