Эволюционер из трущоб. Том 8 (СИ) - Панарин Антон

— А-ха-ха-ха! Гляжу, у нас с тобой мысли сходятся. Ладно, помолчи пока, не нужно шокировать моих людей. Обследуем город, а после поболтаем.

— А чё его обследовать? Вы всю живность перебили. Я ж сюда и прибежал, чтобы полакомиться падалью, а в итоге мяско перепало. Хы! Эт я, конечно, удачно зашел. — Довольная морда пса заставила меня нагнуться и потрепать его по холке.

— О, да! Ка-а-айф! — с наслаждением протянул Хрюн.

За спиной послышался хруст стекла, и через мгновение из окна первого этажа выскочил Артём. Лицо его было залито кровью, он поигрывал копьём, зыркая по сторонам.

— Где эта тварь⁈ Убью! — прорычал он, выискивая своего обидчика. — А что с Гавриловым? — ошарашенно спросил он, заметив на снегу бессознательное тело капитана.

— Устал и решил вздремнуть, — коротко бросил я, забрасывая Гаврилова на плечо. — Кстати, это мой новый друг. Зовут Хрюн Де Лавуазье. Прошу любить и жаловать, — я кивнул в сторону собаки, пристально глядящей на Артёма, а после приблизился к брату и шепнул. — Не называй его псиной, если не хочешь вырубиться, как и Гаврилов.

— Этот уродец — та самая тварь, что отправила меня в полёт? — догадался Артём.

— Ого! А ты умнее, чем кажешься, — присвистнул я и направился прямиком к Барбоскину.

— Эй! Что это значит? Я тупой, по-твоему? — возмутился Артём, провожая меня взглядом.

Хрюн подошел к Артёму и принялся нюхать его ноги.

— Отвали! — недовольно буркнул Прохоров и попытался пнуть собаку.

Зря он это сделал. Хрюн ловко уклонился от пинка, а после задрал лапу и пустил зелёную струю мочи прямо на древко Артёмовского копья. Древесина тут же задымилась под напором концентрированной кислоты и стала таять на глазах.

— Хы-хы-хы, — мерзко рассмеялся Лавуазье и побежал следом за мной.

— Он мне копьё испортил! — закричал Артём.

— Скажи спасибо, что моча на ногу не попала, а то бы инвалидом стал, — равнодушно ответил я, остановившись около Барбоскина. — Тимофей Евстафьевич, в городе не осталось ни одной твари. Займите круговую оборону рядом с разломом и проследите, чтобы Наум заминировал выход из разлома. Завтра на рассвете отправимся зачищать четвёрку.

— Будет сделано, ваше благородие! — рявкнул Тимофей Евстафьевич и присел на корточки. — Михаил Константинович, можно я этого пушистика заберу себе?

Как только рука Барбоскина дотянулась до Хрюна, тот резко развернулся задницей в сторону гвардейца и напряг все мышцы, готовясь к новому залпу.

— Не сметь! — заорал я так, что пёс и Барбоскин синхронно подскочили.

— Ваше благородие, да я же просто… — начал было оправдываться Тимофей Евстафьевич, но я его остановил.

— Это я не вам, а этому «пушистику», — последнее слово я устало выдохнул. — И нет. Он останется со мной.

— А погладить хоть можно? — с надеждой поинтересовался гвардеец.

— Попробуйте. Если руку не отхватит, то можно, — философски ответил я и с интересом уставился на происходящее.

Сперва Барбоскин протянул тыльную сторону ладони, дав Хрюну понюхать её. Пёс фыркнул и оскалился.

— Что такое? Злишься? Ну, оно и не мудрено. Поди, оголодал. На полный желудок все добреют, — заулыбался Тимофей Евстафьевич и вытащил из заднего подсумка разгрузочного жилета свёрток из фольги.

Лавуазье тут же стал принюхиваться, а через мгновение, как попрошайка, стал скакать вокруг Барбоскина, без остановки похрюкивая. Точнее, его лай звучал, как похрюкивания.

— А-ха-ха! Хороший пёс! — рассмеялся Барбоскин.

— Сам ты пёс! — возмутился Хрюн и, воспользовавшись замешательством Тимофея Евстафьевича, выхватил у него свёрток с бутербродами.

