«Вот как тут не обосраться», — Лёхе было страшно наблюдать эту картину.
— Кузьмич! Снимай! Оскар тебе обеспечен! — заорал в восторге Лёха, — это вообще что было, на мину наскочили?
Кузьмич, судорожно щёлкал фотоаппаратом, стараясь запечатлеть опадающий взрыв и торпеду, стремительно приближающуюся к гиганту.
Кузьмич, не отрываясь от объектива, доложил:
— Прямо в нос идёт…
Линкор сделал всё что мог и почти увернулся от торпеды.
Раздался еще один взрыв, он был поменьше первого, у носа линкора и столб воды взметнулся едва ли в половину от предыдущего.
— Попали!!! Ура!!! — орал в восторге Лёха.
Ему в экстазе вторил экипаж.
— Лёша! Смотри! Вон лодка под перископом! — снова заорал Кузьмич.
Лёха заложил резкий вираж, экипаж дружно треснулся головам о борт, зато Лёха увидел в синей глубине моря темную тушу подводной лодки.
«О как! Помошнички какие!» — успел удивиться Лёха.
— Лёша! А топлива только-только до Сандтандера! — обрадовал его Кузьмич, — курс влево тридцать.
— Алибабаич! Доложи Острякову, что мы на Сантандер пошли по остатку топлива, — крикнул по внутренней связи Лёха, не в силах сдержать переполняющие его гордость и восторг.
Лёха набирал высоту, ложась на курс к ближайшему и уже такому родному аэродрому республиканцев.
Наверное если бы мятежный линкор получил только одно торпедное попадание, то у экипажа были бы хорошие шансы довести его до порта. Но что вышло, то и вышло.
Умирающий линкор медленно и неуклонно кренился на левый борт. Гигант, когда-то внушавший страх своим низким силуэтом и грозными орудиями, теперь казался беззащитным, словно раненый зверь. Вода уже захлёстывала нижние палубы, и судно, с каждым мгновением теряя устойчивость, наклонялось всё сильнее. Его трубы испускали чёрный дым, а орудия, больше неспособные нанести удар, казались лишь немыми свидетелями собственной гибели.
Эсминец, сопровождающий линкор, будто почуял беду. Бросив преследование несчастного парохода, он развернулся и на всех своих доступных парах помчался к своему смертельно раненому собрату. Словно маленький помощник, он не мог смириться с тем, что мощный линкор, символ силы, погибает прямо у него на глазах.
И вот теперь, наблюдая за этой сценой, Лёха мог с уверенностью сказать, что все их мучения и риски были не напрасны. Это была победа, пусть и добытая с таким трудом. Линкор, этот монстр войны, больше не будет угрожать их морям. Всё остальное — сожжённое топливо, потраченные силы и пережитые нервы — теперь уже казалось мелочью.
— Камандир! Истребитель вижу! Четыре наверное, слева с перёд идут! — обрадовал всех на борту Алибабаевич.
Глава 45
Слабоумие и Отвага!
23 мая 1937 года. Аэродром Манисес, окрестности Валенсии.
К концу маю 1937 года республиканский флот в лице Кузнецова уже располагал пятью бомбардировщиками по штату, включая самолёт Лёхи. С одной стороны Кузнецов сумел выцарапать несколько самолётов из недавней майской поставки, с другой испанское командование наконец осознало важность морских поставок и самое главное обеспечение их безопасности.
Однако техника постепенно изнашивалась и нуждалась в постоянных ремонтах, так что редко удавалось поднять в небо более трёх-четырёх машин одновременно. Командование этим небольшим отрядом поручили опытному Ивану Проскурову, а Лёха попал в звено к Острякову. Этому он был только рад — к командирской работе его не тянуло, куда больше хотелось проводить время в воздухе, чем за штабными делами.
Когда Кузнецова спросили, почему он не предложил на командную должность Хренова, воющего в Испании дольше любого другого лётчика, он рассмеялся:
— Вы хотите превратить войну с фарс? Он или немцев с итальянцами утопит, или британский флот вынесет целиком из Средиземноморья. Хренов, это же ходячая бомба без замедлителя.
Он даже не подозревал, как был близок к истине.
