Крепостная (СИ) - Брай Марьяна

Рисунок на шкатулках был другой. На зеленом фоне красные розы, на красном – белые лилии. И тому подобное. Я делала шкатулки не для людей побогаче, а для того самого середнячка из крестьян, который тоже хочет положить в приданое дочери что-то красивое.

Шкатулки разошлись за три часа. Бохай, продающий мои подносы дорого, собрал возле себя и женщин, таращащихся на невиданную объемную роспись, и таких же, как он, торгашей.

Я подошла к нему только когда Нюра с Фирсом уехали, забрав с собой что-то около сотни, но наших честно заработанных денег. Шкатулки подороже я не стала брать на ярмарку. Их я копила для Бохая на следующую торговлю.

Но был у меня еще задел для купца, которому приглянулись пасхальные, расписанные под яйца шкатулки. Круглые и овальные болванки Николашка уже выполнял, почти не глядя. Осип набил руку зачищать их так, что любой зазор или вставшие деревянные волокна чуял пальцами.

Мы стали отличным коллективом. Когда Осип узнал, что заработали мы больше, чем у него получалось за полгода, открыл от удивления рот.

— Надо нам людей нанимать, Осип Германыч, - вечером за чаем я подняла тему, и он отложил книгу. Какое-то время кусал губу, а потом посмотрел на меня.

— Много людей? – он уточнил это с видом человека, принявшего информацию. И теперь, не спрашивая, что и почему, выяснял конкретное количество.

— Если нам за лето надо сделать штук сто полюбившихся вам круглых и овальных шкатулок, вы с Николашкой справитесь?

— За лето? До осени, конечно. Только сидеть столько спина моя не позволит. Но Митрофан, один из работников, дело это знает. Могу его посадить на первое время рядом, а потом подменять меня станет, - по делу и со всеми деталями ответил Осип. Работать с ним было одно удовольствие!

— А я не справлюсь, Осип Германыч. За один день я могу один слой только написать. И не больше пяти шкатулок. В две пары рук было бы легче. А самое важное: я не художник. Есть у меня идея – сложные пейзажи на крышки наносить, людей. И даже понятно чтобы было, какая погода на изображении.

— Художников тут не сыщешь. Надо в Троицке искать. Коли считаешь, что нужно, поезжай в Троицк. Только не одна. С Фирсом! Там можно в газете губернской объявление подать. Заплатить, чтобы в ближайшем номере вышло. И адрес наш указать.

— А люди из Троицка сюда запросто так поедут? Это ведь надо понимать: что может человек! – засомневалась я в его плане.

— Или тогда время назначить и еще раз приехать. Сейчас тепло. Хоть в чайной можно назначить. С утра и до обеда, допустим, - подумав, согласился Осип.

— Так и сделаем. Когда можно поехать?

— Да хоть и в понедельник, послезавтра. Фирс за одно заказ мой прикупит для мастерской, почту может забрать в город попутно. Он знает, где газета. В ночь выедете, раным-рано на месте будете. До обеда все решите и вечером вернетесь ужо.

— Так и сделаем, - согласилась я и даже порадовалась запланированной вылазке. Посмотреть хотелось на другие города и начать уже дело расширять. Боязно было до жути, но жизнь мне показала, что рвать и метать дело надо вовремя, чтобы потом волосы не рвать. Тем более часть этих денег, что лежали сейчас у Осипа на столе, были моими, и я уже могла платить зарплату. На худой конец, положенная мне ежемесячно двадцатка подстраховала бы!

— Возьми часть, - Осип отодвинул от себя пачку мятых, но разглаженных и сейчас придавленных грузом для бумаг купюр. – За объявление заплатить, в дороге и в Троицке пообедать. Да и мало ли, что еще понадобится.

— Спасибо, - я улыбнулась и отсчитала тридцать рублей.

— Сотню бери. Поди, не в кабак едешь, не прогуляешь, - захохотал Осип, и я поддержала его веселье.

В итоге взяла пятьдесят. Страшили меня деньги в пути. Но понимала, что если приспичит, тут не позвонишь, не попросишь и на карту никто не переведет!

А еще, что немаловажно, я получила на руки свои документы, в которых я значилась Митрошиной Надеждой Дмитриевной!

