Изменяя прошлое (СИ) - Журавлев Игорь

В прошлый раз, проснувшись утром и взглянув на себя в зеркало, я страшно разозлился. Сами посудите: нос сломан, бровь над глазом рассечена до самой кости, и это не считая огромных фингалов под глазами, сбитого подбородка и синяков по всему телу. Хорошо, обошлось без переломов (не считая носа), но было очень обидно. Этот сломанный нос, как и шрамы над бровью и на подбородке теперь со мной на всю жизнь. Я непроизвольно хотел погладить старый шрам (привычка, оставшаяся навсегда), но нащупал пальцем лишь ровный лоб и целую, а не рассеченную надвое широким рубцом бровь.

В то утро, посмотрев на себя в зеркало, я сразу все понял. У этих ребят не могло быть ко мне никаких претензий, они меня и знать не знали, как и я их. Когда меня закрыли, они были еще совсем детьми. В тот раз, злой до чертиков, я, кое-как умывшись и залепив пластырем бровь, сразу отправился к Ляле домой, прихватив нож-выкидуху, с которым не расставался в то время практически никогда. Я был зол той решительной злостью, которой наплевать на любые последствия. Видит Бог, если бы Ляля оказался дома, он бы отправился на встречу с чертями в аду (ну, не в рай же этого сученка?) раньше отпущенного ему срока. Я бы зарезал его как свинью без малейших сомнений, настолько я был зол. Но его, на его собачье счастье дома тогда не оказалось. Входная дверь была не заперта, я прошелся по пустой квартире и, плюнув с досады и от злости помочившись на его постель, отправился в больничку зашивать бровь. А потом надо было ехать в Москву, а потом вновь присел, и когда, наконец, освободившись, приехал в свой родной город, Лялю уже похоронили. Сдох, скотина, по пьяни где-то под забором, раньше даже, чем его старший брат, такой же алкаш. Кто-то скажет, что о мертвых, типа, либо хорошее, либо ничего. Но тот, кто это скажет, просто не знает окончания этой поговорки, которую зачем-то обрезали. А полностью она звучит так: О мертвых либо хорошее, либо ничего, кроме правды.

И, хотя Ляля, вроде бы и получил по заслугам, но не от меня же? Я, узнав тогда о его смерти, нажрался от досады, ведь я весь срок мечтал о том, как выйду и завалю эту тварь. Тогда не срослось, срастется сегодня. Махнув еще стопарь «Пшеничной» и нащупав в кармане выкидуху, я взглянул на Леху:

— Слушай, брат, мне тут отлучиться надо ненадолго. Я быстро, обещаю, а ты пока вон к тем подружкам приглядись. Отвечаю, они пришли на съём, я эту породу знаю: придут, сядут, по коктейлю закажут и сидят с ним весь вечер, пока их кто-нибудь за свой столик не пригласит. Потом, когда поедят и попьют за чужой счет, попытаются свалить, но мы им, конечно, этого не позволим, как думаешь?

— Не, не позволим! — подтвердил уже слегка захмелевший друг.

Я подмигнул ему и, поднявшись, пошел к выходу, даже не глядя в сторону компании с Лялей. Иду в туалет, решат они, ресторан же на втором этаже располагается, а туалет внизу, там же, где раздевалка. Впрочем, мне похер, что они там подумают.

Я спустился по лестнице вниз и зашел в туалет. Туалет заодно служил альтернативным входом в ресторан для тех, кого не пускали. Ну, мало ли, бывает, что мест нет, например, а тебе все равно хочется к красивой жизни приобщиться. Кто, интересно, придумал сделать в туалете окно, высотой в два метра, только узкое, но не настолько, чтобы в него нельзя было протиснуться даже не самому худому человеку? Стекла, конечно, были матовые, но окно-то открывалось! Я и сам, бывало, не раз таким способом в этот ресторан попадал, а сейчас вот, из него вышел.

Спрыгнув на землю и поежившись (октябрь месяц на дворе!), я быстро скользнул за угол, где располагался центральный вход. Там всегда кто-то из алкашни по вечерам тусовался в надежде упасть кому-нибудь на хвост. Я подошел к одному отдельно стоявшему в стороне ото всех, жаждущему выпить мужичку, который уже был подшофе, и задал ему провокационный вопрос:

— Выпить хочешь?

Тот, с надеждой посмотрев на меня, сглотнул и ответил просто и без затей:

— Хочу!

— Пошли! — я развернул его за плечи и направил в нужную сторону. Когда подошли к окну туалета, я объяснил ему условия задачи:

— Значит, так. Сейчас лезешь в окно и поднимаешься в зал. Там, за третьим столиком направо от входа сидит компания молодежи, а с ними один постарше, чернявый такой и небритый. Подойдешь к нему, спросишь, он ли брат Ивахи, и скажешь, что его Иваха зовет срочно. Мол, он за углом его ждет, не за этим, а за тем, где кусты, — махнул я рукой на другую сторону здания. — Убедившись, что тот пошел, спускаешься назад и ждешь меня в сортире, понял? Дождешься, получишь от меня полтос и свободен. Вкурил?

