Тьма. Том 3 (СИ) - Сухов Лео

— А с обычными дрались? — уточнил я.

— А-а-а! Тогда это было можно! — отмахнулся Бубен. — Да и существовал, как бы это сказать… Свод неписаных правил! В мужицкой драке никто теньку не использовал. В морду — значит, в морду. Был бы у родовитых такой свод правил, и указа Петрова бы не было!..

— … Я долго на свете живу! Но высоко никогда не забирался! Был как-то головой в одном деле… Ну назначенным, как бы… Долго там просидел — и доста-а-ало! Ять! Ты даже представить себе не можешь, как! Ты подчинённых считаешь придурками, они — тебя! Бумажки-хренажки! И всё время дёргают. И чувствуешь, будто ты, ять, лебедень без крыльев.

— Это как?

— Да так, что жопа и ноги есть, шея длинная, а лететь — не можешь! Только собрался, и шмяк на задницу обратно!

— Так, поди, своё-то дело поинтересней было бы! — заметил я.

— Может, Федь… Не знаю. Я так и не сподобился. Но с тех пор не, никакого руководства. Ну его к бабуям! Нет! Это не моё! Моё дело — поближе к земле.

— … Ну а он мне и говорит: Бубен-на, ты чего сопли жуёшь? Поехали! Ну мы и взяли, значит, паровой «пскович»! Автобус такой был. Слышал?

— Даже покататься довелось.

— Во-о-от! Сечёшь! Вот мы взяли «пскович», загрузились и поехали. По пути заскочили в общинное хозяйство этого Соловейска, и когда девицы с работы шли, мы им кричим такие: «Девчонки, поехали на выходные на море!». Короче, я железно уверен был, что они нас пошлют! Три девушки, с семью незнакомыми парнями, на море, на два дня с палатками… А они, прикинь, мало того, что согласились, так ещё и подружек позвали. Это была поездочка, я те скажу! Жаль, до моря так и не доехали…

— … Нет, Федя, пиво — это древний напиток! Его варить умели ещё до рождения Христа! Точно тебе говорю! Был у меня знакомый учёный, он специально ездил в греческую Африку, копался там в песке. Говорит, что египтяне, ну те, которые пирамиды построили, они вроде как уже пиво делать умели.

— А они его когда умели делать? Когда пирамиды строили, или когда там греки обосновались? — уточнил я, хотя память Андрея подсказывала правильный ответ.

— Умный, да? А я вот не был умным и не спросил! Но, наверное, ещё до греков… — Бубен почесал затылок. — Иначе бы какое это открытие было, да?

— Резонно! — согласился я. — И прямо такое, как сейчас, пиво варили?

— Вроде и такое, и не такое… Типа, Федь, оно там было нефильтрованное, мутное, слабенькое… Они, поди, дристали от него дальше, чем видали! Но это уже было пиво, понимаешь? Древнее него только вино!..

— … И вот открывается эта дверь! Вся такая позолоченная, тяжёлая, а там… Сортир, понимаешь? Даже не унитаз, а, сука, дыра в полу! И позолоченная лепнина на стенах, прикинь!

— А зачем лепнина⁈

— Да я откуда знаю⁈ Сортир — он же сортир и есть! Дырка, яма… Но там, похоже, у семейки такой бзик на чувстве собственного величия, что золото даже в такое дерьмовое место насовали… Ой… — Бубен вдруг замолчал.

— Что? — удивился я.

— Братан, моё естество говорит, что как раз пора итить в сортир! Причём, мне бы надо поспешить!

— Мне тоже бы зайти… — согласился я, допив остатки сбитня и попытавшись ухватить последний сухарик, но Бубен меня опередил, погрозив пальцем:

— Не балуй! Я старый, мне нужнее! Двинули!

Вместе с новым знакомым я устремился в сторону туалета. И был неприятно удивлён: народ там скопилось прилично, даже очередь образовалась.

— Есть другой! — уверенно заявил Бубен. — Их вообще здесь три, и мы с тобой, как умные люди, подадимся в самый дальний!

Мы и подались: выбрались в общий коридор и пошли к главной лестнице, которая приводила на балкон. Правда, там у нас возникла заминка, когда выяснилось, что у меня нет билета — потому что я приехал в ложу к Булатовым. Но этот вопрос был быстро решён — в списках нашлось моё имя — и дальше мы с Бубном поспешили вниз, к самому выходу из комплекса.

Там и в самом деле оказался ещё один туалет. Не очень большой, всего на четыре кабинки. Зато пустой и не настолько грязный, как туалеты наверху.

