О бедном мажоре замолвите слово 3 (СИ) - Останин Виталий Сергеевич

После того, как я узнал ее тайну, стало понятным и то, почему она всегда так холодно и отстраненно держится. Попросту не подпускала к себе никого. И себе не позволяла ни с кем сближаться. Наверное, считала — какой смысл? Рано или поздно любые отношения закончатся, и ей придется оставить их в прошлом. Так может не начинать?

— Пойдем?

Секундная слабость ушла, и передо мной вновь стояла привычная Аника. Собранная, жесткая, и, положа руку на сердце, не такая красивая. Как только эмоции уходили с ее лица, оно превращалось в практически восковую маску. Слепленную профессионально, с точным знанием деталей и большим опытом. Но словно бы — без любви.

— Пойдем, — кивнул я, отстраняясь. И шагнул внутрь.

Кузовкин шел за мной, будто его веревочкой привязали. Четыре шага дистанции — не ближе и не дальше. Лицо бледное, в глазах тоска похоронившего себя человека, руки постоянно мнут край пиджака. Я до сих пор не решил, как с ним поступать. Но точно не собирался убивать, как советовал Клейн. Так-то он прав, гнилая душа. Однако, это не повод. Во-первых, не я ему судья. А во-вторых… Если я начну избавляться от всех, кого можно наградить такой характеристикой, людей на земле станет сильно меньше. А я не готов таким образом бороться с проблемами перенаселения.

Сестры-графини нас уже ждали. Ни лице Софии Ильиничны замерло выражение холодного безразличия, но руки, мнущие платок, выдавали сдерживаемые эмоции. Анастасия Ильинична такими глупостями не занималась, в смысле, не пыталась выглядеть так, будто ей на все плевать.

Когда мы вошли, она подскочила и сразу же, с какой-то девичьей нетерпеливостью топнула ножкой.

— Ну что⁈

— Получилось, — коротко сообщала Аника.

Младшая из сестер тут же опустилась обратно в кресло, словно шарик, из которого выпустили воздух. Старшая тоже отреагировала. Аристократическая маска дрогнула, а губы едва слышно прошептали.

— Слава тебе Господи…

Воронина прошла к столику между креслами и водрузила на него полученный от меня саквояж. Произнесла:

— Так, мы сейчас вот что сделаем…

Но сбилась, наткнувшись на стоящего за моей спиной Кузовкина. Так он и притопал сюда следом, никто ведь не остановил.

— Настя, — повернулась она к сестре. — Что делать с твоим человеком?

Слово «твоим» она выделила особым образом, и в результате лицо Анастасии Ильиничны сморщилось, как печеное яблоко. Но в перепалку младшая из сестер вступать не стала, тем более, что именно она Володю в дом и впустила. Пригрела, так сказать, змею на груди.

— Пусть убирается, — прошептала Анастасия. — Из нашего дома. Из Ялты. Из Крыма.

«И из империи», — про себя подумал я с иронией. Но отметил также, что с влиянием Воронцовых этому жалкому воришке мало на полуострове точно не жизни не увидеть. А Россия… Россия большая. Есть, где затеряться. Как там в песне было? «Спасаться легче, чем ловить».

— Простите… — выдавил из себя Кузовкин ни на кого не глядя.

По звонку Софии явилась служанка, которая и вывела его прочь. Некоторое время все молчали, а потом Анастасия пробормотала:

— Я велю ему выплатить компенсацию за семь лет и купить билет до самого дальнего угла империи. Чтобы глаза мои его больше не видели!

Тишина после этой фразы стала еще гуще, но тут ее нарушил треск и чирканье. Все собравшиеся повернулись к Анике. Она в это время присела возле небольшого камина и возилась со спичками. Надо же, он настоящий! Я думал просто декорация. Ну, богатый дом, камин, все в стиле.

— Ты хочешь сжечь бумаги отца? — возмущенно произнесла Софья.

— А ты предлагаешь и дальше их хранить? — холодно парировала Воронина. — Чтобы потом появился еще один «Володенька» и все повторилось вновь?

