Нарисую себе счастье (СИ) - Красовская Марианна

— Мари, ты ведь взрослая женщина. Неужели не понимаешь, что есть темы, которые не нужно затрагивать в обществе? Тем более — при государе?

— Это ты не понимаешь! — закричала я, впервые повысив на него голос. — Я так тебя люблю! Если б это помогло, я бы хоть к государю, хоть к черту в ноги бросилась! Ты мне очень нужен, я боюсь тебя потерять!

Он застыл на месте, лишь нервно дернув щекой, а я обняла его изо всех сил, прижалась к его груди и заплакала, повторяя:

— Не бросай меня, не бросай. Ты мне нужен. И ребенку своему очень нужен. Пожалуйста, Казимир, не бросай меня!

Теплая ладонь нерешительно опустилась мне на волосы, погладила нежно.

— Ну что ты, Мари, — пробормотал он. — Не надо плакать. Все будет хорошо.

— Обещаешь?

На это он промолчал.

Глава 34. Дознание

Про мою глупую выходку в театре мы более не вспоминали. Про здоровье Казимира, впрочем, тоже. Утром он пил отвар, который я теперь готовила с вечера, потом мы ехали на выставку, или гулять в парк, или в очередную лавку, или к кому-то в гости. Дни летели стремительно, как ураган. Не успела я и оглянуться, как у нас появилось три огромных сундука с новыми нарядами и подарками для матушки, для Ольга и Марка, для Озеровых, для Синегорских, для Устины и Проси. И даже Ильяну предназначался большой деревянный ящик, в котором поблескивал серебристыми спицами самый настоящий велосипедус. Уверена, брат будет в восторге. Такого агрегата ни у кого на Юге еще не было, а у него — будет!

Где-то в середине второй недели нас навестил Георг Павелевич Туманов. Он желал узнать, не появилось ли у нас каких-то догадок. Сам дознаватель пока не мог похвастать успехами. Казимиру с ним было беседовать недосуг, выставка подходила к концу, скоро уже должно было состояться награждение, и он попросил меня составить Туманову компанию. Я с радостью согласилась. Мы с Георг Павелевичем чинно спустились в ресторан, где он заказал себе самого крепкого кофию с медовыми пирожными. Я же попросила чаю с зефиром.

— Моя супруга варит лучший кофе в мире, — уверял меня дознаватель, лукаво улыбаясь. — У нее своя кофейня в Пригорске. Обязательно заезжайте к нам в гости.

— Всенепременно.

— Знаете, у моей жены и дочки волосы цветом точь-в-точь как у вас, Мари. Вы мне ее очень напоминаете.

— Глупости, — смеялась я кокетливо. — Должно быть, ваша жена куда умнее и воспитаннее меня. Вы не представляете, что я натворила в театре…

— Ну-ка, ну-ка, мне очень любопытно.

Немного смущаясь, я рассказала обо всем Туманову. С ним так легко было разговаривать…Но мои откровения он только морщился, но комментировать, к счастью, не стал. Его куда больше заинтересовало другое.

— Его величество прямо так и сказал: опекуном стоит назначить господина Гальянова? — прищурился дознаватель. — Интересно как… Особенно в свете того, что Демид Михайлович в тот самый день имел аудиенцию у его величества. Не он ли натолкнул государя на сию идею? Кто же еще мог рассказать о болезни Казимира?

— Вы, — у меня задрожали руки, я широко раскрыла глаза. — Разве не вы?

— Нет. Вы что, думаете, я все свои дела с государем обсуждаю? Я ничего такого ему не говорил.

Я поставила чашку на блюдце, сжала кулаки и затараторила:

— Все ведь сходится, Георг Павелевич! Сначала Гальянов хотел жениться на Ольге! А Ольга была — Казимирова наследница! Вот он и подкинул тот амулет!

— Сомнительно, но возможно.

— Ольга предпочла Марка, и план Гальянова провалился. Тогда он привез в дом Казимира революционера!

— Помилуйте, а это ему зачем?

— Не знаю, — смутилась на мгновение я. — Может, он рассчитывал, что Снежин убьет Казимира?

— И какой в этом толк? Казимир уже был женат. Все его заводы по закону отходят вам, Мари.

— Ну… да. Но Мир всегда говорил мне обращаться к его друзьям, если будут проблемы. У Гальянова были бы все шансы прибрать заводы к рукам. А потом еще этот обвал в карьере?

