Таможня дает добро (СИ) - Батыршин Борис

Ну что вы, мастер! — я поспешил успокоить старика. — Дело в том, что речь идёт о работорговле через Фарватеры — а это дело нешуточное, сами знаете… тем более, что в вашем мире рабство тоже имеет место.

Услыхав это слово' — рабство' — Гивс сразу помрачнел. Похоже, я угодил в больное место.

— Да, это наш позор. — сказал он. — Правда, после войны невольников стали использовать реже, в Луминоре даже закон приняли о запрете рабства — но крупные землевладельцы, особенно «западники», до сих пор вовсю используют рабский труд на рисовых полях, плантациях хлопка и сахарного тростника. Правда, рабы у них — из местных, аборигенов да ещё преступников, по Фарватерам никто невольников не возит.

— Вот видите! Стало быть, расследование необходимо, хотя бы для того, чтобы снять с вас подозрения. Если судить по записям, имеющимся в Лоцманской Гильдии — а там, как вы знаете, фиксируются все перемещения по Фарватерам, — судно, замеченное в операциях, связанных с работорговлей, которые совершало рейсы и сюда, к вам.

И я в двух словах рассказал об истории с «Серой Чайкой», о том, как бандиты похищали спасающихся морем беженцев и продавали их, как рабов. Дело в том, что хоть сама история была правдой от первого до последнего слова, но «Серая чайка» в этих краях не объявлялась никогда. И после того, как Роман получил в Таможенной Службе решение о расследовании в отношении смотрителя Маяка Кейп-Спир и завизировал его в Лоцманской Гильдии — я снял с него копию, рассчитывая, что такой солидный документ придаст моей легенде достоверность. И, если судить по озадаченной физиономии мастера Гивса, моя хитрость сработала… во всяком случае, пока.

Маячный Мастер, выслушав меня, сделался ещё мрачнее.

— Поверить не могу, что в Гильдии меня подозревают всерьёз! После стольких лет службы… ни одного серьёзного нарушения… всё забыто из-за каких-то мошенников? Так они мне о своих грузах не рассказывали, пришли по Фарватеру, а потом удалились восвояси. Маяк — не таможня, откуда мне знать, что у них в трюмах?

— Ну что вы, мастер, ни о каких подозрениях и речи быть не может, как и о претензиях в ваш адрес! — заторопился я. — Мне всего лишь надо выяснить что-нибудь о характере операций, которые они проворачивали. Но этим я займусь позже, когда окажусь в Луминоре. А от вас требуется только помочь мне уточнить когда «Серая чайка» посещала этот мир и скопировать записи об этом. Вы ведь фиксируете каждый проход по Фарватерам?

— Конечно, согласно правилам, заношу в маячную регистрационную книгу. У меня их полный шкаф, сейчас покажу… а за какой срок собираетесь проверять?

— Ну, скажем, года за три. — ответил я, и тут же пожалел, что не назвал цифру побольше — тогда проверку можно было бы затянуть ещё на час-другой, а за это время Пётр наверняка закончит…

Гивс поднял глаза, что-то прикидывая.

— Три года — это примерно час работы… Ладно, давайте тогда прямо сейчас и займёмся, а потом и грог можно сварить. Кстати, надо и вашего спутника позвать, а то он там, наверное, уже заскучал…

Я собрался, было, рассыпаться в комплиментах его коллекции — «что вы мастер, как можно заскучать, это всё чрезвычайно интересно и нигде больше такого не увидишь…» — но Гивс меня уже не слушал. Он выколотил о перила балкона трубку, засунул её в нагрудный карман — торчком, так, что высовывался только обгрызенный мундштук, — и потянулся к ручке двери. Я замер, охваченный самыми недобрыми предчувствиями.

Массивные железные петли протяжно заскрипели, и вместе с этим звуком из открывшегося дверного проёма вырвался пронзительный визг дисковой пилы, вгрызающейся в металл. Гивс выкрикнул что-то неразборчивое, и ринулся вниз по лестнице. Я побежал за ним, полный самых дурных предчувствий, на бегу нащупывая рукоять спрятанного в кармане «дерринжера».

