Тьма. Том 7 (СИ) - Сухов Лео

— Тогда поехали! — вздохнул я, понимая, что иначе выручить парня не получится.

Что-то мне подсказывало: если я откажусь сам решать этот вопрос, Разводилов гуманно, как ему кажется, отправит мальчишку на дно реки, через ближайшую же прорубь. И сделает это тихо, втайне от меня, дабы не вовлекать главу рода в подсудные дела. Так что…

Пересилив нежелание заниматься щекотливым вопросом, я решительно встал из-за стола и повторил:

— Поехали!

— … Вот так всё и сложилось… — закончил я рассказ, внимательно наблюдая за пленником. — Тебе просто не повезло родиться не от того родителя. В чём я тебе искренне сочувствую, сам ведь такой…

Парень, которого звали Павлом, выглядел жалко. И дело было даже не в подрихтованном лице, над которым поработали старики-разбойники, а в самой ситуации.

Ещё вчера самой большой проблемой в его жизни было найти, где переночевать.

Нет, конечно, ему как сироте выделили жильё от государства. Простенькое, маленькое, ещё и в Тоболе, куда его направили после приюта. И всё-таки это было своё жильё.

Но здесь, как и в мире Андрея, выросших сирот обхаживали всякие мутные личности. И целились они как на подъёмные от государства, так и на выданную недвижимость. А облапошить сирот, ничего о жизни не знающих, было просто. Главное — понимать, на что надавить.

Как и большинство ребят из приютов, Паша был уверен, что в отличие от «семейных» детей, он очень самостоятельный. Беда была в том, что в реальности дело обстояло ровно наоборот. Паша даже яичницу приготовить не мог, потому что всегда жил на готовом. Еда — в столовой, а для уборки в комнате есть уборщица. Гладить и стирать? Неси всё в прачечную. Игрушки? Игрушек тоже завались. Ни в одной семье детям столько не покупают, как в приюты жертвуют.

В итоге, розовые очки треснули стёклами внутрь. Работа, на которую Паша устроился, ему не понравилась: слишком мало платили. Жильё тоже не устраивало, в сравнении с бывшим приютом: оно было тесным, маленьким и грязным.

Последнее, правда, с ним сам Паша и сотворил… Но разве же сразу такое признаешь? Тем более, в его-то юном и гордом возрасте.

В общем, жилья Паша лишился быстро. И с работы его погнали, потому что на ней надо было появляться, а он не хотел.

А следом Павел начал избавляться от иллюзий. И вынужден был признать, что первая встреча со взрослой жизнью закончилась с разгромным счётом. И не в Пашину пользу.

Вот тут-то и должна была начаться попытка №2, но… Всего через пару дней на Пашу вышли старики разбойники. И ему бы впасть в истерику, проклиная злодейку-судьбу… Но Паша оказался молодцом, чем меня сильно удивил.

— А есть какие-то способы решить этот вопрос… Ну то есть, с сохранением моей жизни? — тихо спросил он, осторожно подняв на меня взгляд.

— Смотри, сообразительный какой! — оценил Разводилов, который тоже был при деле: поспешно запаковывал свой архив, хранившийся в подвале.

Паша кинул на него хмурый взгляд, но смолчал. Что заставило меня поставить парню ещё один мысленный плюсик. Кто-то другой на его месте сильно бы злился на Разводилова, считая его именно его виноватым в своих бедах.

Однако Паша был человеком местным, знакомым, пусть и издалека, с дворянскими реалиями. И хорошо понимал, что Разводилов просто выполняет свою работу. Ничего личного — так велит долг. Винить Паше оставалось только своих предков.

— Способ есть только один… — честно ответил я. — Вассальный договор сейчас, и клятва на сердце рода, когда будем в Ишиме. Вместе восстанавливаем наши рода, возвращаем имущество… Раз уж наши предки не смогли мирно договориться, попробуем мы это сделать.

— Жить чего-то очень хочется… — хлюпнув ещё не зажившим носом, признался Паша. — Давайте, ваше благородие, ваш вассальный договор… Только… Ну я же не глава рода, а просто последний…

— Личный подпишешь! — буркнул Разводилов, протягивая мне готовый договор, который жестом фокусника выудил из архива.