— Ха! Я же сказал! — радостно провозгласил Бубен. — И никаких очередей, братан!

Не теряя ни секунды, чтобы не потерять ни капли, мы нырнули в ближайшие кабинки, и вскоре я почувствовал небывалое облегчение.

— Да! Вот это блаженство! — Бубен подал радостный голос из соседней кабинки. — Если бы ещё дерьмо не подтекало…

— А у тебя подтекает? — удивился я, застёгивая штаны.

— Ага, течёт прямо… Из соседней, — отозвался тот.

Загрохотала дверь. И ещё раз. Бубен вышел и, видимо, заглянул в соседнюю кабинку.

— Неа, не тут! — заявил он.

Снова громыхнула дверь.

— Ой, Федь…

— Что? — я выбрался из своей кабинки и остановился, глядя на Бубна, замершего у крайней дверцы.

— А тут эта… — сказал он, глянув на меня через плечо, и пошире открыл дверь, сделав два шага в сторону. — Опа!

Я видел трупы… В первые дни нашествия столько навидался и в таком виде, что, думал, меня ничего не смутит. Хрен там! Выпавшие из кабинки парень и девушка были так жестоко выпотрошены, особенно в районе груди, что мне как-то даже поплохело… Пришлось сглотнуть рвавшийся наружу сбитень, прежде чем что-то сказать.

— И зачем я пошёл в этот сортир? — вздохнул я, старательно изучая потолок.

— А чё? — поинтересовался Бубен. — Вызовем ща городовых… Пусть разбираются.

— Они-то разберутся, — кивнул я. — Только нам с тобой придётся посидеть здесь…

— Так мы не делали ничего! — возмутился мой новый знакомый. — Поссать пошли, а здесь вона чё!

— Вот я и говорю, зачем я пошёл в этот туалет? — вздохнул я. — Пойду приведу кого-нибудь…

А потом началось форменное безумие. Прибежавший охранник поднял тревогу и вызвал полицию. Выступление, само собой, прервали, а людей начали выводить из феатрона. Но поскольку всех зрителей зачем-то задерживали на выходе, то вскоре началась паника.

Особенно отличились обычные: над их головами-то царские указы не висели дамокловым мечом. Так что они попёрли напролом всей толпой. Жидкие силы охраны и успевших приехать городовых удержать людей не смогли… И спустя пару-тройку минут толпа вырвалась на свободу, топча тех, кто пытался встать у неё на пути. Ну то есть, на прямой линии от выхода до станции городской подземки и автомобильной стоянки.

Это, само собой, заставило охранников со второго уровня броситься на помощь охранникам первого уровня, и тогда на прорыв рванули уже двусердые зрители. Они никого не топтали, но самые хитрые использовали теньку, отталкивая с пути и препятствия, и препятствующих. Само собой, никто не желал сидеть под стражей до выяснения обстоятельств…

И вся эта толпа людей проносилась мимо вагончика, в котором сидели запертые мы с Бубном. И если я просто поудобнее устроился на лавочке, вытянув ноги, то Бубен ритмично орал и размеренно стучал в дверь:

— Сво-бо-ду!.. Сво-бо-ду!.. Сво-бо-ду!..

— Бубен, а чего ты пытаешься добиться? — уточнил я.

— Я на свободу хочу! — отозвался тот. — Пусть открывают! Я же не виноват!

— Так никого нет! — заметил я. — Видишь, толпа побежала… Все пытаются её остановить…

— А я тоже хочу бежать! — заревел Бубен в маленькое решётчатое окно. — И пива ещё хочу!.. И музыки!.. Сатрапы!.. Держиморды!.. Выпустите меня… Федь, я тебе воплями не мешаю?

— Не-не… — ответил я. — Кричи, если очень хочется.

— Спасибо! — кивнул Бубен и снова прилип к окну: — Сатрапы!.. Свободу!.. Пиво!.. Закусь!..

Глава 12

«Ишимский Вестник», 2 сентября 2033 года.

«ДВОЙНОЕ УБИЙСТВО НА ВЫСТУПЛЕНИИ „СТЕПНЯКОВ“. И СНОВА ДВУСЕРДЫЕ!»

Сегодня, во время выступления известной ватаги «Степняки», было совершено двойное убийство. Убитыми оказались наследник рода Пестряковых и его младшая сестра, которые пришли послушать музыку любимой ватаги. Приблизительно в 16:00 друзья потеряли их из виду, а спустя полтора часа покойные были обнаружены в кабинке туалета при входе в феатрон, построенный на Бордовом Поле.