— Мы могли бы надежно спрятать их, — не сдалась старшая из сестер. — Все же, это наследие рода…

Это была одна из тех вещей, которые я в нынешнем мире понимал хуже всего. Точнее, вообще не понимал. Наследие рода. Даже не так — Рода. С большой буквы, блин. Аристократы. Трясуться над своими придуманными фетишами, как наркоманы над долгожданной дозой. Кому какое дело до вашего наследия, кроме вас самих? Нет, я понимаю там: памятные фотографии, дорогие сердцу безделушки, рогатка, вырезанная для сына, у которого уже свои дети.

Но архивы полубезумного предка, который ставил опыты над собственной дочерью, в попытках вернуть ей дар и изувечил в итоге, лишив человеческой жизни? Которые вполне могут разрушить жизнь не только ныне живущих потомков, но и еще не рожденных внуков-правнуков? Какое отношение это имеет к наследию рода? Да и что ты с ними делать будешь? Перечитывать холодными зимними вечерами?

— Софа, я все решила, — сухо произнесла Аника.

— Решать ей, — поддержала ее и младшая из сестер. — Это касается только Аники. И больше никого.

Софья Ильинична поджала губы, но спорить перестала. С таким выражением лица она и смотрела, как Воронина сперва скармливает огню исписанные ровными рядами букв записи их отца, а потом пожелтевший от времени манускрип того арабского умника, с которого все и началось.

Вытяжка у камина была хорошей, чувствовалось, что за дымоходом следили. Но легкий запах гари все же просочился в помещение. Совсем немного. Но достаточно для того, чтобы понять, что тут произошло. Уничтожение следов прошлого.

— Вот и все, — без выражения сказала Аника, когда прогорел последний лист.

— Не совсем, — кашлянул я. Вынул из внутреннего кармана конверт, от которого отказался Клейн и положил его на стол перед сестрами. — Вот. Оказалось, что можно и без денег.

Рассказывать о том, что случилось на встрече с посредником, я не собирался. Это только между нами было.

Софья Ильинична немного оживилась, и даже немного приподнялась с кресла, чтобы дотянуться до конверта.

— Нет, — вдруг произнесла Анастасия. — Эти деньги мы уже отдали и их уже нет. Господин Шувалов столько для нас сделал…

— Я поступил так не из-за денег! — запротестовал я, поняв, куда она клонит.

— И все же, Михаил, — отмахнулась эта пожилая светская львица. — Вы вовсе не обязаны были погружаться в дела нашей семьи. Но вы это сделали, проявив, кроме должного уважения еще и деликатность. Я понимаю, что для наследника рода Шуваловых это небольшие деньги, да и наш долг перед вами неизмеримо выше, чем сумма в этом конверте. Но… хоть чем-то мы должны отплатить за добро? Я права, девочки?

Она по очереди оглядела сестер. Аника пожала плечами, как бы говоря, что ей все равно, а София, не сразу и явно нехотя, кивнула.

— Примите нашу благодарность, княжич, — произнесла она.

Ну а что? Я не гордый. То есть, настоящий Михаил может быть и выдал бы какую-нибудь заумно дворянскую хрень про честь, которая не продается, и что он действовал по велению души. Но… давайте на чистоту! Мой реципиент никогда бы в эту историю не влез — ни за друга, ни ради куража. Слишком уж был сосредоточен на попытках побыстрее себя прикончить веществами.

А мне деньги пригодятся. А то как в том анекдоте про «гипотетически» и «фактически»: вроде наследник крупной финансовой империи, а присмотрись — на жестком контроле отца. Так что я просто кивнул, и сунул конверт обратно в карман. Потом схожу в банк и перегоню деньги на свой счет.

Сразу после этого стало понятно, что мне пора дом Ворониных покидать. То есть, никто, понятное дело, меня на выход не просил, но — мавр сделал свое дело. Чем еще заниматься? Чай пить? Ага, ассамский! Кстати, надо найти, где его купить телохранителю завезти.

Другими словами, разговор не клеился, сестры разошлись, а Аника сказала, что переволновалась за ожиданием и хочет отдохнуть. Я, честно говоря, тоже. Не каждый день отправляешься на встречу с Мастером, который может убить тебя щелчком пальцев, и остаешься в живых. Тут, конечно, большая заслуга Димы Ладыженского, который своими способностями как-то делал так, что Клейн постоянно мазал и спотыкался на ровном месте…

В общем, я тоже устал. И поехал в клинику с намерением хорошенько выспаться. Ну и что, что сейчас полдень? Я аристократ, имею право на определенный уровень морального разложения!