Глава 48

В сравнении с Верхнеуральском, похожем на избу, где живут мастеровые, работяги, крестьяне и солдаты, Троицк показался мне нарядным будуаром.

Нет, не сказала бы я, что город был хоть чуточку похож на столицу! Просто здесь как будто все было подчинено порядку: и расположение улиц, и аккуратная, хоть и небольшая, центральная площадь, и чистые кованые мостики через речушки и ручьи. Если все эти вопросы решал городской голова, то за него я голосовала бы с превеликим удовольствием.

Контора нужной мне газеты представляла собой двухэтажное беленое здание с окованной железом дверью. Над крыльцом нависал козырек с железными завитушками, благодаря чему обитель прессы выглядела молодцевато, словно блеклый невзрачный паренек отрастил очень модные усы.

Тишина в здании стояла, как в библиотеке. Я представляла себе издательство местом, где шумно толпятся сотрудники. Но потом вспомнила, где нахожусь. А самое важное – когда!

Мужчина с приглаженными, даже можно сказать, чуть зализанными редкими волосами и усиками восседал за столом за единственной дверью после тесного тамбура.

— Добрый день, простите, что отвлекаю, - начала я осторожно, заметив, что он вовсе даже не занят, а рассматривает проходящих за окном людей, покручивая ус. – Я хочу подать объявление в газету…

— Срочное на послезавтра у нас стоит тридцать копеек, а ежели вам без разницы, когда – девять. Но срочное можно оформить из двадцати слов, а несрочное только из десяти! – быстро отчеканил он привычную ему информацию.

— Срочное. Как это сделать? – я присела на указанный мне стул.

— Диктуйте, а потом оплатите в кассе. Она за той дверью, - пером он указал на дверь: кабинет был проходным. Он, скорее всего, обычный секретарь. Но апломба в нем было, как у главного редактора Московского Комсомольца.

— Ищу художницу или художника для работы в мастерской. Умение писать миниатюры, переезд в Верхнеуральск. Оплата высокая. Жду желающих… - я задумалась над датой, учитывая, что выйдет объявление послезавтра и пару дней, которые нужно было дать людям на прочтение. – Жду соискателей в чайной на Елисейской, 13. С восьми утра до обеда, - закончила я.

— У вас больше слов, чем нужно. Может художника без художниц напишем. Нет женщин художниц, знаете ли… - важно заметил секретарь.

— А если я заплачу два рубля? – тихо предложила я.

— Хорошо, тогда оставим, - оплата больше чем в двадцать раз решила все проблемы.

Я оплатила два рубля, а еще записала адрес издательства, чтобы в случае необходимости не ездить, а писать письма. Между этими городами почта работала прекрасно. Два раза в неделю письма доставлялись в обе стороны.

На выходе я чуть не столкнулась с пожилой женщиной в шляпке и завязанной поверх нее дырявой шалью. Это было странным хотя бы тем, что на улице было почти лето. Шелковый платочек, подаренный некогда Евгением, был вполне уместен для этой погоды.

Она принялась извиняться, хотя виновата в нашем столкновении была я.

— Выметайтесь, я уже тысячу ра-аз ва-ам сказал, что нам не нужны ваши миниатю-ууры, - грозно и без какого-либо уважения закричал на старушку секретарь, как только между нами оказалась дверь.

Женщина что-то говорила, срываясь на плач, но мужчина то ли ударил по столу кулаком, то ли топнул. Дверь дрогнула. И начала отворяться. Женщина почти выпала из кабинета, и я ее снова поймала.

— Девонька, прости непутевую. Ноги не держат почти, - несчастная шарила по мне руками, словно боялась, что я ее сейчас отпущу, и она повалится.

— Идемте на улицу, вы там успокоитесь. Не плачьте. Вы не ударились? – я почти приподняла ее и вывела наружу. Она была легкой, как тринадцатилетняя девочка.

— Извините, простите, - торопливо повторяла она и часто сглатывала, словно горло ее было сухим.

На улице я рассмотрела женщину. Мне показалось, что ей не меньше семидесяти. Таких называют Божьими одуванчиками: седая, лицо в тонких, как мятая папиросная бумага, морщинках, опущенные уголки рта, тонкий нос и почти прозрачные, как небо, глаза.