Барбоскин завис. Моргая глазами, он смотрел то на Лавуазье, то на меня. После засунул мизинец в ухо и, поковыряв в нём, прошептал:

— Ничего себе. Слуховые галлюцинации. Такого со мной ещё не бывало…

— Дядь, какие ефё галлюфинафии? — чавкая, спросил пёс. — Человеческую речь разучился понимать, что ли? — Хрюн с укоризной посмотрел на онемевшего Барбоскина и добавил. — Но бутерброды у тебя — восторг! Обожаю буженину.

— Ну ты и трепло. Просил же держать язык за зубами, — тяжело выдохнул я, осуждающе глядя на Хрюна.

От стыда он поджал уши, а через пару минут стал всеобщим любимцем, которому скормили половину припасов. Кто бы мог подумать, что этот мохнатый поросёнок настолько прожорлив. Объевшись, он плюхнулся на бок и блаженно свесил язык набок. Похрюкивая, Лавуазье закатил глаза и резко подскочил.

— Ой… Живот прихватило, — панически пискнул он. Живот пса заурчал. Выпучив глаза, он заголосил на всю округу. — Дорогу! Коричневый код! Коричневый код!

Проскочив между ног гвардейцев, он скрылся за поворотом, а в следующее мгновение оттуда выплыло облако зеленоватого дыма. Увидев это, я расплылся в улыбке и подумал: «О, боги… Ещё один безумный питомец на мою голову».

* * *

Посёлок Мирный.

Берег озера Плесецкое.

Одинокая фигура сняла капюшон, подставив лицо пронзительному ветру. Светлые волосы тут же растрепались, а изо рта мужчины вырвался пар. Он порылся во внутреннем кармане и вытащил потёртый ежедневник с ручкой, вставленной в корешок.

— Объект номер двести шестьдесят семь, — проговорил мужчина, аккуратно выводя буквы.

На морозе ручка писала плохо. Приходилось вырисовывать одну и ту же букву по десять раз. Но блондина это совершенно не раздражало. Он медитативно писал до тех пор, пока на странице не появилась отчётливо видная надпись. Мужчина с радостью бы сделал запись карандашом, вот только сражаясь с вервольфами он его выронил, вот и приходится мучиться.

В далёком прошлом родня мужчины владела княжеским титулом, а слава об их абсолютах гремела далеко за пределами Империи. Но это было слишком давно. Гордость стёрлась, время притупило боль утраты, оставив лишь ненависть. Ненависть к Императору, предавшему род Багратионовых, ненависть к чёртовой аномалии, унёсшей миллионы жизней. Ненависть к собственному бессилию…

Всё, что мог Артур, это найти фанатиков, таких же, как он сам, и объединиться в общем стремлении уничтожить аномальную зону. Раз и навсегда избавив человечество от опасностей разломов. От голодных тварей, жаждущих сожрать всё живое. К сущностям, жадным до… Впрочем, это не важно. Если удастся расшифровать символы, разбросанные по аномальной зоне, то…

Артур встряхнул головой, отгоняя мысли, и убрал ежедневник в карман куртки, после чего разделся догола. Ледяной ветер обжег кожу, но мужчина даже не вздрогнул. Босыми ногами он пошел по снегу к центру озера, откуда ощущалась легкая пульсация энергии. Оказавшись на середине, Артур потянулся к мане.

По его телу прокатилась волна абсолютного холода. Такого, что даже снег под ногами разлетелся во все стороны, а лёд треснул, открыв широкую тёмную полынью. Через долю секунды Артур уже погрузился в воду и поплыл в сумраке под ледяной толщей туда, где вдалеке виднелось тусклое свечение.

В темноте мерцали зеленоватые символы. Их было трудно разглядеть издали. Багратионов принялся остервенело грести, чувствуя, что воздух в лёгких заканчивается. Метр, ещё один. Символы совсем близко. Осталось запомнить и записа… Мимо на огромной скорости пронеслась какая-то тень, инерционной волной отбросив Артура назад.

Багратионов потянулся к мане, чтобы заморозить пространство вокруг, но было поздно. Стремительная тварь вынырнула из темноты, широко разинув пасть, полную крючкообразных зубов, и проглотила Артура, будто он был крошечной рыбёшкой.

* * *

Согласно моему приказу, гвардейцы обследовали Кунгур, проверив все подвалы, чердаки, кладовки и крошечные щели. Обнаружили десятки кладок яиц, принадлежащих различным монстрам. Всё это добро доставили ко мне, чтобы узнать, что делать дальше. А что тут делать? По словам Шульмана, в Хабаровске множество ресторанов, готовых платить за яйца чудовищ огромные деньги. А значит, мы сорвали куш!