— Что за обвал? — насторожился Туманов.

Я немедленно ему рассказала все, что помнила. Мастер ведь говорил, что доски новые, крепкие! А может, это Гальянов нанял кого-то, кто подрубил их? Для чего? Ну, не знаю. Чтобы Казимиру стало плохо, наверное. У него приступ в любой момент случиться может!

— Но ведь не случился, — деликатно напомнил дознаватель. — И вообще Казимир Федотович выглядит вполне здоровым.

— Это потому, что я постоянно пою его отварами! Да и амулет убрали… А еще, знаете… — я заколебалась, но все же продолжила. — Мне кажется, что Гальянов за мной ухаживал!

— Неужели?

— Да. Комплименты отпускал, смотрел ласково, под локоть поддерживал. А вдруг он планирует потом, если Казимир умрет, просить моей руки?

Туманов вдруг закашлялся, отворачиваясь и закрываясь рукавом.

— Вы больны? — встревожилась я. — Вот, выпейте чаю!

— Нет-нет, все в порядке. Просто поперхнулся. Я вас услышал, Мари. Непременно подумаю об этом. Что-то еще расскажете, быть может?

Я медленно покачала головой. Нет. Больше мне сказать было нечего.

Допив свой кофий, Туманов распрощался, напоследок пообещав, что непременно проверит все факты, касающиеся Гальянова. Это меня привело в самое благодушное настроение, и я, вернувшись в номер, достала из своих бесконечных сумок новый альбом. Остаток дня я провела за рисованием, ничуть даже не скучая.

***

В последний день выставки я волновалась больше Казимира. В конце концов, я видела витрины с разными сервизами. Мой, быть может, и не был самым красивым. Тот, что с зайчиками, с фабрики Граусса, мне понравился даже больше. Я купила себе несколько чашек. А работы старого мастера Спасского и вовсе поражали воображение своим изяществом. Правда, Спасский больше статуэтки лепил, чашек у него было всего две и те, скорее, декоративные. Пить чай из них было бы весьма затруднительно.

— Стеклянные кубки не получат медали, это точно, — вещал Казимир, затягивая у меня на спине шнуровку быстрее, чем всякая горничная. — Но это и не важно. Я видел бумаги из канцелярии, там огромный заказ. Год придется его делать, а то и больше. Нужно будет расширять производство. Икшарский сервиз уже выпросил себе Барги. А вот морской… думаю, малая медаль выставки у нас… у тебя в кармане, моя дорогая.

Я кивала. Барги — это тот носатый князь, шумный и веселый. Мне он нравился хотя бы тем, что не имел никакой возможности подсунуть Казимиру амулет.

— Знаешь, что странно? Демид куда-то пропал.

— Как это?

— Приказчик не знает, где он. В номере не ночевал. Наверное, женщину себе нашел, увлекся.

Я кивнула. Пожалуй, ничего не буду ему рассказывать. Супругу точно не понравится мое вмешательство.

Сегодня выставка была закрыта для посетителей, и оттого ратуша казалась гулкой и огромной. Стол Гальянова был убран. Ни его приказчика, ни вина уже тут не было. Неужели Георг Павелевич его арестовал? Но почему тогда не сообщил нам?

Казимир принес мне чашку чая и пирог с капустою, которыми тут угощали всех желающих. К нам подошли поздороваться Синицин, Барги, еще какой-то икшарский князь с непроизносимым именем и еще несколько незнакомых мне людей. Вдалеке я увидела старого князя Озерова — странно, что мы не столкнулись с ним раньше. Он приветливо мне кивнул.

Мы все стояли, один лишь государь сидел за столом, накрытым белоснежной скатертью и преспокойно листал какие-то бумаги. Перед ним лежала гора медалей, больших и малых. Началась церемония награждения. Сначала выдавали красивые грамоты с печатями участникам, потом вызывали тех, кому полагалась малая медаль. Поскольку имя Долохова до сих пор не прозвучало, я смела надеяться, что мы заслужили одну из высших наград.

Синицын, кстати, удостоился лишь грамоты, а Гальянов на награждение не явился, и малая медаль за “Черную вишню” осталась лежать на столе.

— Морской сервиз фабрики Долохова награждается большой медалью! — объявил распорядитель, и я подпрыгнула от неожиданности. Это мы, это про нас!