Пока решали вопросы с парнем и сбором вещей, время подошло к обеду. Можно было задержаться в гостинице и поесть в трактире, но мне страстно хотелось вернуться в Ишим пораньше, чтобы выспаться перед учёбой.

Поэтому обедать в Тоболе не стали. Продравшись через пробки в южной части города, наша колонна вырвалась на тракт и взяла обратный курс. Пашу взяли на переднее сиденье «тигрёнка», где он ехал, болтая с Кислым о жизни, а мы с Авелиной сидели сзади, вполуха слушая по рации переговоры охраны.

Давид в другой машине всю дорогу совещался с Разводиловым. Впрочем, им действительно было что обсудить. Тем более, их тесное сотрудничество — залог хорошей работы силовых подразделений нашего рода. А значит, хоть на этот счёт я мог не волноваться. Жаль, остальные сферы деятельности у нас пока жестоко хромали.

Того же Пашу стоило бы сделать двусердым. Но как это провернуть, если нет схем пробуждения? Родовые техники, может, в архиве Седовых и найдутся. Но где найти такого надёжного лекаря, чтобы всем их не разболтал?

В общем, голова пухла от мыслей. И я бы, может, поделился ими с женой, но она мирно дремала, положив голову мне на плечо. А будить её не хотелось. Был ранний вечер, мы приближались к Ишиму. Машин вокруг становилось всё больше, наша скорость замедлилась… И меня самого, если честно, тоже упрямо клонило в сон…

— Да что ты, чертяка, делаешь⁈ — открыл я глаза, услышав крик Кислого.

И в тот же миг резкое торможение швырнуло меня вперёд.

Когда спинка переднего сиденья уже летела в моё лицо, время замедлилось. Краем глаза я, словно в густом киселе, успел заметить машину, тормозящую перед нами. И догадался, что она это делает вовсе не из-за какого-то препятствия впереди.

А чтобы перекрыть нам путь.

Затем, пока ещё продолжался полёт в спинку сиденья, я успел озаботиться целостностью своего лица — и даже подставить левую руку, чтобы не вмазаться носом. А правой удержал падающую вперёд Авелину: ей грозило куда более опасное столкновение с креслом, ведь она ещё не проснулась.

— По обочине объезжай! — тягуче, как бык на лугу, проревел Давид из рации.

И Кислый попытался выкрутить руль, одновременно давя на газ. «Тигрёнок» натужно взвыл двигателем, пытаясь обойти преграду впереди.

Однако та машина ожидаемо рванула с места вместе с нами, снова перекрывая путь. И автомобили с лязгом и скрежетом столкнулись.

Будто в замедленной съёмке, я видел, как гнётся левое крыло «тигрёнка», как сминается дверь машины впереди.

А ещё, как сидящие в ней крепкие ребята, несмотря на хаос вокруг, делают очень уж характерные движения.

И где-то внутри начала разгораться злость. Это «ж-ж-ж-ж-ж!» неспроста, как говаривал один очень мудрый медведь. Всё это безобразие происходило по чьему-то плану.

Позади завизжали тормоза. Я не видел, что происходит, но был уверен: кто-то пытается отсечь нас от автобуса с «ирбисами». Похищение? Покушение? Додумать я не успел.

«Тигрёнок», пропахав боком ограждение тракта, замер на обочине. Чуть впереди остановилась машина, нас подрезавшая. А позади, как я успел заметить, дорогу перегородил не менее злокозненный самосвал, в который врезался наш автобус с «ирбисами».

Одной рукой я придавил Авелину к сиденью, другой — рванул «пушка» из кобуры. Хорошо ещё, Тёма, мирно дремавший у жены на коленях, загодя ушёл через тень. И сделал это раньше, чем произошло столкновение.

А из машины впереди уже выскакивали люди. И не одни, а с пистолетами-пулемётами сакской разработки, из которых сходу начали по нам палить.

Да, у них были артефактные патроны. И да, эти пистолеты-пулемёты, сами по себе, обладали повышенной скорострельностью и убойностью.

Однако у них на пути стояла защита сердца Покровских. И пули бессильно барабанили по ней, истощая защиту, но пока были не в состоянии её пробить.

— Все легли! — рявкнул я на Пашу и Кислого, которые, пребывая в глубоком шоке, забыли спрятаться. — На пол!

В этот момент слева что-то вспыхнуло. Я скосил глаза и увидел, как на землю у моего окна падает отскочившая от щита пуля.