К этому моменту республиканское командование начало признавать, что самая надёжная противовоздушная оборона, как шутил Лёха, — это «наши танки на аэродроме противника». Особенно остро это осознание пришло после того, как транспорты с оружием и продовольствием, идущие под охраной республиканских эсминцев, встретив крейсера мятежников «Балеарс» и «Канариас», были вынуждены повернуть обратно в Алжир после короткого боя.
Наконец республиканское начальство, обратило внимание на настойчивые просьбы Кузнецова сосредоточиться на франкистской эскадре, базирующейся на Майорке.
* * *
На конец мая планировался масштабный удар по силам противника на Майорке, и для организации операции на аэродром Манисес под Валенсией прибыло множество высокопоставленных испанских офицеров, благо до центра города и расположения всех штабов было всего восемь километров… Для налёта сюда перебросили 9 армейских «Катюш», почти все с испанскими экипажами, и добавили три самолёта от флота. Аэродром ожил: всё вокруг наполнилось движением и суетой, предвещая грандиозную операцию. Операция обещала стать грандиозной.
— Ожидание массового трындеца, — так охарактеризовал эту нездоровую возню Лёха, глядя с сомнением на происходящее.
Кузнецов, засёкший Лёху в гуще суеты, схватил его за рукав и предупредил:
— Есть мнение держать в тайне новый метод топ-мачтового бомбометания.
Лёха, внутренне закатив глаза, мысленно фыркнул:
«Фьють, и этот нахватался — „есть мнение“, вроде был адекватный командир!» — плюнул про себя Лёха.
Кузнецов, не замечая недовольства, продолжил с усмешкой:
— Так что, Алексей, не геройствуй, пусть Кузьмич целься лучше с горизонтального полёта, — добавил Кузнецов, усмехнувшись.
Лёха коротко кивнул, но внутри у него нарастало сопротивление. Ему совсем не нравилась идея идти в парадном строю на высоте трёх тысяч метров торжественным маршем, под зенитным огнём и на виду истребителей врага. Ещё больше напрягали слухи о том, что на Майорке теперь базируются немецкие «мессеры». Лететь под угрозой их атаки и рассчитывать, что налёт пройдёт по плану, казалось ему безумием.
На его осторожные возражения и попытку предложить альтернативный план налёта, — ведь если на Майорке действительно базируется хотя бы одно звено «мессеров», они легко наберут три тысячи метров высоты за пять минут и ссадят бомбардировщики с неба, — Лёхе ответили сухо:
— План утверждён на самом верху. Видишь, какая сила собрана! Так что не надо паниковать.
— Точно трындец, — не аккуратно высказался Лёха, чем заработал просветительную лекцию от Острякова о вреде пораженческих настроений.
— Вашим главным противником, — серьёзным тоном подчеркнул Кузнецов на вечернем инструктаже, — остаются крупные корабли мятежников. Поэтому важно понимать, как подходить к атаке на морские цели, — он бросил взгляд на лётчиков.
Иван Проскуров пожал плечами, как бы оправдываясь, и спокойно ответил:
— Остряков с Николаевым имеют опыт атаки бомбами линкора в Сантандаре. Хренов это отдельная песня, наш уникум где только не отличился, и бомбами и торпедами. Остальным лётчикам с кораблями, если честно, дела иметь ещё не приходилось, но и самолёты у них пока не готовы… Мой самолёт встал замену моторов, сможем выставить от флота три самолёта. Логично и выделить три имеющих опыт экипажа под общее командование испанцев.
Он усмехнулся, заметив заинтересованные взгляды, и, махнув рукой в сторону товарищей, добавил:
— Тем более у Хренова вон есть крупный специалист по запугиванию англичан! — с иронией произнёс Проскуров, кивая на Кузьмича, который тут же притворно закашлялся, изображая скромность.
Команда дружно засмеялась, а Проскуров, выдержав паузу, продолжил:
— Жалко только, что торпед больше нет. А то бы Хренов весь франкистский флот извел бы подчистую. В ноль!
Он ухмыльнулся, и в его голосе прозвучала такая уверенность, будто следующая же атака действительно могла бы оставить врага без кораблей.
