Другая жизнь. Назад в СССР-3 (СИ) - Шелест Михаил Васильевич

— Я контролирую твоё бытие.

— С какой целью контролируешь? — снова вздохнул я.

— С такой, что меня тоже уже достал этот круговорот твоих перерождений. Я тоже хочу домой! У меня тоже, между прочим есть свой дом. И, как это не парадоксально звучит, есть своя семья. А этот «придурок Флибер», то есть — я сам, решил поэкспериментировать, пойдя на поводу другого придурка, то есть — тебя. Ну, в смысле не тебя, а твоего, этого, «предка», как ты его называешь. Вот нас и закрутило в водовороте времени. Запутало в его паутине. И не только нас, похоже запутало.

Я удивился, «услышав» такую эмоциональную «речь» Искусственного Разума.

— Вот оно что? Значит вы оба пострадавшие, а значит обрусевшие? Твои без вести павшие, твои безвинно севшие, — процитировал я Владимира Высоцкого. — Понятно… Третьим буду.

Куратор молча сидел на таком же как у меня стуле и ничего не говорил. В комнате было окно, перекрытое стальной ажурной решёткой серого цвета, в которое был виден внутренний двор управления. Вот в него, в это окно, куратор и смотрел. Стал в окно смотреть и я, хотя там ничего интересного не происходило. Двор был абсолютно пустой и огорожен высоким стальным, тоже серого цвета, забором с какой-то «хитрой» колючей проволокой, натянутой на наклонённые вовнутрь трубы, приваренные повершу забора.

— Егоза, — подумал я.

— Не-е-е… В это время егозы тут не было, — сказал «предок». — Я сидел в этом кабинете примерно в это же время. Обычная спираль Бруно. Без стальной ленты.

— Наверное, — сказал я. — Для чего этот заборчик?

— Для прогулок. Тут что-то типа изолятора временного содержания. В соседнем помещении. Вон дверь.

Точно… Рядом с входной дверью имелось ещё две двери в других стенах. Все двери, так же, как и стены, были покрашены в серый мышиный цвет.

В комнату без стука зашёл человек в сером костюме: в брюках, в пиджаке, в белой рубашке. Галстука у человека не было. На ногах я заметил чёрные, похожие на форменные, полуботинки и чёрные, в цвет, носки.

— Будем знакомы, — сказал человек. — Меня зовут Александр Александрович. Фамилию вам пока знать не обязательно. Разговор у нас неформальный, пока, без, так сказать, протокола. Интересует меня следующее. Как вы, Михаил, в такое короткое время, практически за год, освоили такое сложное боевое искусство, как каратэ? Да так освоили, что чуть не выиграли чемпионат мира у тех спортсменов, которые занимаются по нескольку лет?

— Я занимаюсь уже пять лет самбо-дзюдо, где мы проходим боевой раздел. Иногда балуемся и машем ногами. Были ребята, которые где-то, что-то слышали про каратэ, у нас по вечерам несколько ребят тренируется, несколько человек из нашей секции у Валерия Николаевича Ибраева. Они мутузят друг друга ногами. Мы с Валеркой Колотом проковыряли в краске, что на оконных стёклах, щелочки и подсматривали какое-то время. Но потом нам стало скучно. Мы с ним, правда, тоже попинали друг-друга, но тренер запретил, да и надоело.

Я передохнул немного и продолжил.

— Потом я нашёл тетрадку с комплексом последовательных упражнений и стал заниматься сам. Потом я стукнулся головой и после комы попытался научиться двигаться, используя эти движения и, оказалось, что двигаться текуче очень удобно, не возникает зажимов. Так и научился двигаться непрерывно, как юла, знаете? Там много движений. Почти на все случаи жизни. Потом встретился с Тиэко. Она показала технику каратэ. Хотя нет… Сначала я подсмотрел её у Жлобинского Владимира, который тренировался в лесу. У меня после больнице память стала лучше. Это и учителя заметили. Вот я и запомнил. А Тиэкоо показала ката. Я их зарисовал и выучил. Вот и всё.

— Да-а-а… Легенду ты разработал себе хорошую. А всё-таки? Кто тебя научил каратэ. У тебя не отрывочные сведения, а систематизированные знания. Ты поверь, я знаю. Я сам каратэ занимаюсь уже семь лет, а такого мастерства, как у тебя не достиг.

— Вы, просто, в комме не лежали и потом не были обездвиженным овощем. И вы не представляете себе, что это значит — начинать заново учиться двигаться.