— Не обманешь? — засомневался мужичок.

— Не ссы, не обману, только дождись, — заверил его я.

Тому очень хотелось верить, ведь на пятьдесят рублей можно было неплохо так нажраться, даже если брать водяру у таксистов по червонцу за бутылку. Еще и на опохмел останется. И мужик полез в окно.

— Стоять! — тормознул его я. А когда тот в недоумении обернулся, пояснил:

— Куртку снимай, в куртке в ресторан не пустят. А так подумают, что ты в туалет выходил.

В глазах пьянчужки мелькнуло сомнение, но куртка была старой и не совсем чистой, к тому же порванной на рукаве, а выпить хотелось очень. Решившись, он стянул с себя куртку и отдал мне. Я сразу же натянул ее на себя (не май месяц) и подсадил страждущего в окошко. Как только он скрылся с глаз, я быстро побежал вокруг гостиницы, чтобы не отсвечивать у входа. Обежав ее кругом, я подошел к углу и осторожно выглянул. Ляли пока не было.

***

В это время Ляля выпивал в компании малолеток, что из уважения к его былым заслугам и отсиженным трем с половиной годам, пригласили его отметить день рождения одного из них в ресторане. Он понимал, что взяли его для солидности, без него могли и не пустить, хотя половине из них уже стукнуло восемнадцать, но кто его знает, как бы сложилось? А в ресторан им очень хотелось, ресторан — это же красивая взрослая жизнь! Ляля смотрел на них мутным взглядом и думал, что половина из них точно сопьется, кто-то наверняка сядет, красивая жизнь — она такая. Но ему это по барабану, лишь бы наливали. И он, накатив еще рюмаху, продолжил свой рассказ о блатной жизни на зоне, в котором было много хвастовства, много вранья и совсем немного правды. Но парни слушали с открытыми ртами, блатная романтика кружила их хмельные и дурные, чего уж там, головы. И между тем Ляля продолжал натравливать их на Пастора, плел и плел им что-то за него, а те ему верили. Пускай, думал он, хоть они отмудохают его как следует, чтобы он, сука, не улыбался своей змеиной ухмылочкой. Здесь не зона, кто с них спросит? А он рисоваться не будет, пойди, потом докажи, что он при делах. Мало ли что пьяным пацанам могло в Пасторе не понравиться, они ж дурные, бакланы, это все знают, могут и до столба докопаться, когда бухие.

И Ляля заливался соловьем, когда к их столику подвалил какой-то мужик и, обращаясь к нему, сказал:

— Ты же брат Ивахи, да?

Ляля согласно кивнул.

— Тебя там Иваха на улице ждет за углом, где кусты, — сказал, чтобы шел быстрее.

И тут же отвалил к выходу. Ляля длинно выругался, но старшего брата он побаивался, тот не отстанет, может и в рыло дать, если не пойти, откуда только узнал, что он здесь? Да, прошло то время, когда брат был горой за младшего, сейчас тому самому до себя. Млять, наверняка упадет на хвост, вот же не вовремя-то, а? Но деваться некуда, надо идти, тем более что и эти малолетки брата его знали и уважали.

Ляля нехотя встал из-за стола и, сказав приятелям, что он быстро, пошел на выход. Те понимающе кивнули, тут же забыв о нем, поскольку все их внимание сейчас привлекала компания девиц, гулявшая через столик от них. Может быть, кто-то из них даже подумал, что если Ляля (даже они за глаза называли его так) не вернется, то и хрен с ним. Они уже в ресторане, никто их теперь не выгонит.

Ляля же сбежал по крутой лестнице, на которой немало подвыпивших посетителей ноги поломало (кто в ресторане такие лестницы делает?) за время существования гостиничного комплекса, закрывшегося в девяностые, а потом постепенно и разрушившегося, и выскочил на улицу, решив не брать куртку в гардеробе. Оглядев тусующихся у входа людей и не увидев брата, вспомнил, что мужик сказал «ждет за углом, у кустов», и, поеживаясь от холода, быстрым шагом пошел направо. Свернув за угол, тут же увидел в полутьме после освещенного входа, фигуру брата, засунувшего руки в карманы и, ссутулившись, смотревшего в сторону кустов. Что странно, Ляля почему-то даже не усомнился, что это именно его брат. Неизвестно, что сыграло здесь свою роль: то ли водка, уже затуманившая мозг, то ли похожая в полутьме фигура в старой куртке, то ли желание быстрее разделаться с этой проблемой. А, скорее, все сразу, но он подбежал к ожидавшей его фигуре и хлопнул по плечу: