И ему это нравится.
— Хочу предупредить, что убью тебя, — наконец, произносит он.
Почему-то серьёзно. Жёстко.
А я будто в противовес, вцепившись в его широкие плечи, не, жалея его, вцепившись, словно в камень, добела пальцев, смеюсь, как последняя истеричка.
Или лучше сказать — первая?
Он вновь выгибает бровь. А мне нравится, когда он так делает. Озадачивать фэйри — особенное удовольствие. Жаль только, что эта маска быстро сменяется безразличием и клубящейся тьмой в глазах.
— Я не удивлена, что сказать, — произношу сквозь смех. — Что, прямо здесь? Я уже своё отреагировала, по-твоему?
— Я не договорил, — отзеркалив мой смешок, отвечает он. — Ты не умеешь слушать.
— Да? — хлопаю ресницами. Глупышка. Всё ещё в образе парня, как бы. Но это мелочи. Вряд ли такого, как Багул, смутит. — А чего ж ты такую долгую паузу сделал? Тишина стояла, знаешь… гробовая.
Он облизывает губы. Приближается на несколько сантиметров. Будто пробивает ауру вокруг меня. И произносит:
— Я убью тебя в тот миг, когда начнёшь рассказывать кому-то о том, что слышала от демоницы.
Я представляю, как выгляжу в этот миг. В миг, когда полностью осознаю его слова.
— Хочешь, чтобы я просто наблюдала за тем, как мир катится в тартарары? Никому не сказала?
Он кивает, всё ещё не сводя с меня лукавого взгляда.
— А, может, драконы хотя бы уже знают? Если это такое супер-пупер важное пророчество, то…
— Нет, — не издевается он, на удивление, и умерщвляет мою надежду сразу же. — Никто помимо демонов, нас и богов не знает… Демоница рассчитывала на сделку с тобой, одним из условий которой было бы молчание. Ей, как и мне, нравилось пугать тебя.
Я прерывисто выдыхаю.
— Ты сказал, что наблюдаешь за мной. Ты. Все вы. Что это — развлечение. Может быть, этот запрет нужен для того, чтобы я сама предотвратила Апокалипсис? В этом дело? Хочешь посмотреть, как я спускаюсь в ту дыру? Или как вызываю их дьявола на дуэль? — жаль, усы в карман убрала, так бы ещё могла их покрутить для пущего эффекта.
Он вновь смеётся. На этот раз его смех скор на завершение и лёгок, словно лебединый пух.
— Ты не сможешь ничего сделать.
— Значит, просто наблюдать, ждать погибели? Зачем, хочешь видеть, как я страдаю от ужаса? От чувства вины? Как забившись в угол жду Апокалипсиса, ведь всё прочее просто в один миг стало бессмысленным? Тебе будет весело? — сдерживаюсь, чтобы не заплакать. Упрямо до одури улыбаюсь. — А что значат мои страдания рядом с тем, что произойдёт во время этих ваших перемен, а? Для чего всё это? Почему ко мне прицепился?
Он слушает мои выпады, слегка нахмурившись (очаровательно), и отвечает с необыкновенным терпением:
— Уговор прежний. Если хочешь жить — должна радовать меня. Развлекать и развлекаться.
— Зная, что этот корабль в итоге пойдёт ко дну? На минуточку — совсем скоро!
— Корабль?
— Это выражение такое!
Заглядываю в его глаза. Умоляюще. Знаю, силой ничего не вытребовать у него. Но, может быть, он всё-таки передумает, сжалится? Ведь его настроение переменчивее, чем небо Англии…
— Милая, — на удивление нежно произносит он и касается костяшками пальцев моей щеки. А мне стыло, потому что знаю — любая нежность, любое тепло — лишь имитация того, что он вытянул из моих воспоминаний или чувств других людей. — Ты не должна думать об этом. Разве же я позволю каким-то парнокопытным навредить моей дочери? Или её миру… Угождай мне — вот что главное.
Парнокопытным. Да, он определённо относится к демонам не лучше, чем к людям. А, может быть, даже хуже. По крайней мере, за весь разговор имя Найт он так ни разу и не назвал, ограничиваясь безликой демоницей.
Я застываю, слегка нахмурившись, обдумывая его слова.
Ему зачем-то нужно было, чтобы я узнала о пророчестве.
И так же зачем-то нужно, чтобы я ничего не предпринимала.
А иначе убьёт и глазом не моргнёт…
В какую же игру он играет?
— Не пытайся меня разгадать, — глаза лукавые, улыбка обаятельная, почти что тёплая, почти что живая. Как легко было бы поверить, как легко было бы обмануться… — Я — божество.
— Может быть, тогда ты тот самый, кого Найт так ждёт?
Его это забавляет.
— Точно знаю, что это не я.
Что-то в этой фразе есть… что-то такое, что пробирает до костей.
— Значит, ты хочешь, чтобы я продолжала вести себя как обычно и не брала в голову Конец Света? Просто доверилась тебе? Серьёзно?
— Несерьёзно, но да. В конце концов, Тоня, выбор у тебя есть. Только тебе решать — жить или умирать.
Он вглядывается в меня.
Будто бы хочет сказать что-то ещё, но словно гром нас едва не сбивает с ног сильный голос генерала-дракона:
— Эй! Евпатий!
Это будто вырывает меня из сна. Ненадолго. Ведь спустя мгновение Багул притискивает к себе, вновь впивается ногтями в подбородок и… будто собирается поцеловать.
Сопротивляться сложно.
— Хочешь, чтобы разорвалась моя истинная связь с Ричардом? — произношу шёпотом.
Это звучит очень лично. Не могу отделаться от этого иррационального ощущения. Словно я спросила о чём-то неприличном.
Багул усмехается одним уголком губ.
Змеиной кожей.
— Думаешь, поцелуй со мной — это измена?
Вздрагиваю.
Генерал приближается, хочет настигнуть меня.
А я не могу отвести взгляд от аспида.
Будь что будет… Тут Апокалипсис на хвосте! Мне на мгновение уже так всё равно, что хоть на костёр тащите — бровью не поведу.
Смотреть на Багула, значит, растворяться в вечности.
— Глупая, — с притворной любовью произносит он, — а с ветром целоваться разве измена?
И касается моих губ.
Тело простреливает сладкой болью.
Вокруг нас вихрь. Лёгкие касания ветра ласкают мою кожу. Я знаю, мы исчезли из поля зрения дракона. Как и тогда рядом с демоницей — мы где-то за гранью видимости.
Аспид обнимает меня.
Я растворяюсь в нём.
Сладкий сон заканчивается. Ветер стихает. Я открываю глаза.
И…
— Удобно однако!
Оказываюсь в собственной постели. В покоях принцессы Виктории.
Видно, аспид перенёс меня сюда, когда у него больше не осталось слов. Разговор окончен, правила этой игры мне ясны.
Вот только во что я именно играю — до сих пор непонятно.
Закусываю губу. От поцелуя остался лишь холодок… Истинность недовольно ворочается в груди, но не более. Целоваться с ветром — не измена.
А Багул — не мужчина.
Ясно. Запомнили. Уяснили. Намотали на ус.
Осадок после разговора с демонами и одним невыносимым аспидом остался нешуточный. От мысли, что и эта моя новая жизнь закончится скоро — не по себе. Одно дело — уступить, например, той, чьё тело я занимаю. Другое — погибнуть бессмысленно в топке со всеми прочими людьми, которые не заслужили ничего подобного.
Не знаю, конечно, что будут делать демоны после переворота и пришествия их бога, но у меня сложилось впечатление, что ничего хорошего.
И что же мне делать? Просто заткнуться и ждать, как хочет Багул? Игнорировать глухую тоску и улыбаться, развлекать его?
Совсем недавно я готова была свернуть горы, сейчас же способна лишь на то, чтобы стиснуть похолодевшими пальцами простыню и сдержать крик.
— Эй, где ты была? Это же не эльф тебя перенёс? А кто тогда? — вздрагиваю от голоса Алисы. Он доносится из-под подушки. Точно, я ведь сама её туда убрала.
Всхлипываю, вытираю выступившие слёзы.
Багул пояснил доходчиво — у меня нет выбора. Либо молчу, либо умираю в попытке рассказать кому-нибудь или что-нибудь предпринять. Он обронил, что если буду слушаться, может быть, и не погибну.
И в этом случае уже даже нет разницы, стоит ли ему верить.
— Ну что ты там? Плачешь что ли?
Слышу, как хлопают страницы моей помощницы и делаю судорожный выдох. Мне нужно верить в лучшее. Нужно продолжать делать всё, чтобы обезопасить себя. Найти опору в этом мире. Может быть, в деньгах. Может быть, в магии. На мужчин здесь, как и в моём мире, надежды всё равно нет.