— Ну, в комме я не лежал, слава богу, но что такое начинать заново учиться двигаться — знаю. Когда полежишь обездвиженным с месяцок, все мышцы атрофируются.

— Это всё равно не то, — покрутил я головой. — У меня нейроны в мозгу и мышцах высохли. Я их заново восстанавливал.

— Нейроны? — удивился Сан Саныч, как я его прозвал для краткости. — Откуда ты знаешь, что у тебя нейроны высохли?

— Как откуда? Профессор говорил. Они же исследовали меня. У живых нейронов сигналы идут, а у меня хрен да маленько. Вот я и представлял себе, что их оживляю. Кое-что получилось и руки-ноги заработали.

— Складно гутаришь, — хмыкнув, сказал Сан Саныч. — но не поверю. И при чём тут комма и твоё мастерство. Не уводи разговор в сторону.

— А в чём, собственно, дело? — спросил я «раздражаясь». — Ну, владею я своим телом лучше, чем другие и что в этом криминального?

— А в том криминал, что мы, голубь сизокрылый, работаем не по простым гражданам, а по гражданам, отягощённым чужими знаниями.

— Это как это чужими знаниями? — по-настоящему опешил я.

— А вот так это! — почему-то весело улыбаясь, сказал Сан Саныч. Попадаются у нас, водишь ли индивидуумы, которым вдруг неожиданно приваливает знания со стороны и чаще всего из будущего. Ты не из таких субчиков?

— Охренеть! — выпучил я глаза, реально удивившись. — Вы это серьёзно?

— А ты как думаешь?

— Думаю, что разыгрываете меня для чего-то.

— Ну, ладно каратэ… А в хоккей ты, как научился играть? И главное — где? Да так играть, что тобой заинтересовался даже сам тренер сборной по хоккею Тихонов.

— К-к-акой сборной? Как-к-ой Тихонов?

— Виктор Васильевич Тихонов. Специально ездил смотреть тебя в Астрахань на игру с «Волгарём». Но ты туда не приехал. Зато твоя команда взгрела «Волгарь» так, что от неё только перья летели. Твоя команда, это потому, что мы побеседовали с тренером, а он сказал, что во всём виноват ты. Что это из-за тебя ребята играют, как заведённые, без потери, как говорят врачи, физических кондиций. У всех игроков «Ласточки» отменное здоровье. Стало отменным. А раньше было так себе. Среднее здоровье было. У кого золотуха, у кого лишай, у кого хронический насморк, гайморит. Да мало ли болячек у сельских ребят? Теперь всех хоть в космос отправляй. Это что за фокусы?

— Не понимаю, что вы мне, гражданин начальничек, шьёте? — сказал я, улыбаясь как, артист Куравлёв из фильма «Место встречи изменить нельзя». И тут же сразу принял серьёзное лицо.

— Слушаю вас и самому становится страшно. Что я за монстр такой? Всех оздоровил, заставил играть в хоккей, сам вдруг стал мастером по каратэ.

— И, добавлю: самбо, волейбол, баскетбол, настольный теннис, и бадминтон, — подсказал Сан Саныч. — Языки: английский, французский, немецкий, японский. А раньше ни бум-бум. Ну, кроме английского на уровне средней школы на пятёрку с натяжкой.

Я слушал и молчал.

— Это он точно Женьку Дряхлова имеет ввиду, — сказал «предок». — Значит, одно из двух, либо его наши забросили, либо не наши выкрали и теперь контрразведка огнём вокруг дышит.

— Что в Японии с твоим отцом произошло? Рассказывай.

— Вы бы тон разговора поменяли бы, — попросил я. — Иначе, никакого разговора может не получиться. А это вам зачем?

— Тут и не таким языки развязывали, — ухмыльнулся Сан Саныч, но взял всё же тоном пониже. — Но ты прав. Извини. Что-то я резковато начал.

— У! Хорошо, что вы это понимаете.

— Я немного нервничаю, — сознался собеседник, чем удивил меня ещё больше, чем информацией о чужих разумах, вселяющихся в советских граждан.

— Меня, честно говоря, ты интересуешь только как тренер. Ты, наверное, используешь, что-то типа гипноза, что у тебя все «танцуют под твою дудку»? И спортсмены и тренеры. Физрук ваш тебя просто боится… Знаешь, как он тебя называет?

— Как?

— Ведьмак. Говорит, что никогда не наблюдал такого спортивного роста. А у него тренерско-учительский опыт будь здоров. Да и Михалыч пить бросил. А эта зараза, брат, только гипнозу подвластна.