Дверь, ведущую в зал коллекции, он распахнул пинком и бомбой ворвался внутрь. В зале повисла голубоватая дымка, остро воняющая горелым металлом; в середине, на каменном, сложенном из прямоугольных плит полу стоял на дубовом невысоком постаменте макет Источника — возле него склонился Казаков и из-под бешено вращающегося диска его болгарки снопом сыпались зелёно-оранжевые искры.

VII

Казаков ожидал, что копия Источника окажется действительно копией, макетом, который, подобно прославленному Ильфом и Петровым творению слесаря-интеллигента Виктора Михайловича Полесова «был очень похож на настоящий, но не работал». И ошибся: предмет, составляющий гордость собрания мастера Гивса, имел не так много общего с тем, что был спрятан в бетонном основании маяка на острове Валуэр — габариты, материал корпуса ( тёмная, чуть зеленоватая бронза), да общая манера исполнения, наводящий на мысль о модном на оставленной ими Земле стиле паропанк. Этот был скорее опытным образцом, пробой сил конструктора, от которого тот отказался в пользу более продуманного решения.

О паропанке, как и о родственном стиле клокпанк, поклонники которого вдохновляются пружинами, часовыми механизмами и прочими хитроумными устройствами эпохи Леонардо, напоминали и другие экспонаты коллекции мастера Гивса — секстаны, буссоли, амиллярные сферы и другие хитроумные приспособления, названия которых Казаков не знал. Все они были располагались многочисленных ящиках и стеллажах вдоль стен зала; копия же Источника занимала почётное место в центре, на широком, высотой примерно по пояс, дубовом пьедестале. Всё это великолепие освещалось полудюжиной масляных ламп, дававших тусклый оранжевый свет — окон в зале Коллекции не было вовсе, и все это вместе придавало ему облик чего-то среднего между лабораторией сумасшедшего учёного, сокровищницей местного Али-Аабы и средневековым склепом.

Что ж, как это ни обидно, но экскурсию придётся отложить… Серёга гарантировал полтора, максимум, два часа — и за это время ему предстоит отыскать и вскрыть тайник. А когда его содержимое окажется в рюкзаке — ликвидировать следы взлома так, чтобы владелец ничего не заметил, хотя бы на первый взгляд. Потом — пусть поднимает шум, «Ланифер» будет уже далеко, на другом конце Фарватера…

Здесь таилась проблема, да ещё какая — обнаружив покражу, мастер Гивс вполне может сообщить об этом в Зурбаган, и тогда им обоим придётся отвечать на массу неудобных вопросов. Но — не убивать же старика ради каких-то бумаг, пусть и очень ценных? «Не настолько мы ещё озверели, не превратились окончательно в монстров, готовых лить кровь по любому поводу — сказал Казаков, когда Сергей, вроде бы не всерьёз, в шутку, но всё же предложил этот вариант. — Будем решать проблемы по мере их возникновения, а значит — на очереди взлом тайника, по возможности, скрытный, но уж никак не устранение возможного свидетеля…»

Казаков посмотрел на часы — из отпущенных ему двух часов прошло уже семь минут — закурил, подтащил к пьедесталу лавку и принялся раскладывать на ней извлечённые из рюкзака инструменты. О том, что стоило бы запереть ведущую в зал дверь, или хотя бы подпереть её парочкой сундуков, он не подумал.

Следующие полчаса со всей ясностью продемонстрировали — о незаметном, не оставляющем следов вскрытии, можно забыть. Глубокие щели на бронзовом корпусе оказались такими узкими, что в них не влезал даже кончик ножа; нажатие на многочисленные кнопки и рычажки тоже ничего не дали. Ни головок винтов, ни штифтов, которые можно было бы утопить, чтобы снять одну из боковых панелей, он не нашёл, хотя и осмотрел каждый квадратный сантиметр поверхности в сильную лупу. Оставался единственный вариант — шумный, грязный, не оставляющий ни единого шанса на то, что вторжение останется незамеченным.

Что ж, нет, так нет, не очень-то и хотелось… Казаков выкурил сигарету — надо было унять дрожь в руках, — выбрал подходящий участок на боковой панели так, чтобы, не дай бог, не зацепить один из отчеканенных на бронзе значков. Надвинул на глаза очки-гогглы с кожаными, плотно прилегающими к лицу наглазниками, и потянулся за лежащей на лавке болгаркой.